— Каким образом я должен туда спуститься?

Красновато-оранжевая лужа внизу гипнотизировала его. Голова закружилась, Игорь почувствовал подкатившую к горлу тошноту и пожалел о тех питательных батончиках, которые съел во время подъёма на вершину вулкана. Затем — пожалел о самом подъёме и о том, что согласился на эту авантюру. С каждым мгновением, проведённым у края сопки, Лазарев все больше думал о том, что никакая сила не стоит такого риска, которому он сейчас себя подвергал.

— Я долго думал над этим. Не меньше, чем над подъёмом. И на самом деле один способ есть, — голос Тимофея был негромким и успокаивающим. Примерно таким тоном говорят медики со своими паникующими пациентами. «Укол — это совсем не страшно, будто комарик укусит», «удалять зуб — не больно, вы даже ничего не почувствуете»… Но правда была в том, что на самом деле было страшно. А порой — и больно. Просто и страх, и боль чувствовали вовсе не врач и не медсестра. Все неприятные ощущения выпадали на долю того, кого совсем недавно убеждали в том, что их не будет.

«И ведь медики всё равно делают своё дело, — стараясь отвлечься от охватившего его животного ужаса, продолжил отстранённо рассуждать Игорь. — Говорят, успокаивают, притягивают внимание к своей речи — и делают укол. Или вырывают зуб. Или…»

Что ещё они могут делать, Лазарев додумать не успел. Осенённый внезапной догадкой, он начал оборачиваться, но было уже поздно: Тимофей, приблизившись к нему практически плотную, столкнулся взглядом с округлившимися глазами Игоря. Руки руниста были подняты перед собой, готовясь толкнуть Лазарева вперёд, но он уже не успевал дотянуться ими до спины Игоря, а потому сделал единственное, что ему оставалось.

С невероятной для возраста мужчины скоростью его нога взметнулась в воздух и что было силы пнула Игоря в поясницу.

Увернуться Лазарев уже не успел. Он оступился, взметнув в воздух облачко вулканической пыли. Земля выскользнула из-под ног, и Игорь с паникой осознал, что летит вниз, навстречу приближающейся с каждым мигом поверхности озера лавы.

В ушах громко свистел воздух, но Лазареву всё же удалось разобрать слова, которые проорал оставшийся наверху Тимофей:

— Стихия, Игорь! Задействуй свою стихию на максимум! Изо всех сил, Игорь!

Лазарев перевернулся в воздухе и выругался, но плотный поток ветра вогнал рвущиеся наружу маты обратно в горло. Озеро из лавы было совсем близко, а элемент отказывался подчиняться воле своего хозяина. Игорь покосился на свою руку: вместо полноценного доспеха её покрывала тонкая оранжевая плёнка, выглядевшая жалко на фоне содержимого вулкана.

«Всё-таки дурацкий был план», — подумалось вдруг Лазареву, и он неожиданно для самого себя нервно расхохотался, группируясь в отчаянной надежде, что это позволит ему не разбиться насмерть.

А в следующую секунду элементаль врезался в озеро из лавы.

Удивительно, но больно не было.

В последний момент озеро из лавы вздрогнуло, булькнуло и чуть опустилось вниз, образовав под Игорем небольшую проплешину в сплошной полыхающей жаром глади. Природная стихия словно почувствовала какое-то глубинное родство с силой Лазарева, и место удара, способного переломать все кости, Игорь как будто угодил в податливое, обнимающее его со всех сторон желе. Чудовищного жара, свойственного расплавленной породе, он совсем не ощущал; если бы кто-то спросил Лазарева о том, что он сейчас чувствовал, он бы произнёс всего два слова:

Максимальный комфорт.

Обступившая его со всех сторон лава вовсе не обжигала — она грела, выгоняя из тела даже воспоминания о холоде, царящем на вершине горы. Бережно, как друг, поддерживала под руки и спину, не позволяла уходить на большую глубину. Несмотря на ограниченный запас воздуха в лёгких, Игорь не торопился всплывать, раскинув конечности во все стороны, как морская звезда, и целиком сосредоточившись на ощущениях.

Его стихия полностью вернулась. Хотя, пожалуй, говорить так было неправильно: возвращение стихии означало бы восстановление увечных возможностей до того уровня, на котором они были до того, как Лазарев их утратил. Но силы Игоря не просто вернулись в норму. Он чувствовал медленное, степенное движение окружающей его лавы, ощущал каждый её кубометр, буквально осязал через неё малейшие неровности и трещинки на внутренних стенках вулкана. Огромная, многотонная масса раскалённой породы говорила с ним, слушала его, и Лазарев осознал: одного его пожелания будет достаточно, чтобы заставить вулкан извергнуться, утопив в огне многие и многие километры окружающей местности, сжигая растительность, выкашивая живность.

«Нет, — Игорь настолько слился со стихией, что уже почти растворился в ней, став малой частью огромного лавового озера. — Я здесь не за этим».

Мысль о возможном извержении вулкана вернула Лазареву разум: он понял, что первобытное желание вырваться из жерла принадлежало вовсе не ему. Затем Игорь вспомнил о том, что несмотря на ощущение вселенского комфорта, любому человеку всё же необходимо дышать. От недостатка кислорода лёгкие уже начинали гореть.

Взмахнув руками, Лазарев постарался вытолкнуть себя вверх, как гребец, всплывающий из глубины водоёма, но руки лишь бессильно прочертили полосы в пылающем озере. Лава, почувствовав родственную сущность, не хотела отпускать Игоря. В голову парня проникали пульсирующие паникой мысли: если он не выберется прямо сейчас, то останется здесь уже навсегда.

«Остановись, — сказал он сам себе, удержавшись от того, чтобы начать бешено грести всеми конечностями в тщетной попытке побороть раскалённую породу. Организм отчаянно рвался за столь необходимым глотком кислорода, и терпеть жжение в лёгких становилось всё труднее. — Это твоя стихия. Даже если она снаружи, она — твоя. Это значит, она должна подчиняться!»

Ему представилось, как лава сама выталкивает его на поверхность, и он, так и не открыв ни глаз, ни рта, усилием воли отдал ей мысленный приказ.

Лава колыхнулась. Игорь почувствовал, как его тело покачнулось, расплавленная порода под ногами уплотнилась и резко двинулась вверх. Давление, сжимающее его со всех сторон, спало. Лазарев распахнул крепко сжатые глаза: он стоял на поверхности поднимающейся лавы, словно опытный сёрфер, оседлавший волну. Мимо на огромной скорости проносились стены жерла вулкана. Игорь с наслаждением сделал глубокий вдох.

У него получилось.

Когда лава поднялась почти к самой вершине сопки, Игорь заставил её замедлиться, потом — и вовсе остановиться, и, с силой оттолкнувшись, выпрыгнул вверх. От стоящего на прежнем месте Тимофея его отделял добрый десяток метров, но для подкреплённого стихией рывка такое расстояние было несущественно: напоследок взорвавшись под ногами Лазарева, родственная стихия отпустила элементаля, оправив его в непродолжительный полёт.

Когда Игорь приземлился, Тимофей отшатнулся назад, загораживая лицо от невыносимого жара. Лазарев хотел сказать ему что-нибудь едкое о людях, которые толкают союзников в спину, но не успел, потому что рунист заговорил первым.

— Надо же! Нам и вправду удалось! — ошеломлённо зашептал он, не отводя прищуренных глаз от элементаля. — Кхм. Ты не мог бы убрать свой доспех? У меня от него волосы сворачиваются.

Не торопясь выполнять просьбу, Игорь поднял руки. Вместо обычной брони из серых камней с ярко-оранжевыми прожилками их укрывала плотная, толстая пелена из лавы. По ней, словно живые, плавали небольшие камешки, то собираясь в кучу, то снова расходясь в непредсказуемом танце частиц, циркулирующих вокруг его тела. Такой же доспех красовался на туловище и ногах. Игорь не мог видеть своего лица, но был уверен, что и голова так же была защищена постоянно перемещающимися потоками лавы. Чуть подумав, он всё-таки втянул доспех в себя, вновь оказавшись совершенно голым, но на этот раз никакого холода он не ощущал.

— Что ты чувствуешь? — убрав руки от лица, живо поинтересовался рунист. Ему, как автору теории создания Голема, хотелось узнать как можно больше.