Во время раскопок в Бахрейне Джеффри Бибби нашел верные доказательства того, что купцы из Дильмуна плавали с западного побережья Индии в Месопотамию, на такое же расстояние, как из Африки в Центральную Америку, и это происходило eще в 2500 году до н.э. Поскольку сам он был «сухопутной крысой Бибби исходил из того, что те плавания совершались вдоль берега, и дальше по этому поводу не размышлял. Но плавания на «Ра все-таки доказали, что примитивные транспортные средства чувствовали себя лучше в открытом море, чем у берегов.

Ученые считали, что люди не могли пересечь открытый океан до тех пор, пока не научились строить деревянные корабли. Но после экспедиции на «Ра» Бибби полагал, что это утверждение больше не является справедливым. Знания о том, как выглядели корабли, плававшие в Индийском океане в III тысячелетии до н.э. были, конечно, зачаточными. Но теперь Тур Хейердал продемонстрировал, что пришло время вернуться к этим проблемам исследовать их заново. Можно ли предполагать, что корабли купцов из Дильмуна были построены из тростника, который большом количестве растет почти повсеместно в Месопотамии Бибби так вдохновился этой мыслью, что в конце своей рецензии призвал Хейердала предпринять новое морское путешествие из Вавилона в долину Инда на судне, построенном из месопотамского тростника, в следующий раз, как он соберется в экспедицию[135].

Тур Хейердал признавал, что американский антрополог Герберт Спинден спровоцировал его на экспедицию «Кон-Тики»[136]. Подобную ответственность в отношении путешествий на «Ра» он приписывал археологу Джону Роуи, тоже из США[137]. Неужели Джеффри Бибби, первооткрыватель Дильмуна, посредством своей рецензии забросил семя, из которого выросла экспедиция на «Тигрисе»? Хейердал сам не комментировал этот вопрос, но нет никаких сомнений в том, что он в значительной мере воспользовался трудами Бибби.

Разговор за столом в Орхусе коснулся и Дильмуна, и Тур, обрадовавшись услышанному, захотел немедленно отправиться в nyть. И как бы «сказочно повезло», если бы Бибби случайно оказался в Бахрейне, когда «Тигрис» в ноябре-декабре встанет там в гавани? Тогда «ты сам смог бы показать нам свое царство», — писал впоследствии Тур Бибби, благодаря его и жену за гостеприимство и интересно проведенное время. Если бы Бибби приехал, Тур обещал остаться в Бахрейне на два-три дня, прежде чем отправляться дальше[138].

Мертвый штиль.

«Тигрис» лег в дрейф, беспомощный, как пробка. Буксир, который утром вывел тростниковое судно в открытое море, отдал канаты и вернулся домой. Легкий утренний бриз, из-за которого трудолюбивая команда поставила парус, также стих. Теперь полотно обреченно повисло на рее, слегка хлопая по мачте при слабой качке.

Они покинули Фао, маленький городок в самой глубине устья, воспользовавшись отливом. Теперь нужно поворачиваться, потому что течение вскоре принесет их обратно к берегу. И это сейчас, когда весь экипаж на борту «готов к труду и обороне», а в голове только одна мысль — плыть!

Мертвый штиль. Туру Хейердалу не везло с попутным ветром во время плавания на «Тигрисе». По пути ему приходилось менять маршрут плавания

Штиль в это время года? Судя по всем признакам, сейчас должен дуть свежий северный ветер!

Сейчас пятница, 2 декабря. Они давно должны были отправиться в путь, но прохождение вдоль реки от «Садов Эдема» к побережью заняло больше времени, чем планировалось. В той спешке, которая ознаменовала собой отправление, предстояло много работы на палубе и мачте, пока «Тигрис» не подготовили к выходу в море. Вскоре оказалось, что громадные рулевые весла, изготовленные на верфи в Гамбурге, нужно сменить, а это можно сделать только на суше, причем процесс займет несколько дней.

Команда «Тигриса» рассматривала многочисленные грузовые суда, которые стояли на рейде и ожидали входа в иракский порт Басра. Хорошие советы дорого стоят: приливная волна начала прибывать. И тут они увидели, что к ним приближается маленький катер. Он полон народу, все эти люди делают движения, похожие на движение насоса, у этого катера ручной мотор, и он представляет собой морскую дрезину. Катер принадлежал стоящему на якоре сухогрузу «Славск» из Одессы, и советские моряки хотели помочь вывести «Тигрис» к одному из буев, который обозначает судоходную зону. Они старались изо всех сил, но ручная машина оказалась слишком слабой, а «Тйгрис» совсем не двигался. Тур велел им взять канат и закрепить его у буя, тогда команда «Тигриса», возможно, сможет подтянуть судно.

Буй находился в трехстах метрах, поэтому на борту «Тигриса» быстро наращивали канат: время терять было нельзя. Русские добрались до буя, но как только люди на «Тигрисе» приготовились взяться за канат, узел развязался, и попытка закончилась неудачей.

Русский член экипажа Тура, Юрий Сенкевич, спрыгнул в резиновую лодку и направился к своим соотечественникам, чтобы попросить прощения за неудачу. Они приветствовали друг друга и в следующий момент один из моряков сказал:

— «Славск» возьмет вас на буксир!

Юрий замешкался. Это радикальное решение, но что скажет капитан советского судна?

— Я капитан, — ответил моряк. — Меня зовут Игорь Усаковский[139].

Вскоре «Славск» — сухогруз грузоподъемностью 18 тысяч тонн — снялся с якоря и направился к «Тигрису». Конец канат спустили с лебедки вниз в катер с ручным управлением. Оттуда новый канат перекинули на «Тигрис», и конвой медленно начал движение, с современным стальным судном во главе и доисторическим снопом тростника в хвосте.

Через четыре — пять часов «Славск» снова бросил якорь, и капитан пригласил Тура Хейердала и его команду отужинать на борту. Игорь Усаковский не экономил ни на чем, в том числе и на водке. Все разговаривали и братались, и «все много ели и пили»[140].

Игорь считал, что Туру нужно было выбрать лучшее время для выхода из Персидского залива. Здесь редко дует северный ветер в декабре, объяснил советский капитан. Если Тур ничего не имеет против, он с удовольствием возьмет «Тигрис» на буксир до следующего входного буя, в 25 морских милях на юго-востоке. Там «Тигрис» быстрее встретит ветер, а вдали от стоящих на якоре судов ему будет легче маневрировать[141].

Тур очень хотел отказаться[142]. Он считал, что и так был на буксире слишком долго, а его люди в шутку начали говорить об «экспедиции Тура на буксире»[143]. Вероятно, он также думал о той критике, с которой ему пришлось столкнуться после того, как он позволил взять на буксир «Кон-Тики» в 50 морских милях от перуанского побережья, прежде чем он смог поднять парус. Но вокруг пo-прежнему штиль. Тур позволил себя уговорить. Игорь отдал приказ начальнику машинного отделения запустить машину. С головокружением от обильного угощения у капитана Тур и его люди перебрались на «Тигрис» и провели ночь, по-прежнему находясь на буксире у «Славска».

Утром, когда еще было темно, Тур почувствовал сквозняк. Ветер! Он вскочил и разбудил остальных. Но ветер оказался встречным, с юго-востока — как раз оттуда, куда они направлялись.

Тур взял с собой Нормана и Юрия на борт «Славска», чтобы узнать последние новости о погоде. Новости оказались неутешительными, южный ветер продержится какое-то время.

Солнце встало, вместе с Игорем они стояли и смотрели на море При свежем бризе на нем появлялись белые барашки.