– Бекасова тоже будет недовольна. Он дала слово Долгову.

– Вот пускай сама с Симорским любезничает! – Вика оттолкнула Давыдова и скрылась в каюте.

Резко сорвав с себя шапку, сняв куртку и швырнув ее на кровать, она уселась, кусая губы. Этот день был похож на сумасшедшие качели. Она то взлетала над пропастью, то стремительно падала вниз, в страхе, что веревка оборвется.

«Он сказал: „держитесь от нас подальше“. Получается, даже на невинные темы общаться с ним не стоит? Я буду ему мешать?», – думала она, сердито.

Вика не поверила, что в долине людей поджидает смертельная опасность. Долгов, насколько ей было известно, летел туда не только с любимой женой, которую не захочет потерять так глупо, но брал с собой кое-кого из гостей. Это не военная операция, а праздник для узкого круга, и Вике там места нет. Даже если она доберется в долину независимо от других, ей не будут рады. И Юра не поступится своими занятиями ради нее. А еще ей было стыдно, что она успела предаться о нем мечтам, как девчонка. И дала ему это понять.

Тут ей вспомнился продюсер Симорский – вот тоже не кстати! Надо же было ему оказаться среди гостей на свадьбе. Про его любвеобильность ходили легенды, говорили, он не пропускал ни одной мало-мальски симпатичной мордашки. Впрочем, никто из тех, кто прошел через его руки, не жаловался, он всем щедро платил: ролями, нужными знакомствами, дорогими нарядами. Но Вика в подобных щедротах не нуждалась, а при одной только мысли оказаться с Симорским наедине, ее охватывало омерзение.

Возможно, Вика была «неправильной актрисой». Она думала, что получит то, что ей причитается, честно. До сих пор ей не приходилось жертвовать принципами. Вот и сейчас, если сердце ее тянулось к симпатичному ученому-гляциологу, она не собиралась размениваться на посторонних.

Юру, конечно, можно было поймать в силки, как любого мужчину, но Вика не считала, что в любви все средства хороши. Ей хотелось, чтобы на нее обратили внимание не из-за внешности или ее личных усилий. Как всякой молодой девушке, не успевшей набить шишек, она мечтала об избраннике, способном полюбить ее душу. Но для того, чтобы Громов разглядел в ней что-то еще, нужно время. Вопрос номер один, где его взять? Вопрос номер два: а надо ли?

Вика влюблялась в Громова и чувствовала, что не может этому противиться. Ей хотелось отпустить себя, погрузиться в мечты с головой, но она боялась ошибиться. Однажды это уже случилось с ней и закончилось плохо. К тому же красота была ее единственным состоянием, и, как у всякой богатой наследницы, постоянно присутствовал риск, что мужчины клюют на блестящую упаковку. Что же ей делать, как поступить?

Вика встала, повесила на крючок куртку и принялась разоблачаться, чтобы лечь в постель. Она действительно устала. Забираясь под одеяло, она думала о Юрии и о том, как он произнес: «Я беспокоюсь за вас. Если с вами что-то случится, я себе этого никогда не прощу». Может, он и правда переживает за нее?

Но что же там такого затевается?

Скоро Вика начала уплывать в сон, но полноценно заснуть ей не дали. В каюту ворвалась Бекасова и устроила форменный разнос. То есть сначала она пыталась говорить спокойно, убеждать, увещевать. Говорила, что про секс с Симорским и речи не идет, все это выдумки, что никто насильно ее никуда тащить не будет, там люди приличные, а перед Долговым неудобно. Получается, будто Вика капризничает, как зазвездившаяся прима.

Вика на все отвечала односложно и по-прежнему отказывалась идти на вечеринку. А потом и вовсе укрылась с головой.

– Ну и черт с тобой! – Елизавета Даниловна в сердцах плюнула на гордячку. – Не желаешь, твое дело!

Она ушла, но спать больше не хотелось. Вика просто лежала, созерцая нижнюю часть койки, расположенной над ней, и прислушивалась к мерному гулу корабельного двигателя. А когда далеко заполночь вернулись ее соседки, она притворилась, что видит десятый сон. К счастью, теперь ее оставили в покое.

Павел Долгов гордился одним своим несомненным качеством: он упорно, упрямо даже, шел к поставленной цели. Ничто и никто не могло заставить его свернуть, потому что Павел твердо знал, чего хочет. Он считал, что обладает нюхом на верное направление и перемену обстоятельств. Если последние складывались не в его пользу, он либо менял эти обстоятельства, либо выжидал и начинал действовать, как только появлялось благоприятное «окно». Все это было справедливо для любой области, шла ли речь о работе или личной жизни.

Такое качество, как он думал, досталось ему от отца. Отец Павла был крупным и талантливым физиком, а вдобавок (что редкость) еще и успешным бизнесменом. При его жизни Паша с ним не особо ладил, но после смерти дал слово, что продолжит дело родителя, чего бы ему это не стоило.

Никто не верил, что Павел сумеет встроиться в непростой бизнес, ведь его отец был универсалом, а сына и близко не подпускал к лабораториям. Но Павел справился, потому что решил: ему это нужно. Да и принцип управления деньгами был ему знаком. Деньги это головная боль, их надо вкладывать, заставлять работать и приумножать, а не только тратить. Забот после смерти отца прибавилось, но в них не было ничего нового.

Сначала Паша говорил себе, что поступает так не в память о покойном отце, с которым почти не виделся после второй женитьбы (точней, предательства) последнего, а вопреки. Павел винил отца во многом: и в преждевременной смерти мамы, и в том, что тот не стал хранить ей верность, а очень быстро ввел в дом молодую замену. Но потом он пришел к выводу, что удержать на плаву и расширить семейный бизнес будет правильным. Отец не был циничным предпринимателем, качавшим деньги из воздуха. Он болел за науку, за свою работу, которая действительно приносила пользу.

Однако, если бы не поддержка его любимой невесты, Патрисии, как знать, что бы в итоге Павел предпринял? Ее присутствие рядом в тяжелые минуты скрасило жизнь и придало сил. А еще Пат тоже была физиком и отлично разбиралась в сути задач, которые решали в лаборатории его отца.

Пашины родители, Ольга и Михаил Долговы, поженились в сознательном возрасте. Отцу было 26, и он только входил в науку, работая ради идеи. А матери исполнилось 28, и она блистала на сцене областного театра, имея за плечами несколько громких премьер и вал восторженной критики. Несмотря на явный мезальянс, это была любовь с первого взгляда. Они познакомились на чьей-то вечеринке и больше не расставались.

Наверное, первые годы они действительно были счастливы, но чем больше в семье появлялось денег, тем прохладнее становился семейный климат, словно Михаил Долгов расплачивался за свой невероятный успех личным счастьем.

Маленький Паша не подозревал о подводных течениях, сотрясающих семейную лодку до тех пор, пока не стало слишком поздно.

По рассказам матери, которые были, впрочем, довольно скудны из-за малого возраста Павла, его отец всегда, даже неоперившимся птенцом, только-только закончившим институт, умел производить впечатление на окружающих, ничем не напоминая ученого-ботаника: ни внешностью, ни поведением. Вокруг Михаила Долгова постоянно вились люди, он был центром притяжения и источником невероятных идей. Трудно было представить, что в тяжелые для науки времена на сугубо абстрактных проектах можно сделать хороший бизнес. Большие деньги крутились в нефтегазовой отрасли, и никто не желал вкладываться в альтернативные источники, тем более, если они были связаны с непонятными физическими процессами, а не с примитивной силой ветра или солнечного света. Но те, кто поверил в Долгова, не пожалели. Михаил составил толковый бизнес-план и дошел с ним до губернатора, тот выделил ему грант. Дело закрутилось. Михаила даже называли «вторым Теслой», но в отличие от первого, ему везло в жизни гораздо больше. Все до поры выходило у него легко и изящно.