– Это может оказаться ловушкой, Аш~шад. Один человек, у которого ко мне есть претензии, мог захотеть, чтобы меня туда заманили. У них Пинки, так что я не могу не ехать. Но у тебя есть выбор.

Аш~шад ухмыльнулся.

– На самом деле не большой, Лукас, – заверил он его и встал. – Твое постоянное непритворное благородство не оставляет мне другого выбора. Кроме того, если у них действительно такая власть, которой ты их мысленно наделяешь, рано или поздно мы все равно на них наткнемся.

Лукас долю секунды размышлял, имеет ли смысл милосердно солгать, но затем посчитал это излишним.

– Ты прав, Аш~шад. Но такие дела стоит откладывать подальше, пока это возможно. Тебе стоило бы держаться в стороне. – Он замялся. – Есть некоторая возможность, что я оттуда не вернусь.

– Не согласен! – со смехом заявил фомальхиванин. – Я не оставлю тебя в когтях зӱрёгала, Лукас! Я ведь волшебник, помнишь? Пока на мне эта туника, с нами абсолютно ничего не может случиться!

Ӧ

ссенская чайная, где Лукас всего пару недель назад покупал гӧмершаӱл, днем выглядела неприметно и запустело. Открывая металлическую дверь, он готов был сразу за ней увидеть зӱрёгала, который со сложенными на груди руками и холодным презрительным выражением лица станет бросать ему в лицо обвинения. Но из внутреннего помещения примчался лишь управляющий, тот же нервный парень, который говорил с ним по нетлогу. На бегу он надевал на нос очки.

– Девушка внизу, господин Хильдебрандт, – сказал он на ӧссеине.

– Как она?

Ӧссеанин махнул рукой.

– Недовольство Аккӱтликса значительно, но еще не подействовало на нее в полную силу. Это лишь начало. Пока ее даже не тошнило.

Лукаса передернуло. Он живо мог представить течение сегодняшнего дня и ночи.

– У вас нет коньяка?

– Я сразу же дал ей выпить суррӧ,– заверил его ӧссеанин.

Он показал дорогу в подсобное помещение, но затем схватил Лукаса за рукав.

– Я вспомнил, откуда вас знаю. Вы тут были с ней недавно. Потом вы пошли в уголок и купили… кое-что.

– Да.

– Я должен вам сказать. Я не знаю, о чем ее спрашивали. Но когда зӱрёгал вышел, он смеялся.

– Смеялся?!

– У него уши от смеха загибались. Такое нечасто увидишь… то есть в случае такой официальной личности.

Лукас рассмеялся.

– Хм. Спасибо за информацию. – Он вытащил из кармана ӧссенскую монету и сунул ее ӧссеанину в руку. – Если вдруг еще что-нибудь вспомните.

Перед тем как зайти в подсобку, он огляделся. Аш~шад все это время держался рядом, но теперь, вместо того чтобы последовать за ним, лишь покачал головой и молча встал у двери.

Лукас проскользнул внутрь. Пинки сидела на скамейке в раздевалке персонала, одна в темноте. Она ежилась от холода, завернутая в толстый плед и желто-черное полосатое пончо ӧссеанина. На глазах у нее лежала мокрая тряпочка, которая выглядела не слишком чисто. Пинки опиралась плечом о стену и тихо, хрипло и устало всхлипывала. Лукас склонился над ней и взял ее за руку.

– Я тут, Пинкертинка.

Она судорожно обхватила его за шею.

– Лукас! Ты… за мной… пришел, – выдавила она из себя.

Зубы у нее стучали.

Лукас сел рядом и уложил ее к себе на колени. Снял с лица раскаленную тряпочку и бросил в ведерко со льдом, которое стояло рядом.

– Не надо, – пробормотала Пинки и спрятала лицо в пончо.

– Я только приподниму тебе веко. Так нужно, Пинки.

Лукас говорил настолько бескомпромиссным тоном, что она подчинилась почти без боя. Когда он увидел окровавленный белок глаз, у него засосало под ложечкой. Ему показалось плохой идеей сообщать Пинки, что она сильно рискует ослепнуть; но он понимал, что ее нужно отвезти к доктору. Срочно. Пока не начнется карусель из головокружения, тошноты и потери сознания. Он выжал тряпочку и снова приложил ей к глазам.

Пинки выдохнула.

– У него… у него был… серебряный треугольник, – выдавила она.

Лукас погладил ее по волосам.

– Я знаю.

– Я сказала… сказала ему… Боже, ты никогда меня не простишь.

– Послушай, в трёигрӱ всегда есть кое-какая проблема со свободой воли, – заверил ее Лукас. – Ты можешь встать?

– Не-е-ет.

Лукас посмотрел на дверь. «Аш~шад».

Сработало. Боже – к его собственному удивлению и ужасу – дверь распахнулась через секунду. Аш~шад совершенно бесшумно подошел к ним. И прижал палец к губам.

«Нужно отнести ее в такси. Можешь помочь ее поднять?» – думал Лукас.

Аш~шад покачал головой. Затем встал на колени и запустил пальцы в волосы Пинки. Потом положил руку ей на глаза.

– А-а-ах! Как ты это делаешь, Лукас? Так приятно, – выдохнула Пинки.

Лукас хотел все объяснить, но его поразил следующий энергичный жест Аш~шада. Фомальхиванин снял с Пинки тряпочку, плед и пончо и расширил свою шаманскую деятельность от волос до самого живота.

– Пинкертинка, только не открывай глаза, пожалуйста, – сказал Лукас, подыгрывая.

И тут же увидел, как Аш~шад хитро улыбается.

Минут через десять фомальхиванин медленно убрал руки, кивнул Лукасу и тихо отступил.

– Хорошо. Теперь попробуй встать, – сказал Лукас.

Пинки поднялась.

– Мне… уже лучше, – удивленно сказала она. – Как ты это сделал?!

– Это не я.

Лукас посмотрел на фомальхиванина.

Пинки обернулась.

– Ты! – взвизгнула она.

Ее лицо скривилось от отвращения. Она тут же бросилась к Лукасу и обхватила его шею руками, будто это был вопрос жизни и смерти.

– Почему ты ничего не сказал?! – всхлипнула она. – Боже, ты позволил ему прикоснуться ко мне! Как ты мог так со мной поступить?!

Лукас окаменел и проглотил все возможные язвительные ответы. Женская иррациональность – это один из видов природных катастроф; мудрый мужчина выносит подобное бедствие стоически, потому что знает, что с этим ничего не поделать.

– Нужно уезжать, Пинкертинка, – только и сказал он. – Зӱрёгал, вполне возможно, где-то нас поджидает. Попробуй собраться. Ты можешь идти?

Пинки передернуло.

– Зур… зур… господи, я уже… Лукас, скажи, он больше никогда не будет на меня смотреть?!

И на это нельзя было ответить ничего вразумительного.

– Если ты быстро сбежишь, то нет, – заверил ее Лукас.

Он бросил многозначительный взгляд на Аш~шада за ее спиной, схватил Пинки за руку и направился к дверям.

– Подождите.

Это было первое слово, которое Аш~шад произнес за все время пребывания в чайной.

– Спешить некуда. Его здесь нет. Важнее разведать обстановку, чем бездумно куда-то бежать. Дайте мне десять минут.

Он подошел к стене, не церемонясь сел на пол, откинулся назад и закрыл глаза. Лукас видел, как он глубоко вдыхает.

Оставив Аш~шада в тишине, Лукас вытащил Пинки в коридор. Обнял ее за плечи. Она дрожала, лицо было бледным, а уголки губ дергались. В глазах собирался целый поток слез; и, хотя он был готов прорваться, некий барьер еще сдерживал его. Учитывая обстоятельства, она имела неоспоримое право на шок, потерю сознания, визг и пятнадцатиминутную истерику – но ничем из этого Пинки не воспользовалась.

Вместо этого она с неожиданной силой схватила Лукаса за руку. Оглянулась на закрытые двери.

– Лукас… Давай уйдем.

– Конечно, уйдем. Как только Аш~шад закончит. Я только и мечтаю о том, чтоб перейти в местечко поприятнее, – заверил он Пинки с улыбкой.

– Ты не понимаешь, – Пинки замялась. – Уйдем… без него.

Еще один быстрый взгляд на двери – будто она ждала, что Аш~шад вот-вот вылетит из них и начнет ее ругать за такие идеи.

– Тот ӧссеанин… он… Я почти ничего не помню, Лукас, все сливается, но… он спрашивал о Фомальхиве.

Пинки понизила голос:

– Мы ему не нужны. Если мы быстро уйдем, он оставит нас в покое. Ему нужен… ему нужен именно он.

– Ты хочешь сказать, что мы должны сбежать и оставить Аш~шада одного, – решил убедиться Лукас, не веря своим ушам.

Пинки закрыла глаза. Теперь они были действительно полны слез. Слезы выскальзывали из-под век и текли по лицу.