— Крикет, я хочу поехать на школьную экскурсию, — сказала я с достаточно фальшивой бравадой. Слезы выступили на моих веках, а ресницы промокли, — Мне нужно сорок долларов к концу учебного дня во вторник. Я подделала твою подпись на разрешении, так что не беспокойся об этом. Единственное, что мне нужно, это деньги. Это важно.

Я настроила себя на разочарование, полагая, что проснусь с деньгами на экскурсию во вторник утром. Я представила себе, как иду в школьный офис, чтобы отдать разрешение и деньги, как дети с ответственными родителями.

Вместо этого я пошла в офис и попросила еще немного времени.

— Моя мама случайно забрала деньги на работу, — солгала я, расправляя скомканный бланк разрешения на прилавке, — Она работает в кабинете врача в центре города. Я поеду туда и вернусь через час после школы.

Я пропустила последний час в школе, села на городской автобус и приехала в клуб, чтобы собрать деньги на экскурсию. Я планировала схватить их со сцены, украсть из бара или попросить Марселя в крайнем случае. Я собиралась на чертову экскурсию, как обычная школьница.

Но ничто в операции «Деньги на экскурсионный вторник» не пошло так, как планировалось.

Когда я вошла в стриптиз-клуб, моим глазам потребовалась секунда, чтобы привыкнуть от естественного солнечного света снаружи к искусственному красному свету внутри. Я не сразу заметила, что музыка не играет или что сцена пуста. Моя единственная цель состояла в том, чтобы найти Крикет и вернуться в школу до того, как офисные работники уйдут. Если я не вернусь вовремя, меня не пустят в музей на следующий день. Это было недопустимо.

Марсель схватил меня за капюшон свитера, прежде чем я добралась до раздевалки.

— Какого хрена? — я взвизгнула, потянувшись назад, чтобы оторвать от себя его пальцы.

— Ты не можешь вернуться туда, Лидия, — он потащил меня на другой конец клуба за мой свитер, равнодушный к моему сопротивлению.

Я знала, что моя жизнь была хреновой, но я не знала, что она достигла гребаного уровня мертвая-мать-одиночка-в-этом-мире. Поэтому, когда Марсель протащил меня по грязному полу, я сразу подумала, что он собирается напасть на меня. Я пиналась, билась и кричала, но он не сдавался.

Когда он оттащил меня как можно дальше от раздевалки, он развернул меня и взял за руки. Он встряхнул меня так сильно, что у меня застучали зубы. Марсель тряс меня, пока мои внутренности не перевернулись.

— Послушай меня, Лидия, — слюна летела из его рта мне на лицо. Его глаза были безумными, двигаясь от моих к носу, ко рту, к земле, — Крикет ушла.

Борьба утекла из меня, как маленький водоворот, который образуется, когда выдергиваешь пробку из ванны, но я не сразу поняла. Я думала, он имел в виду, что она уехала, чтобы я не могла получить от нее деньги на экскурсию. Я собиралась преследовать эту сучку.

Я спросила.

— Где она?

Он отвел глаза, прежде чем сказал.

— Она мертва, Лидия. Крикет мертва. Передозировка. Около часа назад.

Я поморщилась и спросила.

— Ты что, с ума сошел? Куда она ушла?

Мое тело сразу почувствовало это, хотя моему разуму понадобились годы, чтобы это понять. Как только Марсель сказал, что Крикет мертва, мои руки и ноги отяжелели, осанка стала не такой прямой, а в груди открылась воронка и унесла с собой все, что было на поверхности, включая ощущение бьющегося сердца.

— Ее увезли на скорой, — Марсель снова потряс меня, — Но было слишком поздно. Она мертва, и они ищут тебя.

— Кто меня ищет? — спросила я, когда цвет потерял тон на моих глазах. Моей жизни вдруг не хватило насыщенности, и все стало серым и расплывчатым. Не осталось ни измерения, ни значения, ни формы, ни пространства, оставив после себя двухмерное царство, по которому я буду бродить и жить до полудня, когда почти десять лет спустя встречу второго сына Риджа.

— Служба защиты детей. Они спросили о семье Крикет, и кто-то сказал копам, что у нее есть дочь.

— Что мне делать?

— Лидия, беги. Ты же не хочешь попасть к ним, — сказал он. Марсель подтолкнул меня к входным дверям, — Беги и никогда не возвращайся.

Я споткнулась в нескольких шагах от него, задаваясь вопросом, почему, если кто-то только что умер, нет больше людей, занимающихся расследованием, или почему клиенты все еще пьют дерьмовые коктейли, а официанты продолжают протирать столы. Я прижала ладонь ко лбу и хотела спросить Марселя, уверен ли он, что это Крикет умерла — если вообще кто-то умер — но мой взгляд поймал взгляд владельца клуба.

— Эй, ты, — позвал меня он из двери своего кабинета за сценой, — Иди сюда, милая.

— Черт возьми, Лидия. Убирайся отсюда, — большое тело Марселя столкнулось с моим, и он практически сбил меня с ног, чтобы подтолкнуть к выходу, — Прости, хорошо. Извини, но я делаю тебе одолжение.

Я споткнулась о бордюр снаружи и упала на руки и колени, но я не почувствовала этого. Я вообще ничего не чувствовала. Я смотрела на свои пальцы, растопыренные на грязном асфальте, прикрытые длинными волосами. Я вдохнула и выдохнула, надеясь остановить время хотя бы на минуту, просто чтобы наверстать упущенное.

— Лидия, остановись, — владелец клуба вырвался через двери.

Я оглянулась через плечо, спотыкаясь, вскочила на ноги и побежала, прежде чем он успел меня схватить. Я бежала так быстро и так далеко от стриптиз-клуба, как только могла, чтобы это было в последний раз, расталкивая людей на улице, в то время как мой рюкзак подпрыгивал на моей спине.

Марти был на кухне, когда я прыгнула через шаткую сетчатую дверь, мокрая от пота и оцепеневшая.

Он смотрел, как я бегу мимо него в свою комнату и спросил.

— Где, черт возьми, зажигалка?

Устроившись в своей спальне, я пододвинула комод к двери и бросила школьную сумку на пол, не зная, что делать, что взять с собой и куда идти. Я начала с того, что наполнила спортивную сумку одеждой и зубной щеткой. Сумка была недостаточно большой, чтобы вместить больше пары сменной одежды, но, возможно, я смогу вернуться позже и забрать остальное.

Марти постучал в дверь.

— Ты сломала чертову сетчатую дверь, девочка.

Мама многого не делала правильно, но когда в прошлом году мне исполнилось пятнадцать, она дала мне папку с моим свидетельством о рождении и карточкой социального страхования.

— Я несколько раз думала, что потеряла их. Тебе лучше хранить их у себя, когда ты станешь более взрослой, — сказала она.

— Кто будет чинить дверь, Лидия? — он забил сильнее, и дверь распахнулась, ударившись о комод. Это потрясло меня сильнее, чем Марсель, когда он сказал мне, что Крикет мертва, — Это мой дом. Ты и твоя чертова мать…

— Мама умерла, Марти, — я открыла верхний ящик прикроватной тумбочки, чтобы взять конверт с единственным доказательством того, что я та, кто я есть.

Лидия Монтгомери. Дочь Крикет Монтгомери. Отец неизвестен.

Мои руки поднялись, чтобы прикрыть рот, и мое зрение затуманилось за стеной слез, которые я не могла сдержать.

Поверх конверта в ящике стола лежали две двадцатидолларовые купюры и записка, написанная рукой Крикет:

Хорошо провести время, детка.

Люблю,

Мама.

Стук в дверь прекратился, и воздух вырвался из легких Марти, словно его ударили в живот.

— Почему ты говоришь что-то подобное?

Я схватила конверт и деньги и сунула их в сумку. Я застегнула молнию и перекинула ее через плечо. Марти ни за что не отпустил бы меня, если бы я попыталась выйти через дверь, поэтому я открыла окно и еще раз оглядела единственную комнату, которая когда-то была только моей.

Вздох.

Пауза.

И я прыгнула.

Падение не прекращалось до сегодняшнего вечера.

Я преследую соленый ветерок, дующий по квартире, и нахожу Таланта, прислонившегося к каменному балкону снаружи. Он без рубашки, одет в пару спортивных штанов и босиком, одна лодыжка скрещена с другой. Полумесяц заливает его как можно большим количеством света, в основном в тени, призывая звезды помочь пролить свет на его красоту.