— Как так?
Таннер согнал Гвин с кровати, несмотря на протесты Джени, снова укрыл ее одеялом и поднял с пола плюшевого мишку. Из-под одеяла высунулась рука в пижаме и крепко обняла затасканного зверя.
— У нас была математика. Я ее ненавижу.
— А-а. — Это ему знакомо. — А как тебе новая учительница? Нравится?
— Она нормальная. Но у нее изо рта пахнет.
Джени зевнула, курносый носик почти исчез из виду. Она вздохнула и уставилась на него, как будто он мог читать ее мысли. Если бы. Он многое отдал бы за то, чтобы знать, что происходит в голове у семилетнего ребенка.
— Нам задали сделать семейный проект.
— Ох.
У Таннера засосало под ложечкой. А он только подумал, что у него получится прожить день без напоминаний о том, что они потеряли.
— С фотографиями.
Ну конечно.
— Ладно. Уверен, что бабушка поможет тебе с этим, Джени.
— А ты?
— Что я?
— Поможешь мне? — сердито выдохнула она и посмотрела на него так, словно он выиграл кубок дураков.
— Попробую, медвежонок.
Попробую пережить этот разговор до конца, чтобы ты не рвала мне сердце, но потом обязательно.
— Хорошо. Я тебя люблю.
Она улыбнулась ему и протянула руки.
Таннер крепко обнял ее и начал считать.
Раз... два... три...
Может, сегодня она не спросит.
Может, сегодня его ждет отсрочка.
Четыре...
Может, сегодня...
— Когда мамочка вернется домой?
Таннер выдохнул, подоткнул одеяло со всех сторон, как она любила, и поцеловал ее в лоб.
— Я не знаю.
— Скоро?
— Наверное, нет.
— А дедушка скоро приедет в гости?
Таннер уставился на книжную полку.
— Это надо спросить у бабушки.
— Почему он живет так далеко? Как называется этот город?
— Сиэтл. — День пути на машине. Недостаточно далеко. — Медвежонок, тебе пора спать. Хватит вопросов. Бабушка придет помолиться с тобой.
— Ты можешь послушать.
Таннер сжал переносицу. Вздохнул.
— Не сегодня.
— Хорошо. Но...
Он ждал. В последнее время она об этом не спрашивала. Но сейчас собиралась. Он видел по тому, как ее глаза светились надеждой.
— Мамочка вернется, да? Когда-нибудь?
Таннер запустил пальцы в волосы и обвел взглядом девчачью комнату. Когда дети приехали, он покрасил ее в розовый, даже не зная, нравится ли ей этот цвет.
Оказалось, что он мог покрасить ее хоть в черный, и ей все равно понравилось бы.
Врать нехорошо. Он это знает.
— Конечно вернется.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Слова вырвались, не дав ему возможности подумать. И он не может взять их обратно.
Таннер закрыл глаза.
Он еще ощущал здесь запах Марни. Ее духи пропитывали места, где она бывала. Теперь даже малейший след обрушивал на него цунами эмоций.
Ее фотографии были повсюду. Она смотрела на него с портрета в серебряной рамке на комоде. На фотографии она улыбалась, почти смеялась. Но в ее глазах таились секреты, которых он не знал. Секреты, которые он теперь хотел бы никогда не знать.
Мама говорила, что для Джени хорошо хранить фотографии. Смотреть на них. Помнить, как все было. До. Потому что, несмотря ни на что, бывали и хорошие времена.
— Пора спать, принцесса.
Пора убираться отсюда, пока он не начал рыдать как маленький.
— Хорошо. — Как всегда, она приняла его слово как прописную истину. Никогда не сомневается. Никогда не спорит. — Я тебя люблю.
Она часто это говорит. Сейчас чаще, чем раньше. Когда ей больно, она крепче стискивает его, когда обнимает, сильнее плачет. Мама говорит, что это нормально. Но Таннер не согласен.
В этом нет ничего нормального.
— И я тебя люблю, детка. Спокойной ночи.
Он ущипнул ее за нос и постарался не задохнуться от чувства вины. Потом позвал Гвен и выключил свет.
Таннер прислонился спиной к стене и медленно вдохнул. Когда-нибудь станет легче? Что-то подсказывало ему, что нет. Подсказывало, что он заслужил каждый миг боли, который причиняли ему дети. Его взгляд упал на тонкую полоску света из-под двери Джейсона, и Таннер приготовился получить следующую порцию этой боли.
Он постучал один раз и вошел.
— Пора гасить свет, приятель.
Джейсон разлегся поперек кровати с экземпляром «Спортс иллюстрейтед». Выпуск с купальниками.
— Эй! — Таннер выхватил журнал. — Где ты его взял?
— В твоей ванной. — Джейсон перевернулся на живот и засмеялся. Вернее загоготал. — Он типа непристойный.
Типа? Таннер свернул глянцевый журнал трубочкой и постучал Джейсона по голове.
— Ну да. Тебе десять лет. Тебе не нужно смотреть такое.
Он сделал мысленную пометку немедленно сжечь журнал. Поискать в своей комнате другие и сжечь их тоже.
— Вообще-то, мне почти одиннадцать.
Джейсон заполз под одеяло и выдал улыбку, которая содрала еще слой с сердца Таннера.
— Да-да. Я знаю, сколько тебе лет. Хорошо, послушай... Я купил его давно. Мы... э... парни... — Боже, он не готов к такому разговору. — Женщины, они... они не...
— Знаю-знаю. — Мальчик закатил глаза. — Мисс Клайн читала нам большую лекцию. Женщины — не сексуальные объекты, и парни должны их уважать.
— Точно. — У Таннера запылали щеки, но облегчение пересилило неловкость. — К этому я и вел.
— Круто. Я понял.
Джейсон зевнул и потянулся. Таннер заметил у него под мышками несколько волосков.
— Ладно. — Таннер сунул журнал подмышку. Пора уходить по-быстрому, пока Джейсон не решил задавать вопросы. — Увидимся утром, приятель.
— Ты помнишь, что завтра у меня игра? Я вратарь. Тренер сказал, если я... — Джейсон прищурился и помрачнел. — Ты забыл.
Таннер качнулся на пятках и попытался придумать веское оправдание.
— Джейс, дружище, мне надо работать.
— Но завтра суббота. Ты всегда работаешь. — Джейсон надулся. На самом деле ему шло. — Почему никто другой не может немножко потоптать виноград?
— Виноград не топчут. Его давят. Прессом.
Иногда Таннер жалел, что они больше не делают это по старинке. Час или два вымещать свое раздражение на винограде сотворило бы чудо для его души. Но все, что ему нужно, это щелкнуть выключателем и дать механизму делать всю работу.
— Пожалуйста, можешь прийти?
Джейсон не просил много. На самом деле он никогда ничего не просил. Таннер провел языком по зубам и кое-что подсчитал в уме.
— Во сколько?
— В девять. Или в десять.
— Ты не знаешь?
— Я забыл.
Джейсон сполз ниже под одеяло.
— Ну, это мне не поможет, верно?
— Забудь. — Джейсон перевернулся и уткнулся лицом в подушку. — Ты бы все равно не пришел.
Таннер развернулся и пошел к двери.
— Я спрошу про время у бабушки и посмотрю, что смогу сделать. Спокойной ночи, Джейс.
— Как скажешь.
Позже, когда его мама пожелала детям спокойной ночи, они сидели на заднем крыльце. Она заняла свое обычное место в старом кресле-качалке, накрыв ноги мексиканским одеялом, ее пальцы порхали, работая над вязанием. Судя по розовым ниткам, что-то для Джени.
— Тяжелый день?
Лучистые карие глаза внимательно смотрели на него поверх серебряной оправы очков. Ее волосы были убраны в низкий хвост на затылке. Таннер мог поклясться, что она выглядит не старше тридцати, хотя ей уже за пятьдесят.
— Можно и так сказать. — Он протопал по крыльцу к маленькому столику рядом с ее креслом. Взял бутылку вина и посмотрел на этикетку. — Как оно?
Две тысячи девятый. Хороший год. Должно как раз дойти до кондиции.
— Прекрасное, как обычно. — Она взяла бокал и взболтала красную жидкость. — Гвин, оставь кошек.
Собака заскулила, но послушно устроилась у нее в ногах. Таннер взял бокал, налил немного вина и принюхался. Букет ароматов ублажил его обоняние и вызвал улыбку.
— Неплохо. — Он поставил бокал на стол. — И как на вкус?
— Насыщенное. Немного дубовый, но этого и ожидаешь от каберне. С ноткой шоколада. Мне нравится.
— Хорошо. — Он опустился в пустое кресло-качалку с другой стороны столика, положил голову на подушку и закрыл глаза. — Джени нужно сделать семейный проект.