Несмотря на невозможную усталость, уснуть удалось далеко не сразу. Ворочалась с боку на бок, а сон все не шел. Мучили сомнения, не ошиблась ли я, рассказав Рошару о себе? Хотя, он ведь и половины не узнал, так, лишь крохи, малая часть, лишь бы успокоить его любопытство…

Утро снова началось со стука в дверь.

— Да что же это такое? — простонала, едва разлепляя глаза. Быстрый взгляд за окно — похоже светило поднялось не недавно, светит в полную силу. Однако сил встать и начать новый день нет. Стук повторился, заставляя меня буквально соскрести себя с кровати и поискать, что бы надеть. Нужно халат заказать, что ли, — мелькнула мысль, пока натягивала привычные штаны.

Неизвестный настойчиво продолжал колотить в дверь, поэтому волосы кое-как пригладила уже на ходу.

За дверью собралась небольшая толпа во главе двух городских стражников. Их легко узнать по темно-серой форме и остроносым сапогам с колючкой на пятке. По городу стражей довольно много, я неоднократно их видела, но на своем пороге, признаюсь, не ждала. Все встало на свои месте, когда из-за спин служивых лотров выступил давешний господин с перекошенным от злости лицом.

— Это она! — выкрикнул он злобно, тыкая в меня пальцем. — Эта женщина убила моего сына!

Всевышние! — едва не застонала вслух. — Ну что я делаю не так?

— Вы должны пройти с нами, — вперед выступил один из стражей.

— Куда? — сложила руки на груди. — И по какой причине?

— Уважаемый шейш Сатиран выдвинул против вас тяжелые обвинения, — напористо сообщил страж. — Не усугубляй вину ослушанием стражей повелителя, девушка, — без перехода посоветовал он.

— А мою версию вы выслушать не хотите?

— В управлении стражей и выслушаем, — меланхолично кивнул мужчина.

— Да что вы ее слушаете! — завопил обортанец. — Она едва не убила и меня, и мою дочь, и мою жену! А мой наследник, мой сын по ее вине родился раньше срока и тут же умер! Это она виновата в смерти моего сына! Ты! — обортанец подошел ближе и ткнул в меня пальцем. — Обманом пришла в мой дом! Едва не погубила мою дочь! Убила моего сына!

В голове быстро крутились мысли, одна другой неприятней. Скрыться сейчас — значит навсегда обречь себя на жизнь в бегах. Нужно не просто доказать, что этот господин лжет, нужно, чтобы все эти аурейцы, что стоят за его спиной о том узнали. Не просто оправдаться — убедить их всех в своей правоте. Выйду ли я из управления стражей? Станет ли Рошар меня там искать? Могу ли рассчитывать на его помощь? Вопросов больше, чем ответов.

Нет, — мысленно приняла решение. Нельзя идти с ними. Мне в этом городе жить и работать. Любые разбирательства в управлении стражей останутся там, в тех стенах. А толпа здесь, вот она, всё собирается и собирается. И все эти лотры и мии слышат сейчас лишь одну сторону — обортанца. Слышат и невольно верят его крикам и обвинениям.

— Этот мужчина, — подняла правую руку вверх, привлекая к себе внимание, — обвинил меня во всеуслышание! И я требую, чтобы также все здесь присутствующие стали свидетелями моей невиновности!

— И как же ты докажешь свою невиновность, девушка? — нахмурился страж.

Выпрямилась, оглядывая толпу, стараясь заглянуть в глаза каждому, установить контакт, заставить меня слушать.

— Накануне этот обортанец пришел ко мне за помощью, — начала издалека. — Уважаемый торговец Тиморей рассказал ему о моих чудесных настойках, способных унять боль. Тогда этот господин, — постаралась не сильно скривиться, выплевывая ненавистное слово, — пришел ко мне за такой настойкой для своей малолетней дочери. В разговоре он сообщил, что малышка не спит уже два дня, мучаясь от неизвестных болей. Все вы знаете, что лекарь должен осмотреть недужного, чтобы ему помочь, потому я настояла, что должна сама увидеть ребенка, дабы понять, что с ней не так. Он привел меня к себе домой. Сам привел, никакого обмана и принуждения, да и как я могла бы его принудить? — намеренно усмехнулась, кивая на него и на себя, вызывая смешки в толпе и еще большую ярость на лице обортанца. — Девочка двух лет от роду была страшно избита! — повысила голос. — Ее беременная мать также подверглась избиению. Ребенок в утробе женщины на тот момент погиб, и могла погибнуть она сама.

— Ложь! — не выдержал обортанец. — Ты все лжешь! Это ты убила моего сына! Ты!

— Где ваша жена, уважаемый? — перевела взгляд на него. — Почему бы не дать ей слово?

— Я — ее уста, женщина! — высокомерно заявил обортанец. — По закону я могу отвечать за нее.

— По какому это закону? — обернулся к нему страж. — В Аквадии иные законы, шейш Сатиран, и вы обязаны им следовать.

— При всем уважении, — залебезил обортанец, — она лишь женщина. Что она может сказать? Неужели кто-то всерьез решит слушать ее бредни?

— И я женщина, — выступила из толпы дородная, тучная горожанка. — И что, раз баба, так сказать за себя не может? Совсем обортанцы распоясались! Раз живете в Аквадии, так законы наши уважайте!

— Правильно, — загудела толпа.

— В своих степях там что угодно творите, а к нам не смейте свою дрянь везти!

— Так у него небось жен-то пяток, вот и лупит! — кто-то высказался довольно громко.

— Да соседка я ихняя, — вышла вперед молодая женщина с грудным ребенком на руках. — Лупит он и жену, и дочку, точно то знаю! Девчонка битая ходит, а уж жинка вся замотанная, а все одно — синяки видно. И орал он на них третьего дня, ох и орал! Вопил, что пузо у жены не такое, что точно девка там, а ему нужен наследник. И что, ежели девку родит, убьет ее, чтобы еще жену взять!

— Ложь! — обернулся к толпе обортанец.

— Да ты гляди, — снова выступила та первая, не побоявшаяся вмешаться, женщина. — Все у него брешут, один он с обеда у Богов вырвался!

Толпа грянула смехом.

— А я знаю эту травницу! — вышла вперед смутно знакомая мия. — Приходила она к Бранке нашей, что мужа ждет из Вейренары. Даэрка, дочка Бранки занедужила сильно. Лекарь был, диари Свонт уважаемый. Сказал, помрет девчонка, не спасти никак. А эта, — кивнула на меня, — вылечила. Ходит Даэрка, сама видела! С лица спала, конечно, и платье висит мешком, но живая! Богами клянусь, сама видела!

Позади толпы остановился закрытый черный экипаж, даже над кучером глубокий козырек. С моего места было видно и экипаж, и то, что с козел степенно спустился взрослый лотр в строгом темно-зеленом камзоле, довольно закрытом, несмотря на жару, неспеша открыл дверь, выставил подножку и помог выйти… Тревору. Толпа перед ним подалась в разные стороны, стражи низко склонились, обортанца перекосило еще сильнее, а Тревор как ни в чем не бывало шел ко мне.

— Светлейшего дня, — негромко поприветствовал он, без спроса хватая мою ладошку и делая вид, что целует. — Что здесь происходит? — только после этого обернулся недовольно к стражам, переводя вопросительный взгляд с них на толпу.

— Диари Индара, — те сложились едва ли не пополам. — Да вот шейш Сатиран с обвинениями пришел. Говорит, сгубила травница сына его новорожденного, да самого чуть не погубила.

— И жену мою! — тут же влез обортанец. — И дочь! Она! — снова некрасиво ткнул в меня пальцем. — Вчера обманом в мой дом пришла! Принесла горе и смерть! Она должна быть наказана!

Толпа притихла, прислушиваясь, ожидая, что Тревор скажет. Я вот тоже ожидала. Отняла ладошку, сложила руки на груди и смотрела на лотра, гадая, что ж он за птица такая, что все перед ним вон как пресмыкаются. Толпа от одного его вида присмирела, про стражей и вовсе молчу.

— Эта уважаемая льяра, — не слишком громко заявил Тревор, но тишина стояла такая, что, думаю, все его прекрасно слышали, — прибыла в Аурейю по личному приглашению диари Рошара Шерон Соаллон аль Винсер и является его подопечной. Надеюсь вы понимаете, — хищно улыбнулся Тревор обортанцу, — что если у вас есть какие-то вопросы к льяре, следует обращаться напрямую к диари аль Винсеру! А теперь, — обратил свой взор на толпу, — прошу всех разойтись. Льяра Лисанна, надеюсь, вы не слишком утомлены и сможете осмотреть мою ногу, как и обещали ранее? — довольно громко поинтересовался Тревор, лукаво улыбаясь.