– Ну я же не совсем ку-ку, – Дюмон усмехнулся и отхлебнул из кружки, чтобы смочить пересыхающее горло. Он сильно волновался, и это не осталось незамеченным. – Едва запахло большими деньгами, вы просто не могли остаться в стороне. У Патрисии есть лаборатория и ключ, у меня координаты и хороший план, а у вас, как догадываюсь, в руках рычаги влияния, без которых трудно встроиться в существующий миропорядок. Я отлично понимаю, что подобный куш мне в руках не удержать. И Патрисии тоже не удержать. Не знаю, как она станет решать с вами этот вопрос, это уже не мое дело, но с тобой я готов вести диалог.

Ги Доберкур молчал некоторое время, потом спокойно сказал:

– Я ценю вашу проницательность и готовность пойти на сделку. Однако я не уполномочен вести переговоры.

– Понимаю, – кивнул Дюмон. – Тебе требуется запросить инструкции.

– Что-то вроде того. Но прежде, я бы желал кое-что уточнить.

– Пожалуйста, – Дюмон вновь приложился к пивной кружке.

– Она показывала вам ключ?

– Патрисия? Нет, но я точно знаю, что он у нее есть.

– Как вы можете быть в этом уверены?

– Ну, если мы все-таки плывем в Антарктиду, значит, она точно знает, что именно будет там делать. Без ключа туда не попасть. Но я сам понятия не имею, как он выглядит.

– Это не праздный интерес, Жак. Дело в том, что ключ, если бы он у вас был, увеличил бы вашу долю на несколько миллионов.

– К чему мне скрывать что-то, мой друг? – спросил Дюмон, безуспешно скрывая волнение. – Поверь, если бы у меня вдруг оказался еще и ключ, я бы не нуждался в услугах Патрисии. Но чего нет, того нет.

– Жаль, – скупо улыбнулся Доберкур.

Тут «Душа океана» издал протяжный громоподобный гудок, и французы вновь прервались, выглядывая в окно.

– Это сигнал туристам собираться в обратный путь, – предположил Доберкур. – Скоро они вернутся на борт.

– Ну да, ну да, – покивал Дюмон и встал. – Я, пожалуй, пройду к себе. А ты свяжись с нужными людьми. И как можно точнее доведи до них мои искренние заверения в вечной им преданности.

Ашор отложил в сторону журнал и задумчиво откинулся на спинку стула. Дюмон, конечно, привирал насчет своей осведомленности. И вел он себя излишне самоуверенно. У русских по этому случаю имеется хорошая поговорка, предостерегающая делить шкуру неубитого медведя. Однако обнаружилось, что француз вовсе не тыкается наугад, он прекрасно понимал, что ищет в Антарктиде. И даже знал, что искомое сокровище имеет гораздо большую ценность, чем археологические черепки.

Глядя на красивую, с хитринкой, мордашку дочки нобелевского лауреата, Ашор и сам верил, что о перспективных проектах лаборатории Долгова эта дамочка узнала прежде, чем познакомилась с сыном Долгова. Увы, так обычно и бывает в нашем искаженном мире: есть цели и есть средства, а остальное не важно. Но и Дюмон, как выяснилось, тоже хорош! Обвести вокруг пальца дочку Ласаля, это не фунт изюма съесть. А его попытка договориться за ее спиной с Доберкуром именно так и выглядела: опрометчиво и нагло. Выходит, и здесь скоро грянут опасные перемены.

В любом случае, подслушанная информация, по мнению Ашора, многое меняла в общем раскладе…

Весть о несчастном случае на острове разнеслась по кораблю на манер верхового пожара, подгоняемого ветром. И хотя ничего страшного не случилось, все понимали, что вполне могло случится, и реагировали соответственно. Капитан был зол (ведь знал же, что «с этими русскими» надо держать ухо востро, особенно, когда они в отпускном настроении). Старпом чувствовал себя виноватым. Пассажиры сочувствовали неудачникам, а некоторые из тех, кто не поехал на экскурсию, еще и радовались, что остались на корабле, ведь на месте пострадавшего Сухова «мог оказаться каждый».

– Как чуяло мое сердце: про́клятый это круиз! – высказалась Бекасова перед ужином в столовой. – То драка, то экскурсантов без надзора оставили. И то ли еще будет!

– А с организаторов взятки гладки, – сообщил Урусов, занимая стул рядышком с режиссером. – Нянькаться с клиентами они не собирались с самого начала. Мы все подписали одну любопытную бумажку, помнишь?

– Да я много чего подписывала!

– Читать надо, что подмахиваешь, дорогая Лизавета. Там черным по белому: «В случае несчастного случая, произошедшего по моей вине или сокрытия важной медицинской информации о перенесенных заболеваниях все причиненные мною убытки вследствие моего внепланового возвращения или проведения спасательных операций будут мною компенсированы». Иными словами, никто, кроме нас, за наши жизни и здоровье ответственности не несет.

– Какая разница, читала я эту формулировку или нет, – скривилась Бекасова. – Вот ты, Женя, читал? Читал и даже наизусть выучил. А подписал? То-то и оно. Без нее в поездку не пустили бы. Либо ты едешь, либо дома сидишь. А решение, ехать или нет, я принимала вне зависимости от дисклеймера.

– Что же все-таки произошло на острове? – полюбопытствовал Сергей.

– Наш дорогой Павел Михайлович со своим приятелем полезли на какую-то гору без страховки и свалились с нее, – ворчливо пояснила Бекасова.

– Все было не совсем так, точнее, совсем не так, – громко сказал Володя Грач, приближаясь к столу в сопровождении Громова, – но сути дела не меняет. Два человека пострадали, отделавшись легкими травмами. Такова цена любого экстремального путешествия, связанного с риском.

– Им это нравится – рисковать, – вставила реплику доселе молчавшая Анна Егорова, – они свое отношение к жизни после этого вряд ли переменят. Не в первый же раз.

– Да, милая барышня, – поддакнул ей Урусов, – это происшествие если и сделает их осторожными, то ненадолго.

Юра молчал, хмурился и даже близкое присутствие Виктории не могло вывести его из мрачного расположения духа. Совсем недавно он чувствовал себя превосходно: шутил, наслаждался приятным обществом и строил планы на будущее, которое казалось ему благополучным. Но разговор с вернувшимся Володей напомнил ему, в каком дерьме он на самом деле находится.

Грач разыскал Юру в кают-компании, где тот резался с Викой в шашки, и отозвал в сторонку, чтобы сообщить о происшествии и поделиться сомнениями.

– Что хочешь про меня думай, – сказал он ему, – но я все больше подозреваю, что Патрисия и ее странные соотечественники стоят за всеми неприятностями. Я сейчас даже не уверен, что Стальнов был на самом деле причастен к убийству Долгова-старшего. Пашу нам на полном серьезе надо спасать. Добром все это для него не кончится. Но что предпринять, вот вопрос.

– Ты с ней говорил? – спросил Юра – Сухое полотенце плохая улика. Если она все время была на виду.

– С ней еще не говорил, – хмуро ответил Грач, – тут особый подход нужен. Я задал парочку вопросов ее подружке Дельфине. Та утверждает, что Патрисия сначала собиралась купаться, но потом испугалась, что холодно. Сфотографировала купающихся, а потом с фотоаппаратом пошла по берегу. В воде резвились тюлени, она их поснимала. Куда пошла после, Дельфина не видела, но, выгораживая подругу, пыталась меня уверить, что от берега она не удалялась. А вот матросы сказали прямо противоположное: от купален Патрисия почти сразу направилась обратно к заброшенной базе. И только когда все оделись и стали грузиться в лодку, она вернулась и выглядела несколько запыхавшейся. Как если бы всю дорогу бежала. А вот с фотоаппаратом на берегу как раз крутилась чернокожая подружка – алиби обеспечивала.

– Думаешь, Пат устроила обвал? – Юра с сомнением покачал головой. – Зачем ей это? Павел ее любит и сделает все, чего бы она ни попросила. Добровольно.

– Я осматривал верхнюю площадку. Не могло там само по себе обрушиться. Карниз крепкий, укреплен валунами, ни одна птица не сдвинет. Да и человеку надо постараться. Там видно, в каком месте своротили первый камень. От него прям полоса голой породы осталась, как трактором вспахали. Остальное уже по дороге присоединилось. И это сделал человек тренированный, не лишенный физической силы. Еще и рычаг был бы не лишним, но всяких обломком и арматурин на заброшенной базе до фига. Либо Патрисия постаралась, она дама спортивная, мышцы занятиями альпинизма накачала, либо старпом – он все же местность знает и тоже возле купален не торчал.