Поначалу подумала, что ослышалась. Жозеус годился мне не то, что в отцы, скорее в деды! Старый, обрюзгший, сморщенный… Отец наказывал меня за то, в чем не было и не могло быть моей вины.

Однако пришлось подчиниться. Жрецы не могли повлиять на решение отца. Пока я не вошла в полную силу, они лишь выполняли свою роль, родительские же права на меня имел приемный отец. Его слово было бы решающим. Арханий забрал меня домой.

Впервые за пять лет я увидела маму. Она очень постарела за эти годы. Войдя в дом, увидев ее у подножия лестницы, подавила порыв броситься к мие, подарившей мне жизнь. Сейчас она смотрела на меня без искры в глазах, я больше не чувствовала ее любви. Это больно. Очень больно получить подтверждение тому, чего втайне боялся. Пять лет я гнала от себя мысли о нелюбви родителей. Уверяла сама себя, что они отослали меня в обитель на обучение, что не могут приехать по той или иной причине. Но ждут, скучают… мама ждет. А теперь я смотрела на нее и понимала, что нет. Иллюзии рассыпались. Оказывается, вот как болит душа, вот как разбивается маленькое детское сердце.

Тем же вечером мне предстояло пережить семейный ужин. Отец с Жозеусом спокойно обсуждали сумму выкупа за меня, отец торговался, будто продавал рогатишу, стадо рогатиш. Мама всегда и во всем слушалась отца, вот и сейчас покорно кивала каждому его слову, спокойно согласилась с его решением отдать меня в двенадцать лет замуж за похоронившего двух жен Жозеуса. Бросила взгляд на жениха — огромное пузо, пара лишних подбородков, жирное лицо с крупным носом, испещренное язвами… Брр, мне и сейчас тошно вспоминать те дни.

Вот тогда-то и появился мэтр Орбиус. Лотр оказался проездом в Харольире, непогода застала его неподалеку от нашего поместья, и мэтр гостил у нас несколько дней. Как выяснилось, Орбиус как раз ехал из обители, мы разминулись буквально на несколько часов. Орбиус — глава столичной Даорранской академии. Он каждый год лично посещал обитель, уговаривая жрецов отдать салаяр в академию. Отпустить с ним в Даорран.

Как я уже говорила, салаяры до момента слияния подвластны лишь родительской воле, а полные сироты по законам Харольира подчиняются правителю. У империи с Харольиром заключено множество соглашений, но формально Харольир свободен, законы империи над ним не властны.

Орбиус охотно рассказывал, что в империи салаяры имеют множество привилегий, что мне там будет намного лучше, что в империи закрытая, малоизученная раса салаяр стоит по положению выше прочих. Чем больше он говорил, тем ярче разгорались мои глаза. Я всем сердцем хотела поехать с этим лотром в его страну, учиться в его академии. Все, что угодно, только не брак с Жозеусом!

Как я уже упомянула, законы империи в Харольире бессильны, и лотр Арханий, официально считающийся моим отцом, легко мог продать меня замуж. Орбиус — довольно умный лотр, он быстро понял, в чем дело. Предложил отцу беседу наедине, после которой меня отпустили в Даоррану, а Жозеус вынужден был со скандалом покинуть наше поместье.

Орбиус меня выкупил.

Я провела у драконов три дня. Ела то, что сама приготовила. Дважды это была небольшая птичка, пойманная Рауторорком, а еще нога крупного рогатого зверя; коренья, что нашла неподалеку, да съедобные травы. Впервые в жизни я сама ощипывала свой обед. Под конец Эйшхераш, устав, видимо, наблюдать за моими мучениями пыхнул небольшим огоньком, обжигая несчастную тушку. Она осталась не только без перьев и пуха, но и практически без кожи. После приготовления на костре была жесткой, практически несъедобной. На второй раз я старалась закончить с ощипыванием скорее, не испытывая терпение крылатого друга.

Сами диаракхорны охотились на крупных рогатых животных, во множестве обитающих в Аоршских горах. Эйшхераш жутко удивился, что мне нужно есть несколько раз в день, ведь драконам пища требовалась лишь раз в несколько дней. Правда в большом количестве. К счастью, на самом деле, иначе от популяции тех рогатых в этих горах давно бы ничего не осталось.

В первый же день я попросила Эшхераша обучить меня языку местных, думая, что взрослый дракон сумеет помочь.

— Нет, Адали, — ящер поник. — Я не могу научить тебя их языку, я не знаю языка двуногих.

— Но как же тогда мы с тобой говорим? Почему я тебя понимаю, а ты меня? Я думала, ты и их тоже можешь понять.

— Слова в нашем общении не имеют значения, ведь мы говорим на языке твоей души, Адали, — пояснил ящер.

Эйшхераш не оставлял меня одну, сопровождая буквально повсюду. Оберегал. Каждый дракон из стаи стремился к контакту со мной. Не просто прикосновение — обмен энергией. Касаясь меня красным раздвоенным языком ящер передавал часть своей энергии, напитывал меня ее в буквальном смысле. А я в ответ, совершенно неосознанно, забирала что-то вместе с этой энергией, даря дракону способность общаться не только со мной, но и с сородичами. Я будто забирала часть звериной сути. Эйшхераш менялся на глазах. Его рассуждения, разговоры все больше походили на рассуждения лотра.

Но мои неразвитые каналы не способны вместить столько энергии, сколько могут отдать все эти диаракхорны. Нужно время. Если хочу помочь им всем — нужно скорее пройти слияние. Возможно ли это в мире, лишенном одаренных?

Драконы живут стаей со своими нравами. Самки вынашивают потомство, оберегая его после. Самцы добывают пищу. Понятие семьи у диаракхорнов отсутствует. Самка принимает ухаживание самого сильного самца. А когда она готова к потомству в следующий раз — и самец может быть другим. Самки диаракхорнов откладывают яйца. Сначала яйцо долгое время формируется в утробе матери, после еще долгие месяцы дозревает в особой пещере, укрытое толстым слоем сухой травы. Оберегаемое всей стаей.

Все это я узнала из разговора с несколькими драконами. Получив возможность общаться, ящеры стремились к этому общению, будто наверстывая время вынужденного безмолвия. Находясь поблизости, никому из нас не нужны были слова, звуки. Лишь я, по привычке, все еще произносила слова вслух.

Драконы охотно рассказывали о том, о чем сами знали, к сожалению, рассказать об этом мире они не могли практически ничего. Лотров, или как они называли местных — людей, не считали разумными, достойными общения, как и самой жизни. Не знали даже границ мира. Запертые в горах, мощные создания Всевышних влачили жалкое существование. Их наказание оказалось поистине страшным для вольнолюбивых гордых существ. Однако вместе с тем я ясно видела, что диаракхорны ничего не поняли, не вынесли уроков из своего заточения. Они все также не считаются с местным населением, истребили бы его при первой возможности, дабы самим властвовать в этом мире.

— Те лотры… они тоже называют меня Адали, — спросила на исходе третьего дня. — Что значит это слово?

— Адали — избранная Всевышними, — тут же последовал ответ. — У людишек есть своя легенда. Давным-давно их предки видели одну из Прародительниц, эти знания передаются в их памяти из поколения в поколение. Видимо они приняли тебя за Всевышнюю, Адали.

— Наверное, — вынуждена была согласиться. — Раз в Эйргаре нет наследников крови Всевышних, нет тех, кто способен управлять энергией… такие способности могли ввести этих лотров в заблуждение. Еще и мои крылья, они даже в Ривенаре редкость.

— Ты — дитя Прародителей, Адали. Ты — наше спасение, — упорно твердил ящер.

Меня эта его убежденность не то, чтобы пугала, скорее настораживала. Узнать в семь лет, что ты ребенок от одного из Всевышних, это, знаете ли, накладывает отпечаток на дальнейшую жизнь. Только вот я все время думала, что вся моя исключительность заканчивается на более глубоком управлении энергией. И все. Спасать разумных ящеров я не планировала. Причем, спасать их нужно, прежде всего, от самих себя.

— Что вы станете делать, сумей я вдруг избавить вас от наказания? — склонила голову набок.

Что-то мне подсказывает, что грозные диаракхорны вполне способны совершить еще одну глупость — попытаться истребить лотров, дабы безраздельно властвовать этим миром. Уверена, первое, что они сделают, обретя свободу — развяжут войну.