— Ну, знаешь! Это уже за рамками. Ваши личные разногласия не дают тебе никакого права приписывать ему всё, что душе угодно! Он занимает пост Командующего, какого регилианского рокотуна ему метить на твоё место?

— Он одержим полётами с самого детства. Логично было бы обмануть компьютер, чтобы стать пилотом одного из исследовательских кораблей. С тех пор как я вернулся, Рич ведёт себя странно, очень странно. С ним что-то не так.

— Это тоже не доказательство, а твои личные выводы, — Нина встала и пошла к двери.

— Подожди, — окликнул её Антон, но она так и не обернулась, впечатала руку с чипом в панель замка и выскользнула за дверь.

— Говорить об этом больше не хочу!

Антон остался один. Его окутала глухая беспросветная тишина, какая бывает после сильной ссоры, когда осколки разбитой посуды ещё лежат на полу, а эхо отшумевших голосов звенит в ушах. Антон трижды глубоко вдохнул и выдохнул, но не смог успокоиться и скинул блюдце со стола на пол, тут же вцепившись в край этого самого стола до побелевших костяшек пальцев. Он вынужден был признать, что ревнует, и ревнует не как обычно, а по-особенному, по-новому для него. Антон никогда за всю свою жизнь не чувствовал такой ревности, которая выходила бы за грани обычного понимания, была сродни одержимости, невысказанной, невыносимой и жестокой. Его любили многие женщины, а иногда и мужчины, но никто из них не нашёл отклика в его сердце, все они были им отвергнуты. И вот, наконец, когда он смог полюбить сам, его возлюбленная, кажется, влюбилась в его друга, — эта ирония жизни выглядела полностью как заслуженная кара за сотни разбитых сердец. Мысленно прокручивая прошедший разговор, Антон ещё больше погрузился в уныние — разрываясь между чувством и долгом, он стал корить себя за несдержанность и, в конце концов, решил, что нельзя заканчивать на такой ноте. Он пошёл за Ниной, думая, что она вернулась к Кристине, но Кристина уже ушла, а Нины не оказалось ни в каюте, ни в кают-компании, ни в техническом отсеке. Пришлось обратиться к МАРИ — для неё это была простая функция, и она незамедлительно указала на тренировочный зал. Чехов поспешил туда, ожидая увидеть Нину за тренировкой по рукопашному бою, стрельбе или фехтованию, но Нина танцевала. Она танцевала, и Антон невольно залюбовался ей. Его настолько заворожили её движения, что он остановился в дверях, не в состоянии пошевелиться, не в состоянии помешать ей. Антон бы стоял и смотрел так вечность, но Нина, каким-то чудом ощутив его присутствие, остановилась.

— Я думала, разговор окончен, — сказала она, крайне недовольная тем, что ей не удалось побыть одной. Снова. Нина стояла к нему спиной и смотрела в зеркала, расположенные на панелях стен, которые обычно были отвёрнуты внутрь. Смотрела на себя, не на него. Она не знала, почему вспылила, и не понимала, почему в отсутствии этих невыносимых чар Ричарда её одновременно и волнует, и бесит любое упоминание о нём.

— Нет… — Антон замешкался, растеряв слова, однако он не был бы самим собой, если бы тут же не нашёл их, — я был не прав. Обвинять бездоказательно Ричарда или кого бы то ни было неправильно.

Нина вскинула бровь, и это было единственным её движением. Антон сделал несколько шагов к ней и продолжил.

— Предлагаю сначала наведаться к Эмилии и бывшему командующему. Не зря же они молчат. Нужно выяснить хоть что-то. Если Ричард в чём-то виноват, эти двое знают ответ.

Их взгляды в этот момент пересеклись в отражении, и время, до этой минуты казалось бежавшее быстрее скорости света, вдруг замерло. Слова позабылись, невозможно было уловить ни единой мысли, но Нина всё же смогла выйти из оцепенения первой.

— Ты прав, но, я думаю, нам стоит решать это на светлую голову…

Он прикрыл глаза.

— Да уж, ночь, и правда, время для совсем других разговоров.

Нина усмехнулась.

— И для каких же?

— О танго… — сказал Антон и тут же пояснил, — я имею в виду, что обещал научить тебя танцевать танго…

— Сейчас?

— Да. Ты всё равно пришла танцевать. Я покажу.

— Хорошо… хорошо, — Нина ничего подобного не ожидала, но раз уж он предложил… Она согласилась после короткой паузы и обратилась к МАРИ, — Мари, включи, пожалуйста, нам…

— …танго. Выбери сама, — закончил за неё Антон.

МАРИ молчала очень долго, потом сообщила.

— Запрос не выполнен. Мои системы самостоятельного выбора неисправны. Пожалуйста, конкретизируйте запрос, майор.

— Давай классическое… Классическое танго.

Антон снова посмотрел Нине в глаза, на этот раз без препятствия в виде зеркала.

— Итак, что ты знаешь о танго? — его голос вдруг стал завораживающе глубоким, почти бархатным, с нотками флирта, словно наполнился аккордами начавшейся музыки. Он, не дожидаясь ответа Нины, продолжил говорить, одновременно с этим делая ещё несколько шагов в её сторону. Нина не переставала удивляться, как легко он отбрасывает эмоции и переключается на другие, меняясь почти полностью, а ещё она вдруг отчётливо осознала, что вот оно… это, в сравнении с очарованием Ричарда, было настоящим. Абсолютным, истинно-подлинным и живым. — Всё начинается довольно медленно. Со взгляда или жеста, — Антон остановился в шаге от неё и предложил руку, — и когда приглашение принято… — он прерывисто вздохнул, когда она мягко коснулась его раскрытой ладони, — начинается танго, — Антон сделал последний шаг к ней, свободной рукой обвил её талию и, притянув к себе, зашептал на ухо, — это танец предвосхищения, соблазнения, желания и любви… двигайся, только если будет желание… и действуй, только если чувствуешь, что переполнена… любовью.

Нина напряглась. Не то что бы у неё совершенно не получалось танго, но это был новый и необычный подход в обучении. На этом моменте Нина поняла кое-что ещё — почему вся женская половина вселенной сходила по Чехову с ума. Его голос, его движения, каждый шаг и взмах руки привлекали внимание и заставляли сердце замирать от восторга, каждое его касание было искусством, каждый взгляд наполнен смыслом, каждый поворот головы — уверенностью. Приглушённый свет скрадывал черты лица, смягчал их, и Антон выглядел ещё более привлекательно. Нина в глубине души отругала себя за такой пристальный разбор его внешности, но от танца не отказалась. Странное любопытство захватило её, и вопрос — что же будет дальше? — вдруг стал важнее её истинных чувств. Она прислушалась к своим ощущениям и обнаружила неожиданно поднявшееся волнение — то самое, о котором говорила Маргарита Лабуле, когда рассказывала о танго — и трепет… Нина долго искала в себе эти чувства для танца и была готова на что угодно, чтобы найти их, но сейчас достигнутый результат совсем не обрадовал её, а испугал. Если в очаровании Ричарда таилась угроза, то в этом случае проблемой стала неподдельная искренность. Сердце Нины ухнуло вниз, и она, ощутив очевидную близость Антона, оттолкнула его. Он улыбнулся, успевая в последний момент поймать её ускользающую руку.

— Вот так. Всё верно… — подбодрил он. — Для хорошего танго недостаточно техники, недостаточно страсти! Хорошее танго как боль, как разлука с представлениями о жизни, как гибель иллюзий и начало действия! — он легко и при этом уверенно потянул Нину обратно, твёрдо обхватив пальцами запястье и невольно отметив, какое оно тонкое. Для самой Нины это действие оказалось слишком резким, и она буквально упала в его объятья… ей пришлось опереться на него… на его руку и бедро, чтобы удержать равновесие и элегантно завершить начатое движение — всё-таки они танцевали, и Нина не хотела выглядеть неуклюжей. Этот захватывающий разворот и стремительное приближение могли свести с ума любую женщину, и Нина сейчас ничем не отличалась от остальных. Её нога, согнутая в колене и подхваченная его левой рукой, грудь, прижатая к груди, одно сердцебиение на двоих, запрокинутая голова, волосы, выпавшие из причёски, глаза в глаза и меньше сантиметра между губами, сбивающееся дыхание, — Когда ты уже обладаешь желаемым, — шёпотом продолжил Антон, возвращая Нину в реальность, — и понимаешь, что скоро время танца закончится, и только пока звучит музыка, ты можешь быть рядом с партнёром! — он провёл свободной рукой вдоль её лица, словно гладил по щеке, но не касался, продолжая говорить. — Касаться и чувствовать его… Танго всегда независимо, и оно всегда является недостижимой целью… вот она в руках, а вот её уже нет.