Внутри Нины горел огонь азарта и желания. Слова, которые Антон шептал во время танца, были точно по методичке, но сказаны таким образом, что складывалось полное впечатление, будто Нина слышит их впервые.

— Я поняла. — Нина отстранилась и встряхнула руками, сбрасывая напряжение. На губах ещё ощущалось тепло его дыхания.

— Поняла? — с намёком на сарказм переспросил Чехов.

Она нахмурилась и уклончиво ответила.

— Я хочу научиться. Попробуем ещё?

Он кивнул.

— Хорошо. Но теперь ни звука. Не говори, не думай, только чувствуй… проживи этот танец… — и обратился к МАРИ, — музыку заново, пожалуйста.

Мелодия смолкла и после краткого перерыва началась заново. Нина выпрямилась, Антон тоже. Они стояли в шаге друг от друга, когда первый звук повторяющегося танго нарушил тишину. На первом аккорде они одновременно подняли руки — он правую, она левую — соединили ладони и на переливе мелодии плавно опустили их на уровень груди. Антон подал Нине другую руку и, когда она вложила свою ладонь в его, как в тот первый раз в «Ренессансе», сделал несколько шагов вперёд и назад… Нина поддалась ему. Ведомая его уверенными руками и музыкой, она почти сразу растворилась в танце. Технически она прекрасно знала элементы, ей не было необходимости ни смотреть под ноги, ни считать… как и ему. Ещё несколько шагов, разворот, наклон и поддержка… его сердцебиение, её растворившиеся в музыке мысли… Всё менялось стремительно и оставалось неизменным. Они словно парили над полом, и музыка была их крыльями… быстрое, яркое и страстное танго. Глаза в глаза, дыхание к дыханию… руки, скользящие по разгорячённым телам, почти неощутимая ткань одежд и головокружение на поворотах… всплеск эмоций: боль, любовь, отчаяние, разлука и ненависть, судьба и рок, страсть и безнадёжность… Антон не смел надеяться, что Нина сейчас искренна, что её страстность, это бушующее пламя, которое столько месяцев в школе она не могла найти, всего лишь отголосок, вызванный музыкой, всего лишь очередной элемент танца. Нина всегда танцевала опираясь на рассудок, на мысли, на устойчивые правила, на то, как должно быть, но сегодня… сегодня всё было иначе. И она сама была иной. И Антон казался не таким как прежде, а привлекательным и… желанным. Близость партнёра, их синхронизация, их прошлое и настоящее, их чувства друг к другу и к другим людям, чувства на пределе возможного, — все компоненты танца слились с очарованием и привлекательностью Антона Чехова для неё, и Нины Леоновенс для него. Между ними словно сверкали молнии, полыхал огонь и распускались цветы… Как сам и говорил вначале, за один аккорд до завершения мелодии, Антон успел пожалеть, что ещё миг, и всё закончится… Нина увлеклась и не желала останавливаться… несколько локонов выпали на лоб, и причёска окончательно распалась, рыжие волосы волной обрушились на плечи… Последние ноты, взмах руки, разворот и поддержка… Музыка завершилась, и они застыли в центре, прижавшись друг к другу, пытаясь выровнять тяжёлое рваное дыхание… Казалось, никто из них не понимал, что на самом деле сейчас произошло.

— Ещё? — радостно спросила Нина, так и не сдвинувшись с места.

— Нет. Уже поздно. — Антон был уверен, ещё один танец в такой опасной близости к ней он не переживёт. — Завтра тяжёлый день. Мне нужно придумать, как сделать так, чтобы ты смогла поговорить с Эмилией, — он отстранился первым, отошёл и коснулся своего чипа, — Мари, верни всё как было и заведи будильник на семь утра по межгалактическому.

— Запрос выполнен, майор.

* * *

Танец невероятно сблизил их, и хотя Антон и Нина в последствие не говорили об этом, они знали, что между ними с того вечера стало всё по-другому. Время шло. Совет так и не вернулся на «Аврору», все тренировки курировал Ричард, который не оставлял попыток снова встретится с Ниной и уговорить её быть с ним. Нина больше не велась на это, избегала встреч, отклоняла официальные вызовы, давая понять, что поднимется в кабинет командующего не раньше, чем ей прикажет Чехов. Ричарда это явно злило, но он по какой-то причине не прибегал к крайним мерам, вежливо принимал отказы и выглядел вполне спокойно для человека, которого намеренно игнорируют. Одновременно с этим Антон и Нина при поддержке Кристины стали разрабатывать план проникновения в следственный изолятор. Им необходима была Эмилия не только потому, что она могла что-то знать о произошедшем в тот день, когда Нину похитили, но и потому что она так же присутствовала на проверке лояльности Ричарда Нейтана, что увеличивало их шансы «убить двух зайцев» и всё выяснить. Однако дело оказалось нелёгким. Все их планы сводились к тому, что Нине так или иначе снова нужно было обратиться к Ричарду, а это значило прямо ответить на одно из его приглашений. Антон всеми силами старался найти другой путь, но, в конце концов, даже он вынужден был признать, что его нет. К Эмилии должна была попасть именно Нина, только дочери Эмилия могла открыть правду, потому что если не ей, то кому?

Совет же решал собственные проблемы. Они добирались в ужасной спешке, и всё равно не успевали вовремя — о возвращении на «Аврору» в ближайшее время не шло и речи. Их задержка была вызвана, как выяснилось позже, действием нового пропускного пункта, из-за которого на границе выстроилась армада ожидающих своего часа кораблей. Для делегаций Союза исключений не делалось, и все они отстояли эту немыслимую очередь, чтобы, наконец, собраться на встречу, которая, очевидно, уже срочной не являлась.

«Не бывает войны, которая не началась бы с мира, и не существует мира, в котором не разразилась бы война. Будь то космос, древние цивилизации Земли или неизведанная грань вселенной, — всё едино: война и мир сменяют друг друга, задуманные кем-то, спланированные неведомой дланью свыше», — так думал Себастьян Терри, действующий Советник космической станции «Аврора». Он вошёл в зал заседаний на планете Гиперион в системе Чара, где решено было собраться высокопоставленным чиновникам и главам союзных цивилизаций, вслед за другими Советниками и встал рядом с Аннет Диамант — достаточно близко, чтобы она смогла слышать его шёпот, но и достаточно далеко, чтобы не нарушить приличий.

— Слухи неутешительные, мы должны быть осторожны, — сказал Себастьян, едва шевеля губами.

— Думаешь, это связано с тем, что происходит на «Авроре»? — спросила Аннет, не поднимая головы.

— Полагаю, что так… — он резко прервался и выпрямился, когда в помещении вспыхнул свет.

Все присутствующие тоже засуетились, вставая полукругом ближе к центру, и поклонились друг другу.

Гиперион утратила атмосферу много веков назад, и город, являющийся столицей нескольких систем, исчез. На его место пришёл жилой комплекс, выстроенный под поверхностью планеты, оттого и этот величественный зал заседаний имел вид пещеры, опутанной литым изящным узором из сплава металлов, похожих на золото. Казалось, что всё это лишь для красоты и зрелищности, но на самом деле плотный сплав удерживал горную породу от обвалов, не позволяя нарушить целостность строения. Кроме этого ничего примечательного в зале не было: никакого убранства, никаких лишних вещей, только множество низких платформ по кругу со стойками и голографическими экранами. Свет здесь падал от тонких волокон, которые, точно живые змеи, вползали по каждой стойке, вырастали чуть выше экранов и, скругляясь, опускали яркие сплетённые головки.

— Прибыл Совет Человеческой Цивилизации! — объявил компьютерный голос, эхом отражаясь от стен. — Прошу председателей Галактического Союза занять свои места.

Гидеон поднял голову, осмотрелся и наступил на одну из платформ, та сразу засветилась, стойка с экраном отрегулировалась по росту — с остальными платформами и стойками произошло то же самое, как только представители иных рас и цивилизаций заняли положенные им места.

— Программа универсального нано-переводчика запущена, — снова сообщил голос, — заседание Галактического Союза может быть открыто.

На голографических экранах побежали строчки загрузки, и все обратили свои взгляды к низкорослому бледному существу в мантии и капюшоне, он шумно вдыхал вздёрнутым пятачком искусственный воздух, поднимаясь по импровизированной лесенке — в случае с ним пришлось отрегулировать не только стойку с экраном, но и саму платформу.