Из морды кабана вылетали клочья шерсти со сгустками крови. Засохшая кровь смешалась со свежей, левый глаз стекал вниз желеобразной массой, один клык сломан, а основание его торчало уродливым обрубком. Я отчетливо видел торчащее из спины чудовища копье. Ларрайна нисколько не останавливали раны, его туша затмевала уже половину горизонта.

Нас разделяли жалкие тридцать ярдов, и я прицелился в ногу кабана. Выстрелил. Тяжелый шарик патрона с невероятной скоростью вошел в правое переднее колено секача, порвав в клочья коленную чашечку.

Мистер Хардклиф продолжал стрелять, читая нараспев:

– ...рвется тролль к заветной цели.

Ларрайн завалился набок и по инерции прокатился несколько ярдов. Последние два патрона Сэмюэль выпустил в уже мертвое тело, которое остановилось в паре шагов от нас. Стоящий на подставке мушкет дулом коснулся спины поверженного зверя.

– Закончили, – улыбнулся я, снимая с «фуршета» оружие.

– Еще нет, – холодно отчеканил мистер Хардклиф.

Он направил ружье на тоненько повизгивающего под сапогом детеныша. Поняв его намерения, я схватил огнестрельное оружие спутника за ствол и изменил направление выстрела.

Лес сокрушил новый хлопок и эхом разнесся по округе.

Ошарашенный, тролль отступил назад, и кабаненок вырвался и побежал подальше от охотников, проворно перебирая маленькими лапками.

– Проклятье! – гаркнул Сэмюэль.

Направил ружье на детеныша, нажал на курок. Огнестрельное оружие сухо щелкнуло, оповещая о том, что закончились патроны.

Тролль в ярости отбросил ружье, подошел ко мне и схватил за отворот куртки. Его темно-зеленая кожа приняла нездоровый оттенок.

– Что ты наделал?

Капельки слюны брызнули на лицо.

– Мы пришли, чтобы завалить секача, а не убивать детей, – спокойно ответил я.

Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза. Узкие зрачки тролля мелко вибрировали от злости, затем выровнялись.

– Хорошо. Может, ты и прав, – железная хватка ослабла. Мистер Хардклиф оценивающе оглядел тело ларрайна. – Эх! Жаль, шкуру покарябали!

Понимая, что извинений не будет, я спросил:

– Что это было за стихотворение?

– Детская считалочка, – пожал плечами спутник. – Помогает сосредоточиться.

Я посмотрел на небо.

– Скоро совсем стемнеет, так что делай то, ради чего вся эта охота и затевалась. Я уже хочу вернуться в Марбург.

Старший охотник обнажил кривой разделочный нож.

– Привет, клыкастый, – гадко ухмыльнулся он, – теперь ты будешь висеть в моем доме и встречать гостей. И пусть плюгавый стражник подавится своими насмешками.

Я отвернулся. Не хотел видеть процесса отделения кабаньей головы от тела.

С этой прогулки по лесу, я усвоил одну вещь. Сэмюэль Хардклиф – опасный, расчетливый и хладнокровный тролль. Не сомневаюсь, что свое место в племени он заработал самыми жестокими способами, и кроме убийства оппонента были и другие злодеяния. С этим парнем следует держать ухо востро...

Еще до рассвета мы вернулись в Марбург.

– Мой отец работает в Ильбурге, – с упоением рассказывал Кир. – Он вообще много где практиковал. После того, как окончил университет Марбурга, он пять лет обучался в Гешле у лучших хирургов. Затем оперировал в многопрофильной больнице на окраине. Вырезал воспаленные аппендиксы... Знаешь ведь, что это? Вот! Мог удалить и желчный пузырь, и конечность ампутировать при необходимости. Помнишь «спутанное время»?

– Это те беспорядки между дворянами? – уточнил я.

– Ага. Гешле утопал в крови. Между дворянами стали популярны кровные мести и борьба за власть, расправы и членовредительства. Один род уничтожал другой, а затем умирал от рук третьего. Стражники и королевская гвардия не могли остановить беспредел в городе, обычный люд боялся выйти на улицу, где в любой момент простой крестьянин мог попасть под перекрестный огонь и лишиться головы. В то время и анестезии хорошей не было, а также многих современных удобных инструментов и техник операций. Отец тогда вдоволь набрался опыта, работая с тем, что имеется. В день через его руки проходило не менее пятнадцати человек. Он подвергался нападкам со стороны воинствующих сословий, когда лечил солдат противника, но никогда не падал духом и не позволял себя запугать, – с гордостью подытожил товарищ, добавив: – Ну, и всегда держал в кармане револьвер.

Я с интересом слушал Кира, не забывая уплетать картофельное пюре с кусочками поджаренной свинины. Желудок благодарно урчал в ответ на аппетитное лакомство.

Последняя лекция закончилась полчаса назад, и в столовой находилось много народа. Студенты переговаривались друг с другом, делились впечатлениями, то и дело слышались вспышки забористого смеха. Отдельно от всех сидела банда Хоккгейн. Ближайшие к ним столики пустовали, никто не горел желанием расположиться рядом с забияками.

Я по привычке скользил взглядом по студиозусам, отмечая различные странности в их внешнем виде или поведении. Я постоянно наблюдал за окружением, даже когда ел, переписывал лекции в общем зале или беседовал с кем-нибудь. Причем собеседник никогда не жаловался, что я его не слушаю или отвлекаюсь.

Увидел одного парня. Абсолютно невзрачный, незапоминающийся. Грубоватые черты лица, серые глаза, тяжелая челюсть, бледная кожа, темные волосы средней длины. Из-под воротника студенческой рубашки торчит тонкая серебряная цепь. Кажется, этот молодой человек учится вместе с Киром на факультете Медицины. Он находился в компании, однако предпочитал молчаливое уединение и полностью игнорировал разговор товарищей. Уткнулся в свой гороховый суп и бессмысленно помешивал бульон ложкой, зажатой в левой руке.

На мгновение он показался мне смутно знакомым. Словно где-то мы с ним уже встречались.

– В один день, – продолжал Кир, – отец встретил девушку и влюбился. Решил переехать с ней в Чеви. Это большой портовый город в южной части Большой Земли, за Драконьим Хребтом.

Он отставил в сторону поднос, на котором лежала тарелка с остатками пищи, взмахнул головой, и рыжие вихры подскочили, чтобы снова упасть. Пушистая челка упала на глаза, уши скрылись под нечесаными волосами.

Я неодобрительно покосился на недоеденный стейк в тарелке друга, но в этот раз промолчал. Последнее время я был серьезно обеспокоен нездоровой худобой Кира и потому просил его питаться лучше, говоря, что это пойдет ему на пользу. Все слова о том, что он станет крепче и сможет дать отпор хулиганам, бесполезны. Без толку! Щуплого, худенького паренька с выпирающими скулами при желании побьет даже школьник. Недаром к нему цепляется этот здоровяк Алдо с другими верзилами. По Киру видно, что он не сумеет дать сдачи.

Помимо всего прочего, студент имел весьма болезненный вид. Особенно сейчас это было заметно – кожа бледная, а под глазами залегли темные глубокие складки.

– Проработав три года в Чеви, отец нашел хорошее место в частной клинике Труви. Переехал туда вместе со своей подругой, – как ты уже догадался, это моя будущая мать, – и купил на окраине города небольшой домик. Скромный, зато уютный. Слава об отце быстро поползла по Труви, и многие чиновники и аристократы желали попасть на прием к опытному хирургу, когда им требовался такой специалист. Отец читал лекции в колледже, ездил в Дарк и Клос, чтобы поделиться опытом с местными врачами. К тому времени я уже родился, а когда мне стукнуло четырнадцать, папа занял должность заведующего отделением хирургии, – Кир зевнул, прикрывая рот ладонью. Скрыть явный признак недосыпа ему не удалось; верхняя и нижняя челюсти широко распахнулись, словно створки ворот и впустили в себя большую порцию воздуха. – И тогда я решил, что стану таким же великим врачевателем, как и он, – наконец, закончил Кир.

– Твой отец решил отправить тебя в Марбург? В университет, который он сам окончил в прошлом? – поинтересовался я, с трудом подавив «зеркальный» зевок.

Удивительно работает наш мозг! Стоит увидеть, как зевает другой человек или просто прочитать об этом, как рефлекс побуждает нас повторить движение губами. А все потому, что мозг легко обмануть. Он полагает, будто в окружающем воздухе мало кислорода и следует немедленно сделать глубокий вдох, то есть зевнуть. И ему совершенно не важно повторяем ли мы за реальным человеком, читаем ли книгу или просто слышим характерный протяжный звук.