Лукас встряхнул головой. Камёлё четко чувствовала, как ему тяжело это говорить.

– Я в отчаянии, – наконец признал он. – Я не верю ни в цветные бутылочки, ни в амулеты. Мне кажется совершенно абсурдным, что ты можешь вот так вот взять один из хрустальных шаров, что валяются тут на столе, и действительно его в нем увидеть! Но искать его как-то иначе кажется еще более абсурдным. Классических методов никогда не будет достаточно. Когда Аш~шад захочет, он может стать практически невидимым. Он исчезнет с глаз любого детектива. Однако зӱрёгал во многих отношениях смог с ним сравниться. Я не знаю, как столько лет не понимал этого… но сейчас мне кажется логичным, что подобные вещи на Ӧссе не в диковинку.

Ёлтаӱл молчала. «Ну же, Камёлё, подскажи что-нибудь!» – излучали ее мысли просьбу. Была в них и изрядная доля паники: «Он жутко умный. И жутко близко! Что ему сказать на это?!»

Камёлё не осмеливалась пошевелиться. Оцепенела от ужаса, словно переохлажденная змея. Зов звучал так громко, так невероятно отчетливо! Ей казалось, что от неиздаваемого звука трясутся все стены. Неужели Прастарая не осознаёт, как это опасно?! Именно потому, что Лукас уже близко?! Однако Ёлтаӱл телепатией не владела. Конечно же. Из глееваринских штучек она не умела ничего; лишь привыкла четко формулировать мысли, чтобы их легко было прочитать и чтобы в своих якобы пророческих представлениях для состоятельных потребителей тайн и загадок использовать советы Камёлё. Она нисколько не остерегалась.

Камёлё закрыла глаза. «Тяни время». Она украдкой, будто контрабандист наркотиков, передала Ёлтаӱл эту мысль.

– К одной и той же цели могут вести различные пути, – начала Ёлтаӱл.

Камёлё сморщила нос и беспомощно ждала, что именно эта шарлатанка вытащит из своих запасов глубокомысленного трепа; но Ёлтаӱл, к счастью, обошлась без дальнейшей пышной риторики.

– Как ты прекрасно знаешь, у нас большую роль играет религия – а молитвы могут вызвать определенные состояния души – вот и все. Я совсем не уверена, что это можно как-то использовать практически. – Она замялась. – Более того, его будет не так-то просто найти. Ты говоришь, он умеет скрываться физически. Значит, он умеет скрывать и свои мысли. Я бы с радостью тебе помогла, Лус, но не могу, как ты говоришь, просто посмотреть в хрустальный шар и увидеть в нем его, хотя некоторым клиентам это обещаю. Может, и найдется какой-то способ. Я обдумаю это. Попробую что-нибудь найти.

Лукас коротко кивнул. Эти слова не слишком его обнадежили – Камёлё ясно это чувствовала; но также понимала, что в этот момент он едва ли может получить большее.

– Я ценю это, Ёлтаӱл, – заверил он ее. – Буду благодарен за любую помощь.

Прастарая снова потянулась к очкам в форме драконьих тел. В этот раз искушение было столь велико, что она не удержалась.

– Перед тем как выпить кофейку, абӱ Лӱкеас Лус… позволишь? – спросила она.

Лукас поднял глаза.

– Что, прости? Да, конечно.

Прастарая сняла очки. Камёлё слышала, как дыхание Лукаса слегка участилось. Она видела его руку вблизи – его ногти, скользнувшие по ладони и уткнувшиеся в нее… как сжимается его кулак, что даже на запястье выступают сухожилия. Про себя она считала – все длилось секунд тридцать. Она как раз думала, какая бестактность со стороны Прастарой – удерживать его так долго, когда пальцы Лукаса расслабились, а рука незаметно потянулась к прохладному шелку герданской туники. Камёлё слышала, как Лукас смеется.

– Я правда не знаю, будет ли тебе выгодна эта сделка, – проронил он.

– Мальчик, мальчик, – укоризненно сказала Прастарая. – Никакого уважения к старшим! В этом ты весь в папу.

Его рука окаменела. Камёлё четко воспринимала это внезапное онемение. Она едва справлялась с желанием выйти из укрытия невидимости, переплести свои пальцы с пальцами Лукаса и успокаивающе их сжать… стать ему опорой хоть на мгновение. Она могла лишь догадываться, что отражается на лице Лукаса и как оно теряет цвет; но не думала, что это может привести к какой-либо сцене или язвительным замечаниям, в чем оказалась права.

– Едва ли могу судить. Ты, Ёлтаӱл, очевидно, знала его лучше, чем я, – сказал Лукас спокойно.

Он вдруг отошел от ниши, потому Камёлё потеряла его из виду.

– Я и правда долго его знала, – со смехом согласилась Мать. – Отличный человек. Невероятно отважный.

– Хм, – лишь сказал Лукас.

– Тебе еще нужно потрудиться, если хочешь с ним сравняться.

– Спасибо, у меня нет таких амбиций, – отрезал Лукас.

Камёлё в укрытии закатила глаза. От этого Ёлтаӱл могла и воздержаться! Но она явно наслаждалась. Эта тема уже не казалась ей опасной; судя по всему, она любила вспоминать Джилеӓса Хильдебрандта. Пока она накрывала импровизированный стол, было слышно, как ее уши хлопают от смеха.

– Кстати, раз мы об этом… у меня тут есть еще кое-что твое, мелочь одна. Если я, конечно, найду, – произнесла она.

Ёлтаӱл подставила Лукасу стул, забралась в глубины стола и какое-то время копалась в нижних ящиках.

– Когда я отправляла тебе свитки Джилеӓса, то хотела положить в посылку и это. Я уже взяла его в руки, но потом подумала… у меня в столе только ненужный хлам; если я отправлю это ему, у него дома появится не только ненужный хлам, но и новая проблема. Мне показалось, что ты будешь долго раздумывать, бросить его в мусорку или сбыть куда-то, но, оставь ты его себе, оно станет бередить воспоминания. Мне интересно, Лус, сгладило ли время углы.

Камёлё снова дернулась в порыве страха. Рё Аккӱтликс, если Ёлтаӱл с Джилеӓсом были так близки, что эта старая комедиантка может знать? И что в своей бесконечной наивности и неосторожности она выболтает Лукасу? Сама она была уже так четко настроена на мысль Лукаса – в столь тесной психической близости, – что практически могла смотреть его глазами. Она увидела мешочек из белой ткани, который подала Лукасу Ёлтаӱл. Он был ему совершенно незнаком.

– Твой отец даже не знал, что я их забрала, – продолжала Прастарая. – Он был вне себя от бешенства. Скорее всего, он бы мне не дал этого сделать. Коробочку, в которой они были изначально, я не нашла.

Лукас уже чувствовал их кончиками пальцев – три кусочка металла. Высыпал их на ладонь.

– Так ты была там.

– Я стояла возле Джилеӓса. Но не удивляюсь, что ты меня не заметил. Этот обряд кого угодно разобьет. Потом уже перестаешь понимать, что вокруг творится, а ты тогда делу совсем не помог.

Лукас пальцем расположил колечки на ладони так, что высеченные знаки на них оказались в правильном порядке. Лардӧкавӧар. Лӱкеас Лус. Кё Мёарх Арӧ. Это, конечно, была цитата, но, кроме того, средний из трех знаков стал его ӧссенским именем; отец специально выбрал его. «Что он только этим не предопределил?» – невольно подумал Лукас. Колечки почернели, внутрь набилась застаревшая грязь. «А ведь это платина, – думал он. – Платина, не какое-то обычное серебро; то есть она должна была остаться идеальной, блестяще-белой и за эти жалкие пятнадцать лет!» Только сейчас он понял, что черный налет – это не результат окисления, а просто давно засохшая кровь.

– Тебя мучит это? – спросила Ёлтаӱл.

Лукас смел колечки обратно в мешочек.

– Да нет. С чего бы? Не то чтобы я радовался, но все еще считаю, что в создавшихся условиях лучшего решения не существовало. Окажись я в той ситуации снова, поступил бы так же. Если человек может сказать такое пятнадцать лет спустя, значит, его и правда ничто не мучит.

Ёлтаӱл усмехнулась.

– Если человек может сказать такое пятнадцать лет спустя – это значит лишь, что и спустя пятнадцать лет он все в той же клетке. Ты все еще не простил его.

– Как же, Ёлтаӱл! – Лукас встряхнул головой. – Я смирился со множеством вещей. Отцовская библиотека теперь моя – и свитки я разворачиваю все время вместо того, чтоб позволять им зарасти пылью. И даже нахожу в этом интеллектуальное наслаждение. Я был на Ӧссе, ровно как старый профессор и хотел. Признаю, что я не продолжаю дело его жизни. Не пишу статьи в «Вестник ӧссеистики». А еще я думаю, что все это образование мне было ни к чему. Но я не отрекаюсь от него. Не избегаю ӧссеан. Не очерняю ӧссеистов – правда, нисколько! Если принять во внимание, при каких обстоятельствах мы с отцом расстались, я делаю намного больше, чем стоило бы ожидать.