Вика заслушалась, как и тогда, в первый раз. Только вот сейчас она не стала бороться с желанием присоединиться и стать своей. И после Громова тоже попросила гитару. Он охотно и с интересом протянул ей инструмент, В кают-компании повисла тишина. Вика подумала секунд десять, а потом запела:

Ее выбор был встречен аплодисментами. Но Юра не аплодировал, а просто смотрел на нее так, как только получалось у него одного: тепло, интимно и восхищенно. Вика, продолжая петь, улыбалась ему глазами. Мнение остальных сейчас не имело значения, потому что существовали они исключительно друг для друга.

Долгов не стал беседовать с Володей при жене, а вышел в коридор.

– Ты подозреваешь фокусника? – без предисловий спросил он. – Это он?

– Нет, – ответил Грач.

Ему хотелось сказать, что больше всех вызывает подозрение его жена и ее люди, но Володя не стал. Хотя по датам, которые он выверял все утро, сходилось. Пат была в России, когда Белоконев получил последнее письмо с требованием поехать в Антарктиду. И послание для Павла она тоже могла подбросить: заплатить какому-нибудь пацану, чтобы тот сделал грязную работу за нее. Что касается предыдущих лет, то у Патрисии было некоторое влияние на русское историческое сообщество, трое любителей военной старины получили от ее фонда гранты в свое время. Эти люди вполне могли выйти на Белоконева и снабдить нужным пропуском и материалами. Гена опубликовал статью о полярниках в «Историческом вестнике» и тем самым засветился. Белоконев, с его беспомощным характером и потрясающей наивностью, лучшая кандидатура для прикрытия. Конечно, все это слишком сложно, но отнюдь не невозможно.

Однако Павел ему не поверит – прочных доказательств у Грача все еще не было.

– Между прочим, фокусник угрожал мой жене.

– Каким образом – глупой запиской с предсказанием?

– Он манипулятор.

– Что с того? Только дурак подставляется под удар записками с угрозами. Однако фокусник не дурак. Кстати, ты читал ее предсказание?

– Нет.

– Тогда с чего взял, что он угрожал – жене поверил на слово?

– А чего ты сам на него наехал?

– Перенервничал немного. Ашор, кажется, предпочитает держаться нейтральных вод.

– «Кажется»! – передразнил Долгов. – Ты догадался, кто скрывается под маской анонима?

– Кто-то из твоего близкого окружения. Круг постепенно сужается. И скоро я узнаю наверняка.

– А отпечатки пальцев собрал?

– Собрал, но толку с них не будет. Все смазано, неполно и вообще я не криминалист.

– Ты слишком медленно все делаешь. Осталось плыть чуть более суток.

– Тебе надо было раньше мне все рассказать. На корабле я ограничен в средствах и методах.

– Иными словами, я во всем и виноват!

– Да, Паша, виноват, – Грач смело встретился с сердитым взглядом. – И вот еще что: французы отожмут у тебя чудесный «бублик» – это как два пальца об асфальт. Пригляделся бы ты к тем, кого на груди пригрел.

– На Жака грешишь?

– Да хотя бы и на Жака. Или на его секретаря – тот еще перец. И русский знает.

– Конечно, знает, он же переводчик. Только зачем ему такая канитель?

– Это мне тоже интересно. И знаешь, уж коли зашел такой откровенный разговор, Патрисия тоже не так чиста, как тебе хотелось бы. На острове она сказала, что пойдет купаться, а сама не пошла.

Павел нахмурился:

– Откуда тебе это известно?

– Да это всем известно, кроме тебя. Не было ее на берегу возле купален. А вот где она шлялась, пока нам на голову обломки летели, это занятный вопрос!

– Бред! Ты же не хочешь обвинить ее в покушении?

– Я буду следить за ней, – сказал Грач. – И ставлю тебя в известность. Я ей не доверяю. Ты сделал ошибку, Паша. Даже несколько ошибок. Но еще есть время хоть что-то исправить и не наделать новых. Откажись от поездки в оазис, пожалуйста!

– Я не могу, – Долгов отвернулся. – И прибор этот, ципинь сюань, я не отдам – ни Патрисии, если вдруг она захочет его отнять, ни кому-то другому.

– Из-за денег?

– Из принципа, Вова. И из чувства самосохранения. Мы либо с тобой пойдем до конца и победим, либо наши трупы закопают прямо в там, в холодных снегах Антарктиды.

Володя помолчал, а потом задал вопрос, который, наверное, надо было задать уже давно:

– С кем ты договорился о продаже «бублика»?

– Не я сам лично, а начбез Борзин. У него были какие-то контакты в высших эшелонах. Дима Ишевич – его протеже, и я полагаю, что твой напарник приглядывает не только за мной, но и за тем, чтобы «бублик», как ты его называешь, благополучно прибыл в Москву.

– Это мне понятно, Паш. Ишевич был в группе, которая занималась поисками пропавших бумаг по контракту с Гособоронтехом, так что я не удивлен. Думаешь, Борзов дал ему какие-то специальный инструкции, отличные от моих?

– Всякое может быть. Ладно, иди отдыхай. Больше мне ваши услуги сегодня не понадобятся. Мы с Пат из каюты выходить не планируем.

– Постой, папку мне верни, пожалуйста!

– С файлами по истории? Сейчас вынесу. В ней нет ничего особенного, кстати. Так, общие места. Анонима по ним не вычислишь.

– Я сам разберусь.

Когда Долгов отдал ему знакомую папочку, Грач пошел прочь, на ходу шурша прозрачными файлами. Перед лестницей он встал как вкопанный: нескольких документов, как ему показалось, не хватало: в папке зияли не объяснимые ничем другим прогалы.

Володя оглянулся назад, но беспокоить Павла не стал. Скорей всего, не он, а его жена припрятала листы.

«Получается, однако, Патрисия с Белоконевым и правда не связана. Если она сперла бумаги, то раньше не знала, чем точно занимается историк, – подумал он. – Копать следует в ином направлении»

Грач зашел к Белоконеву в каюту и попросил проверить, действительно ли что-то в папке потерялось или историк по своей извечной рассеянности пропустил один из файлов-кармашков.

Геннадий долго сопел, листал папку и наконец выдал:

– Да, вы правы, Володя. Кто-то изъял отсюда два документа. Один лист – это так, мои собственные наработки, размышления, которые я вставил в досье что называется, до кучи. Его могли утащить разве только, чтобы нас запутать. А вот второй документ – это ксерокс из архива. Он важный.

– Вы можете компенсировать?

– Да, в компьютере у меня все есть. Минуточку!

Но поиски в компьютере ни к чему не привели. Оставленный в салоне без присмотра ноутбук подвергся тщательному шмону и лишился файлов. Но не успел Володя расстроится и разозлиться, как Белоконев оптимистично сказал:

– Ничего страшного! У меня есть бумажные листы в папке. Я же себе все копирую!

– Точно есть? Может, и они тоже пропали?

– Совершенно точно! Сегодня утром я их видел. Подождите, – и историк принялся рыться в завалах на столе.

Грач нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Вот один! А вот и второй! Что я вам говорил, а? – Лицо Паганеля светилось торжеством. – У меня такой бардак, что ни один вор ничего не найдет.

Грач с усмешкой взглянул светящегося от гордости за себя Белоконева:

– Спасибо, Гена. О том, что я у вас спрашивал, и чем вы меня снабдили, молчок.

– Все понял. Никому! – кажется, Геннадий был рад участвовать в этой, вне всякого сомнения, шпионской авантюре.

– Писем от анонима больше не было? – на прощание поинтересовался Грач, желая несколько остудить пыл невольного соучастника. – Как только появится – сразу с ним ко мне. Пулей!

– А будут еще письма? – тотчас перепугался Белоконев.

– Обязательно, – заверил Грач и ушел, оставив историка в раздраенных чувствах.

С утра погода вновь изменилась. По громкой связи капитан объявил, что температура воздуха составляет всего один градус тепла, а воды и вовсе ноль.