Геннадий Белоконев вновь наклонился, поколдовал над ноутбуком, и на экране появилась старая фотография с изображением нескольких покосившихся домиков, приткнувшимся к отлогой горе.

– Вот она, черно-белая фотография, чудом уцелевшая в закрытом архиве спецслужб, – объявил он с довольным видом. – На ней запечатлена станция, заложенная в 1946 году отрядом, возглавляемым Иваном Папаниным – известным полярным исследователем. Я намереваюсь посетить Драконий Зуб, о чем у меня уже есть договоренность с нашими полярниками, и предать огласке незаслуженно забытые страницы нашей истории. Поскольку сухие долины оазиса Драконьего Зуба лишены снежного и ледяного покрова, руины находятся на поверхности и даже у всех на виду. Просто их обходят молчанием. Никаких бурений, сложных раскопок и дорогостоящих операций, чтобы прикоснуться к истории станции, мне не потребуется. Надо только знать точные координаты… а они у меня есть!

– Минуточку! – с заднего ряда поднялся невысокий, жилистый человечек с длинными волосами неопределенного сероватого цвета, завивающимися мелкими колечками. Нос его, крючковатый и выдающийся, гневно торчал вперед, глаза сверкали возбужденно, а реплики он выкрикивал на скверном английском с таким страшным акцентом, что удавалось разобрать дай бог половину.

– Верно ли я понимать, что вы планировать поиск на Драконий Зуб? Это недопустимо! Я протестовать!

– Простите, с кем имею честь? – вежливо и тоже по-английски осведомился Белоконев. На лице его отразилось полнейшее недоумение.

– Я Жак Дюмон! – француз еще выше задрал нос. – Моя много уважаемый коллега перевела мне ваш доклад. Если я верно понять, вы не иметь права лезть в мою работа!

– Почему? У меня есть разрешение от Антарктической комиссии РАН, – Белоконев ничего не понимал.

Слушатели с интересом развернулись в сторону пышущего яростью Дюмона. Многим эта пикировка понравилось куда больше самой лекции.

– Это мой план! Я, а не вы, иметь приоритет!

– Месье Дюмон, успокойтесь! – попыталась урезонить его миловидная блондинка в красном кардигане, сидевшая рядом с ним. Говорила она по-французски, ее голос звучал умиротворяюще, но Дюмон не внял. Он вырвался из ее рук и бросился вперед, расталкивая сидящих на его пути людей.

– Я не позволить! Я первый взять разработка сенсации! Драконий Зуб ждать меня и мои люди. Вы самозванец!

– Это возмутительно! Русские, между прочим, были в этих землях вперед французов! – не удержался Белоконев. – И уж если говорить про приоритеты, то..

Дюмон взлетел на невысокий постамент с кафедрой и принялся отталкивать Белоконева прочь. Тот, понятно, сопротивлялся.

– Дать мне сказать! – требовал француз. – Мне нужен трибуна, чтобы делать заявление!

– Позвольте, но это моя лекция!

Дюмон вцепился в ворот вязаной кофты историка и дернул так, что посыпались пуговицы.

– Да что вы себе позволяете! – задохнулся Геннадий.

Оба они не удержались на ногах и при очередном крене корабля полетели на пол. Все это произошло так стремительно, что никто не успел вмешаться. Возможно, француз и не планировал лезть в драку, но выглядело это со стороны весьма некрасиво. Он придавил Белоконева всей своей тяжестью и никак не позволял тому подняться.

Наконец присутствующие в салоне мужчины подоспели и растащили их в разные стороны.

– Вы ответите! – возмущался Белоконев, сокрушенно рассматривая испорченную кофту. – Варвар!

– Я подать вас суд! – угрожал Дюмон. – Вы отнять мой приоритет!

– У вас кровь! – воскликнул школьник и первого ряда.

Геннадий коснулся рукой головы и поморщился. Там не только пухла шишка, образовавшаяся после падения на пол, но было липко и горячо. Тонкая струйка текла по щеке и капала на воротник белоснежной рубашки.

Лекция была окончательно сорвана. Не было и речи, чтобы вернуться к прерванному занятию.

После столь нелепо прерванной лекции народ из салона расходился медленно и неохотно. Люди собирались группками и переговаривались, обсуждая сразу все: и прослушанный доклад, и потасовку.

Вика и Анна, которые сидели вместе, сначала тоже прислушивались к разговорам, но а потом накинули новенькие куртки и вышли на палубу третьего яруса. Они были слишком возбуждены, чтобы томиться в душных и шумных помещениях ледокола и тем более – возвращаться в тесную каюту. Дверь наружу вела прямо из салона, и найти ее оказалось легче легкого: над ней горела табличка с жирной стрелкой и надписью «Выход на платформу № 3».

– Можно решить, будто мы на вокзале, – смеясь, сказала Анна. – Ты не знаешь, почему они палубу обозвали платформой?

Вика помотала головой.

– Мне Геннадия Альбертовича жалко, – призналась она невпопад. – Что с ним теперь будет?

– Да ничего особенного. Придется ему делить славу с французом, ведь тот от своего не откажется.

– Француз этот совсем на француза не похож. Французы слывут галантными, а Дюмон злобный и противный. Ведет себя, словно гопник из трущоб. В драку зачем-то полез.

– И не говори! – с нервным смешком Анна кинулась грудью на холодные перила и перегнулась через них, стараясь увидеть происходящее на главной палубе. – Международный скандал: Франция напала на Россию!

– Не понимаю, чему ты радуешься, – пробормотала Вика, натягивая на голову капюшон. Ветер по палубе гулял нешуточный, а шапку она забыла в кармане старой куртки.

– Я думала, лекция окажется скучной. Но торчать весь день рядом со страдающим от качки Давыдовым было выше моих сил. Ой, смотри, врач его отпустил!

– Кого, Давыдова? – Вика тоже осторожно перегнулась через борт.

– Да нашего Паганеля. Вон он! Стоит у шлюпки.

Геннадий Белоконев действительно стоял на палубе неподалеку от двери в медицинский отсек. Рядом с ним маячил фокусник, который провожал пострадавшего к врачу после драки. Теперь Ашор Визард, подобно заботливой мамаше, поправлял на историке куртку, укладывал красивыми складочками шарф и смахивал с рукавов пылинки. Только доведя до совершенства внешний вид своего подопечного, он наконец ушел, оставив Белоконева в одиночестве.

– Пойдем быстрее, пока к нему опять никто не пристал! – гимнастка, схватив Завадскую за локоть, потянула ее к трапу.

– Зачем? Да куда ты меня тащишь? – слабо протестовала Вика.

– Да как ты не понимаешь – это наш шанс! Лектор тоже собрался в сухие долины, он может взять нас с собой!

– Что за навязчивая идея?!

– Ты просто зануда, Вика! Сухие долины полны тайн, а еще там неземные пейзажи и заброшенная станция. Ты же видела фотографию на лекции, разве тебе не интересно?

– Интересно, но…

– И соотечественника надо поддержать! Нельзя ему в одиночку отстаивать честь родной страны, французы его числом задавят. Не согласна?

– Согласна, но я тебе зачем?

– С твоей внешностью любая дверь откроется. На меня никто не взглянет, а ты будешь моей группой поддержки. Красивым женщинам мужчины отказывают гораздо реже.

– Ты тоже очень симпатичная. И у тебя есть напор.

– Напора мало, только с ним не получится.

– С Сережей-то получилось, – буркнула Вика.

Признаться, причину того, что Давыдов благосклонно смотрел на гимнастку, она до сих пор не понимала. Может быть, его прельстила живость и непосредственность? Хотя саму Вику эти качества больше отталкивали. Она принимала их за навязчивость. Вот только Егорова совершенно не желала этого сознавать и прилипла как банный лист.

– Так ты мне поможешь? Просто рядом постой и пару раз очаровательно улыбнись.

Анна наконец выпустила ее рукав и замахала, привлекая внимание Белоконева, топтавшегося в задумчивости под нависающей шлюпкой.

– Эй, Геннадий Альбертович!

Белоконев встрепенулся. Вика тяжело вздохнула. «Надо было все-таки идти роль повторять», – подумала она.

– Геннадий Альбертович, мы к вам, – Анна остановилась напротив и улыбнулась как можно обаятельнее. – Этот французский разбойник не сильно вас помял?