Сначала было принято решение потренироваться в схожих климатических условиях поближе – освоить Арктику, обкатать там технику, получить бесценный опыт работы при низких температурах. Но все делалось с дальним прицелом. Поэтому, когда другие страны вдруг сделали попытку проникнуть в Антарктиду, СССР тотчас вмешался. После победы над фашизмом Советский Союз имел солидную поддержку среди других государств, поэтому Трумэну ничего не оставалось, как пойти на подписание Договора о равноправном присутствии в Антарктиде всех заинтересованных стран. Правда, США настояли на включение в него такого пункта, как демилитаризация и запрещение на её территории любой военной деятельности вплоть до хранения оружия и разработки сырья в военных целях.
– Этот пункт лоббировали американцы? – удивилась Вика. Незаметно, она влилась в разговор, который интересовал ее все больше и больше. – Разве не СССР всегда ратовал за мир во всем мире?
– В данном случае за мирную Антарктиду ратовали американцы как проигравшая сторона, – ответил Белоконев, одевая очки и поворачиваясь к Завадской. – У СССР, благодаря созданию антарктического флота – его еще называют Пятым тихоокеанским – обнаружилось военное превосходство в этом регионе. Советы скрывали свое присутствие на ледовом континенте, но и американцам было невыгодно трубить о своем поражении на весь свет. Поэтому обе стороны прикрылись грифом «секретно».
– А нашли ли мы в Антарктиде что-то стоящее? – спросила Вика. – Из-за чего стоило ломать копья.
– Нашли, – ответил Геннадий. – Но находки требовали многолетнего изучения. Они переворачивали некоторые представления в области физики, химии, географии, геологии и истории. Был создан специальный институт, но немедленной отдачи от него никто не ждал.
– И что же пошло не так? – Вике было интересно понять, почему такие потрясающие находки были засекречены на десятки лет.
Белоконев вздохнул.
– Сталин умер, а Хрущев принялся активно втаптывать в грязь все перспективные наработки предшественника. К тому же, проект по созданию атомной бомбы был весьма успешен, за расщепленным атомом виделось будущее. А Антарктида была далеко, и климат ее не славился гостеприимством. Хрущев предпочел синицу в руках.
– Но как же государственная дальновидность?
– В СССР хватало проблем. Мы стремились достигнуть паритета в ядерном оружии, потом началась космическая гонка. США проявили интерес к освоению околоземного пространства и Луны, и мы не должны были им уступить. На Антарктиду просто не оставалось ни сил, ни средств. Однако совсем ее забросить Советский Союз не посмел. С 1956 года там совершенно официально стали появляться базы и научные станции. С развалом СССР, правда, все постепенно угасало, и теперь мы серьезно отстаем и от китайцев, и от американцев, и даже от новозеландцев, но однажды мы туда вернемся по-серьезному. Ядерное оружие постепенно перестает работать как сдерживающий фактор, – историк опустил руку, вздыхая украдкой, – все ищут иные преимущества и технологии, и потому вновь просыпается интерес к тайнам прошлого. Думаете, этот француз Жак Дюмон возник на пустом месте? Нет, он работает в интересах своей страны. Мое неожиданное появление спутало ему карты. Понятно, почему он так разозлился!
– Неужели француз работает на военное ведомство?
– Курирование наверняка осуществляется через фонд «Миссия достойных», который его спонсирует. Не поверю, чтобы его планами не заинтересовались на самом верху.
– А кто стоит за вами? – спросила Анна.
– За мной? – Геннадий Белоконев усмехнулся. – Никто. Я еду на свой страх и риск, как турист. Мне запрещено использовать любое оборудование, кроме фото и видеотехники.
Утверждая это, он старался внушить сам себе, что действительно контролирует ход собственных исследований и принимает решения. А все эти анонимы, подсказки и спонсорская помощь осуществляется безвозмездно, без далеко идущих целей. Конечно, Геннадий понимал, что это лукавство, но ощущать себя пешкой в чужих, причем невидимых руках, было весьма неприятно.
Девушки планировали продолжить расспросы, но Белоконев вдруг начал их обществом тяготиться. Он не мог простить себе лжи, а говорить правду не хотел и не мог. Его спас капитан.
По громкой связи раздалась мелодия-позывной, и было объявлено, что впереди стая китов. А еще первые настоящие айсберги! Девушки, заслышав такую весть, спешно попрощались и бросились в каюту за фотоаппаратами.
– Надо их с собой постоянно таскать! – восклицала на ходу та, что поменьше ростом и не такая симпатичная, как ее подруга…
Впрочем, в том, что эти девушки и впрямь подруги, Белоконев сомневался. «Слишком разные, слишком отчужденно держатся», – подумал он. Одна из них – актриса, которая мало похожа на актрису, не жеманничает, не кривляется, говорит мало. Красивая – это да, глаз не оторвать, и цену себе знает, но при этом не стремится оказаться в центре внимания, словно выбирает, кого подпустить к себе, а кого держать на расстоянии. А вторая называет себя цирковой гимнасткой и ведет себя словно восторженная старшеклассница, будто все ей в новинку. Но ее непосредственность контрастируют с печальными и все подмечающими глазами. Белоконев еще за столом это отметил и счел, что девочка многое видела и пережила. Есть в ней до сих пор какой-то надрыв…
Движение в воде привлекло взгляд, и Геннадий отвернулся от удаляющихся фигурок, прищурился на новый объект, скользивший в воде. Это был кит, его темное блестящее тело легко рассекало волны. А рядом плыл еще один. И еще.
Белоконев тоже решил сходить за камерой. Хотя попробуй поймай такого в объектив: секунда – и кит вздымает к облакам массивный хвост, другая – животное уже скрылось в глубине. Надо обладать молниеносной реакцией, чтобы успеть нажать на затвор. И все же он хотел попытать счастья.
Геннадий направился к двери, чтобы подняться на нужную палубу по внутренней лестнице. Его одноместная каюта была недалеко, и путь занял от силы три минуты. Войдя, историк кинулся к столу, где в ящике держал фотоаппарат, но замер.
На столе прямо по центру лежал конверт. «Геннадию Белоконеву, срочное».
Недоверчиво, с опаской Геннадий дотронулся до конверта. Взял его, перевернул, потряс и стал надрывать. Из конверта выпала сложенная вчетверо бумажка, на которой было написано: «Скоро к вам придет человек (а возможно и два), они попросят оказать услугу. Не отказывайте, какой бы абсурдной эта просьба вам не показалась. Помогайте им во всем. Доверьтесь им. О дальнейшем мы позаботимся».
Геннадий сел на узкую койку. Сердце забилось судорожными, суматошными толчками. Ладони вспотели. Он снял очки и принялся протирать стекла. Про китов, конечно, сразу забыл. Записка и конверт лежали на столе и мозолили глаза.
Если конверт подкинули в открытом море, получается, Аноним путешествует вместе с ним. Следит за ним. Направляет. Или охраняет?
– Кто же он? – пробормотал Геннадий. – И кто обратится с просьбой?
Впервые он стал задумываться о том, что ввязался в игру, не уточнив правила. И, значит, это может закончиться немного не так, как им первоначально планировалось.
7. Три просьбы
К вечеру волнение практически сошло на нет, а облака разошлись, впуская в мир серебристый солнечный свет. В южных широтах царила белая ночь, поэтому не было ничего удивительного, что стоило хмурым тучам исчезнуть за горизонтом, вечерние часы казались куда светлее и насыщеннее красками, чем утренние и дневные. И все же солнце было тусклым, холодным и ни капли не грело. Даже металлические детали на солнечной стороне оставались на ощупь ледяными.
За ужином в столовой второго класса вновь стало оживленно. Те, кто еще недавно страдал от качки, взбодрились и демонстрировали проснувшийся аппетит. Только за столом режиссера Бекасовой отсутствовал один из пассажиров – Геннадий Белоконев.
– Опять потерялся? – предположил Сергей Давыдов с улыбкой. – Ему надо с GPS-навигатором ходить.