— Да.

Дальше Сэдрик и сам не знал, чего он на самом деле ожидал от Мэри: ведь глупо было думать, что она попросит его остаться? Но Мэри поступила совсем иначе. Ее лицо вновь приобрело холодное, бесстрастное выражение, когда она произнесла:

— В таком случае: прощайте, господин Скрол.

Дверь за Сэдриком закрылась навсегда. Вот и конец мечтам, стремлениям, вере. Конечно, Мэри осталась при крыше над головой. Разве не этого она хотела в самом начале, соглашаясь на брак с пьяным незнакомцем. К тому же она стала не просто хозяйкой своего дома. Из бесприданницы она превратилась в наследницу благородного рода, хозяйку башни Бройте — Великой Смотровой, чей мрачный силуэт сейчас вырисовывался в окне. Но так же, она осталась одна. Снова. Никому и нигде не нужная. Преданная тем человеком, которому она решилась подарить свое сердце и саму себя.

Мэри опустилась за стол и зарыдала. Как долго она плакала и когда пересохли слезы, оставляя место только судорогам, сотрясающим тело, Мэри не знала. Так же как, погруженная в горе и слезы, не услышала она и собачьего лая, который оборвался столь же внезапно, как и начался. В какой-то момент Мэри почувствовала, как чья-то заботливая рука гладит ее волосы. Мэри подняла голову и увидела Карлу. Та стояла возле нее и ласково улыбалась.

— Моя бедная девочка, — вздохнула она, — тебя снова все покинули?

Мэри не в силах произнести ни слова, лишь кивнула.

— Ничего, — ласково продолжила Карла, — я здесь. Рядом. Я позабочусь о тебе, моя дорогая.

Сэдрик, как и обещал, покинул Бройте ранним утром. В экипаже, наспех собранном для поездки, кроме извозчика были трое. Арон, Сэдрик и господин Лантен, руки которого, для безопасности, Сэдрик связал тем же оружием: ошейником с черными камнями, найденном на Черныше.

Поэтому Лантен сидел сонный, безучастно глядя в окно, но практически ничего не замечая при этом.

Сэдрик же пытался окончательно склеить все кусочки головоломки, полученные им в Бройте. Получалось очень складно, но все же ревизора не оставляло мерзкое чувство, будто он пропустил нечто важное.

Лантен сам признался, что уже много лет исследовал свойство черного камня. Это было делом его семьи. Когда же «наследство» камней, доставшееся от предков стало заканчиваться, он поведал о залежах лорду Вертону. Тот, будучи человеком весьма тщеславным, прельстился на силу камня и решили вскрыть старую шахту за печатью. Это убило Вертона, младший брат которого без умысла забрал из семьи амулет, с помощью которого можно было отворить заветную дверь. Затем в город приехал первый губернатор — Клеменс. Так вышло, что сам интересуясь камнями, бедолага направился прямиком в шахты, где и был погребён под грудой камней. Лантен сказал, что устроить такое достаточно просто, надо лишь уметь владеть энергетическими полями. А в том, что меценат знал и умел много больше, чем казалось на первый взгляд, Сэдрик уже ни капли не сомневался. Хотя бы учитывая точную копию приспособления из башни Бройте в его доме. О ней Лантен объяснил, что это своеобразный накопитель энергии. Он может либо собирать ее из окружающей среды, либо наоборот: распространять, создавая своеобразный защитный экран. Сэдрик спросил зачем Лантен копировал устройство, и тот усмехнувшись сказал, что ему просто надоело ходить вверх-вниз по ступеням башни Бройте каждый раз, когда он хотел провести эксперимент.

Относительно Гордона Лантен признался, что сожалеет о случившемся. Тот, по его словам, нашел один из его черных камней, и, не распознав природы того, держал подле себя, что и привело к упадку сил, ухудшению сна и, в результате всего, галлюцинациям и падению из окна.

— Я не успел распознать симптомов, будучи уверенным, что черный камень скрыт глубоко в шахте и более его нигде не найти, — вздохнул Лантен, — а затем было уже поздно.

Мэри же была нужна Лантену именно чтобы раскрыть печать. Затем, по его словам, он собирался отпустить девушку. Зачем же тогда ей было уезжать из Бройте, как вы после велели? — спросил Сэдрик.

Лантен ухмыльнулся:

— В Бройте должен быть лишь один хозяин.

Все было гладко. Слишком гладко. Лантен даже признался, что это он отловил в лесу одичавшего Черныша и по тайным ходам «подкинул» пса в подвал башни. По его мнению, это была «достойная шутка» над новым губернатором. Но что-то во всей истории не давало Сэдрику покоя. Он лишь не мог понять: что? Где был тот момент, который Сэдрик упустил? Или его главным образом раздражало то, что это не он поймал убийцу, а убийца сам практически открылся им? Все было столь логично, что по законам логики просто не могло быть правдой…

Сэдрик мог бы долго рассуждать об этом, глядя в окно на проплывающий мимо пейзаж, но внешний раздражающий фактор в виде тяжёлого взгляда Арона не давал Ревизору забыться и тут.

— Арон, тебе что-то нужно, или ты просто решил испепелить меня взглядом? — с раздражением спросил Сэдрик.

Мальчик сложил руки на груди и, в свойственной ему прямой манере, произнес:

— Сэдрик, ты дурак.

Ревизор хмыкнул.

— И на чем, позволь тебя спросить, основаны столь интересные выводы?

Тут Арона словно прорвало:

— Как ты мог так поступить с Мэри?

Сэдрик нахмурился:

— Знаешь, Арон, я плачу тебе за осведомительскую работу. Иногда чтобы ты воспользовался своими чудесными навыками мелкого воришки и взломщика. Но никак не за то, чтобы ты лез в мою личную жизнь, — чересчур грубо ответил он, — Но коли ты изволил спросить, то скажу сразу: наш развод был обоюдным решением. Более того: именно об этом мы с Мэри договаривались в самом начале нашего фиктивного брака.

— Вот поэтому ты и дурак! — с жаром отметил Арон. — Время изменило многое. Вы с Мэри были отличной парой. А ты столь просто взял и разбил ее надежды и мечты.

Сэдрик изумлённо приподнял бровь:

— Интересно, — сказал он, — что о моих надеждах и мечтах здесь никто и не говорит.

После чего он откинулся назад на сидении и прикрыл глаза, всем своим видом показывая, что этот разговор окончен.

Кажется уже давно, почти целую вечность назад, восемнадцатилетний Сэдрик Скрол приехал покорять столицу. Он был баронетом, третьим сыном в небогатой семье. Но отсутствие денег и связей с лихвой компенсировалось старанием и желанием добиться успеха. Два старших брата Сэдрика уже обосновались в столице. Сатар стал казначеем. Сильвер — архитектором. Но Сэдрика не привлекала ни одна из степенных профессий. Поэтому он подал заявление на прием на офицерские курсы королевской академии, и по совокупности оценок и физической подготовки был принят. Все шло хорошо, но жизнь в столице полна соблазнов. Особенно для молодого человека. Сэдрик не любил спиртное, не играл в азартные игры, но на одном из балов, куда его затащили друзья по академии, он встретил Эмбер Локвуд, и, как это часто бывает с молодыми людьми, влюбился в нее с первого взгляда. Эмбер была мила, скромна и отвечала Сэдрику взаимностью. Семья ее сплошь состояла из потомственных военных, и в ней были рады молодому офицеру. Прошло всего несколько месяцев, и Сэдрик, не смотря на советы братьев не торопиться, сделал Эмбер предложение, которое та приняла. Все шло как по маслу, пока молодая невеста не захотела сделать жениху небольшой подарок. Заметив любовь Сэдрика к перчаткам, она купила ему пару и, крайне довольная собой, попросила примерить их. Смущение жениха от просьбы ее ни капельки не озадачило и Эмбер твердо продолжала настаивать на своем, пока Сэдрик не сказал ей, что сначала должен кое-что объяснить. По его словам, он был рождён с небольшим дефектом, который, в общем-то ничего и не значит, и абсолютно ничему не мешает, но его невесте действительно лучше знать о нем. Глаза Эмбер округлились ещё при словах «рожден с небольшим дефектом». Когда же Сэдрик снял перчатку, Эмбер заорала и отпрыгнула от него, будто от уличной крысы.

На левой руке Сэдрика вместо пяти пальцев было только три. Мизинец, безымянный и средний. Большой же и указательный пальцы Сэдрика были сросшимися ещё в утробе матери, когда же мальчик родился и начал подрастать, пальцы эти так и продолжали оставаться небольшим отростком на руке, и потому родители Сэдрика приняли тяжёлое решение ампутировать их и поставить мальчику протезы. Последние были сделаны из побегов дерева Айхва, того самого, чьи ветви могут врастать в организм. Так как операция была сделана Сэдрику ещё в раннем детстве, протезированные пальцы прижились не плохо. В какой-то мере организм мальчика даже принял их и составил своеобразный симбиоз, позволяя Сэдрику работать ими почти так же успешно, как настоящими пальцами руки. Старшие братья так же всячески помогали Сэдрику свыкнуться с такой рукой, лазя с ним по деревьям, скалам и занимаясь прочими делами, доказывающими, что рука Сэдрика нисколько не хуже руки любого другого мальчишки. И все ж зрелище руки, из кожи которой вырастают два деревянных пальца было не из приятных. Айхва вырастала в организм как дерево врастает в землю. По руке шли прожилки тонких корней. А сами пальцы были не похожи на красивые выточенные из деревяшки протезы. В обмен на возможность управлять ими, Сэдрику пришлось полностью отказаться от мысли модифицировать их. Если под специальной перчаткой побеги Айхвы и выглядели как два нормальных пальца, то без нее — они представляли из себя сплетение сотен веточек со всеми их неровностями и шероховатостями.