Ивонн хорошо понимала, что нужно было рассказать Туру раньше. Но она молчала. Она боялась его реакции и того, что он на это скажет[15]. В глазах Тура это молчание было таким же серьезным, как и ложь. Он чувствовал себя обведенным вокруг пальца, а это непростительно.

Как старшей дочери Аннетте пришлось побороться, чтобы получить разрешение гулять с мальчиками. Туру не нравилось, что она, а позднее и двое ее младших сестер ходили на дискотеки, и если они все-таки туда пошли, он настаивал, чтобы они возвращались домой до полуночи. Поскольку дискотеки начинались не ранее 23 часов, такое повеление было невыполнимо для любящих потанцевать девушек. Чтобы возвращаться, по крайней мере, в час ночи, они украдкой переводили отцовский будильник на час назад, когда возвращались домой[16].

Тур и Ивонн давно беспокоились за Аннетте и ее отношения с мальчиками. Во время визита в Коллу одна из близких норвежских подруг Ивонн заметила, как им не понравилось то, что Аннетте заинтересовалась соседским юношей, и они старались максимально ограничить их контакты. Подругу звали Грете Алм, она была психологом. Из последующей переписки между ней и Ивонн видно, что беспокойство стало постоянным. В одном из писем Грете считала, что они зря волнуются. Они считала, что Аннетте нашла в этом юноше нечто большее, чем простую влюбленность и «все, что с ней связано». Она описывала Аннетте как взрослую девушку, но «во многом одинокого человека, ищущего, помимо чувств к этому юноше, более человечного контакта»[17].

Тур также хорошо знал Грете Алм. Вместе с ней и Ивонн они отправлялись в походы на Пасху в Норвегии, она часто приезжала в Коллу. В одном из писем Ивонн она упомянула, что слышала, будто Тур выступил «с блестящим докладом» в Норвежском студенческом обществе о том, как «так называемые примитивные народы воспринимают нас, так называемых цивилизованных». Она считала, что доклад свидетельствовал о способности Тура ломать условности и смотреть на проблемы под иным углом. Основываясь на этом, она написала абзац, предназначенный для Тура, надеясь, что Ивонн даст ему прочитать:

«Ты, в отличие от многих других, должен иметь все предпосылки, чтобы понять Аннетте. Я знаю, что ты очень занят, я видела, как ты работаешь. <...> Но когда ты объезжаешь верхом на муле свои прекрасные владения, не мог бы ты немного отвлечься от своих забот о хозяйстве и урожае, о науке и судьбах мира и развитии и немного подумать о судьбе Аннетте сейчас и в будущем. Как Аннетте себя чувствует, что с ней происходит, о чем она думает, что чувствует, и как для нее выглядит мир? Я боюсь быть неправильно понятой <...> но все-таки скажу, что вы оба имеете склонность слишком легко и поверхностно объяснять [выделено Ивонн] то, что вы воспринимаете как проблему в отношении Аннетте».

В конце письма она предупреждает, чтобы Тур и Ивонн не оставляли Аннетте наедине «со своей первой большой любовью», поскольку «в ее чувствах к этому юноше замешано очень многое. Ее тоска по отцу, по матери <...> по контакту и пониманию».

Находясь в стране, где папа римский предписывает воздержание до брака, а суждения благочестивого народа по вопросам морали легко принимают более ядовитые формы, чем в Норвегии, Тур и Ивонн также беспокоились и о том, чтобы открытые отношения дочери с молодыми людьми не повредили доброму имени и репутации семьи[18].

Однако Аннетте это не беспокоило. Хоть она и была одинокой и искала контакта, она рано стала крайне самостоятельной — свойство, за которое ей следовало благодарить бабушку Алисон. Когда летом 1969 года Ивонн пригласила своих дочерей на Барбадос, чтобы встретить Тура и других членов команды после первого путешествия на «Ра», Аннетте впервые сказала «нет», она лучше останется дома, проведя время с любимым. Когда она все-таки подчинилась и поехала со всеми, то это было сделано из восхищения достижениями отца и преданности семье.

Аннетте родилась в Норвегии, но в возрасте пяти лет приехала в Италию. В 1971 году она закончила гимназию в Алассио,

будучи восемнадцати лет от роду. Она хотела изучать старинных мастеров и поступила в Академию искусств в Генуе. Спустя некоторое время она бросила Академию и переехала в Милан, чтобы изучать язык и литературу в местном университете.

Реакцию отца на известие о грядущей свадьбе она восприняла очень тяжело. Будучи расстроенной, все свои чувства она обрушила на Лилиану, которую назвала «сплетницей»[19]. Она не принимала отношения отца и Лилианы. Мешая ей устраивать личную жизнь, сам он в то же время дал себе полную свободу. Пока она горевала, он утешался с Лилианой.

Имея доверительные отношения с сестрой Ивонн, Берглиот также сблизилась с Туром. После смерти его матери Алисон в 1965 году в возрасте девяноста двух лет Берглиот стала для него чуть ли не самым уважаемым человеком в семье. Она единственная могла, глядя ему в глаза, называть вещи своими именами и в то же время быть услышанной. Но после конфликтов в связи с адюльтером Тура с Лилианой и планируемой свадьбой Аннетте даже Берглиот не могла больше до него достучаться. «Я понимаю, что ты в шоке из-за Аннетте, но теперь уже все позади, жизнь должна продолжаться, — писала она ему. — Мы всегда встречаемся по случаю горя — болезни — разочарований — мы уже больше не подростки — Андерсу скоро исполнится 60 лет, да и тебе недолго до этого осталось. Как будет дальше развиваться наша жизнь, во многом зависит от того, как мы будем воспринимать эти разочарования. Способны ли мы видеть их в более широкой перспективе, или мы неспособны видеть дальше своего носа?»[20]

Тур согласился с тем, чтобы жизнь шла дальше, но, к огорчению Берглиот, далеко не теми путями, как она надеялась. Однако невестка не теряла оптимизма. Она думала, что через несколько лет они с сестрой посмотрят на эти события как на что-то нереальное, что больше никогда не повторится[21].

Что касается Ивонн, то этот оптимизм был уничтожен во время рождественскою ужина в Колла-Микьери в 1972 году. Было много гостей, большинство из них — родственники. Сидя спиной к камину, Тур внезапно взял слово, чтобы сообщить одну новость — как он это назвал. Воцарилась тишина, даже бокалы перестали звенеть. Все обратились к хозяину, который, сидя спиной к огню, выглядел, как черный силуэт.

Он был краток и сказал лишь, что это Рождество — последнее для него здесь, в главной усадьбе Колла-Микьери. Поскольку поcле Рождества он собирает свои вещи и переезжает в другое владение[22].

Дерновая крыша. В отдаленном углу своего итальянского владения Тур построил себе и Лилиане дом в норвежском стиле

Слушатели потеряли дар речи от шока и смотрели друг на друга. Другое владение? Они сразу поняли, в чем дело, но неужели дело зашло так далеко, что это должно было случиться прямо сейчас?

Другое владение — это место, где он часто скрывался с Лилианой. Теперь Тур хотел забрать ее туда и построить собственный дом, в котором они могли бы жить. Дом, построенный по образцу норвежского загородного домика, с фасадом из лесных бревен, открытыми балками в комнате и травой на крыше. Пока дом не готов, он будет жить и работать в старой башне, что стояла там со времен римлян. Лилиану он разместил в автофургоне.

Несмотря на этот разрыв с Ивонн, Тур не хотел разводиться. Ивонн также не предпринимала шагов в этом направлении, надеясь, что однажды он вернется обратно, как он всегда делал после прежних похождений. Даже если от душевной стороны брака не осталось ничего, они позволили ему хромать дальше на юридических костылях.