– И хотя я не отступаюсь, есть обстоятельства, работающие против меня, – продолжал зӱрёгал. – Как ты, очевидно, знаешь, в дело вмешался любимец Аӧрлёмёгерля – Лукас Хильдебрандт. Он не прислушался к моим предупреждениям, улетел на Деймос II и предложил фомальхиванину транспортировку на Землю. После чего убедил ӧссенский Корабль защищать его, в результате чего я не смог остановить их по дороге. Человеку, который дал ему этот Корабль на время, я уже доходчиво выразил наше недовольство, но это никак не влияет на положение дел. Хильдебрандт с фомальхиванином находятся на Земле.
«Лукас убедил Корабль?!.»
Камёлё передернуло. Зӱрёгал упомянул об этом мимоходом, будто это совсем неважно… но в ней это замечание подернуло поверхность воспоминаний, будто акулий плавник: вспышка во тьме, привкус страха, ноты горечи. Она чувствовала, как ее ладони вспотели. На фомальхиванина плевать. На путешествие Луса тоже плевать. Но тот факт, что Лус говорил с Кораблем, что был с одной из Них в непосредственном контакте, вскрыл в ее душе бездну ужаса. Камёлё носила их в себе – обрывки воспоминаний о давних ночах в Тёрё Мӱнд, когда ровно то же самое крутилось в ее голове снова и снова, пока она всматривалась в бледный серп месяца Рекег: «Могут ли Они попробовать… где-то там, в космосе, по дороге к гиддӧрскому храму… и насколько сильным окажется давление… насколько успешным». Ее самый большой страх и самая большая забота. Самая гнетущая тайна.
«Лӱкеас Лус внутри Корабля; чем же таким он смог Ее убедить? – хмуро думала Камёлё. – Если он связался с Ней и говорил пятеричными кодами, сколько этому Кораблю удалось узнать?!. А сколько узнал фомальхиванин?» Но вслух она ничего не сказала. Зӱрёгал был последним существом, кому бы она доверилась.
Вся эта ситуация была весьма странной. После того, что исполнитель ей только что поведал, Камёлё уже ничего не понимала. Если речь не о жертвах, тогда о чем? Конечно, в голову приходило разное – например, что зӱрёгал потребует найти Лукаса и переманить фомальхиванина, но это звучало абсурдно. Официальный представитель Церкви точно не предложит сотрудничать такой, как она, – еретичке, которая для верующего ӧссеанина не больше чем грязь под ногтями! Наверняка он понимал и то, что сеть над космодромом принадлежала ей. Ведь они сражались, а он даже не упомянул этого! Как, впрочем, и она. Камёлё была слишком хорошо воспитана, чтобы спрашивать прямо.
– Несмотря на все, что я предпринимал в этом деле, в мои задачи на Земле не входила встреча с фомальхиванином. Я сделал это по своей воле, – вновь заговорил зӱрёгал. – Фомальхиванин обладает глееваринскими способностями. По моему мнению, чрезвычайно сильными и опасными. Фомальхиване знают способ, как подобное дарование развить без какой-либо веры, что является прямой насмешкой над Аккӱтликсом. Однако пока никто не осознаёт, что эти глееваринские еретики могут представлять для Ӧссе угрозу.
– Какое мнение о ситуации сложилось у досточтимейшего Парлӱксӧэля? – спросила Камёлё.
Зӱрёгал явно замялся.
– Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль ответил мне, что я не должен заботиться о второстепенных вещах, выполняя свою миссию на Земле.
«Не собирается ли он мне раскрыть, в чем же дело», – подумала Камёлё. Все это было настолько неожиданным, что она давно перестала пытаться что-либо думать об этом разговоре. Сейчас все выглядело так, будто зӱрёгал просто спятил.
– Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль не видит в фомальхиванине противника. Фомальхиванин должен сыграть в его планах определенную роль, но планы эти касаются исключительно Ӧссе… или же, выражаясь точнее, известных споров между Ӧссе и Рекегом.
Зӱрёгалу было сложно об этом говорить. Камёлё слышала, как его голос дрожит. Но он продолжал:
– Мой господин подозревает, что абӱ Аӧрлёмёгерль – тайный глееварин. Как ты наверняка знаешь, воля Аккӱтликса, поддержанная решением собора, гласит, что людям с психотронными способностями запрещено выполнять высшие церковные функции. Его эминенция досточтимейший полагает, что абӱ Аӧрлёмёгерль не только скрыл свои способности, но, более того, никогда в действительности не принимал торжества Озарения, так как перед обрядом тайно применил вещество, которое тому препятствует.
Камёлё сухо сглотнула.
– Это серьезное обвинение, – выдавила она из себя. – Но, если у твоего господина нет микрода с записью непосредственно того, как Аӧрлёмёгерль договаривается с еретиками и пьет сӱёль, едва ли ему удастся доказать нечто подобное.
– Его эминенция об этом, несомненно, знает, – заверил ее зӱрёгал. – Однако это не отменяет его убеждения в том, что абӱ Аӧрлёмёгерль преступает божий закон. Великий Парлӱксӧэль не пытается отрицать его веру, ведь это не имело бы шанса на успех. Вместо этого он работает над тем, чтобы обвинить абӱ Аӧрлёмёгерля в предательстве.
– Ох.
Большего Камёлё сказать не смогла. Она с трудом сохраняла нейтральное выражение лица.
– Фомальхиванин станет удачным предлогом. У моего господина есть причины полагать, что абӱ Аӧрлёмёгерль знал о появлении чужака. Согласно информации, предоставленной разведчиками в Гиддӧре, это два десятка декад назад было предсказано священной гиддӧрской плитой за Порогом Рекега. Далее, у моего господина есть причины считать, что предатель попытается передать фомальхиванину одну из ценных реликвий, по милости Аккӱтликса хранимых в наших монастырях. Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль принимает все меры предосторожности, чтобы воспрепятствовать ужасной потере столь ценной реликвии.
Камёлё мгновенно разложила его слова по полочкам. Парлӱксӧэль, очевидно, не принимает никаких мер, чтобы препятствовать воображаемой потере, – он сам запланировал эту потерю, чтобы иметь под рукой достаточно тяжкое преступление, которое можно было бы повесить на Аӧрлёмёгерля. Камёлё знала, что он достаточно циничен, чтобы не постесняться украсть для таких целей что-нибудь из священных останков. Чтобы такая интрига не обратилась против него, необходимы годы осторожных маневров, несколько тонн безграничной преданности всех ассасинов и слуг, длинный ряд обетов молчания… и еще более длинный ряд трупов в случаях, когда обета не хватит.
Глеевари оцепенела. «И этот зӱрёгал, очевидно, давал обет. От меня же ничего не требует. Как великодушно с его стороны!
А еще очень глупо».
– Ты рассказал… рассказал мне очень много, – выдавила она из себя.
– Мне нужно твое доверие, Камёлёмӧэрнӱ.
Зӱрёгал вновь сделал паузу, на этот раз даже слишком долгую.
– Его эминенция досточтимейший Парлӱксӧэль преступно недооценивает опасность. И хотя я предупреждал его, что потеря реликвии может действительно произойти, он, ослепленный своей идеей, настаивает на своих изначальных приказах. Он не хочет отказываться от плана, который так долго готовил. Потому необходимо, чтобы я перестал руководствоваться его решением.
Камёлё ловила ртом воздух. Это было просто невероятно. Неслыханно!
Зӱрёгал восстал против своего господина.
Глеевари смотрела на него и вдруг поняла, что он, по сути, мертв. Его лицо было совершенно спокойным, будто вылепленным из сероватого фарфора. Уши висели совсем неподвижно. Но именно это неестественное, оцепенелое спокойствие привело Камёлё к осознанию.
Он знает, что умрет здесь. Бесславно. Как предатель.
Зӱрёгал должен был понимать, что, преступи он свой обет верховному жрецу, ему больше не позволят вернуться на Ӧссе. К тому же, если он решил выдать все планы Парлӱксӧэля именно ей – изгнаннице, с которой ему даже общаться не пристало, – он заслуживает позорной смерти, так как изменяет своему господину худшим образом. Но он все равно это сделал.
У него должна быть причина, которая своей весомостью перекрывает обеты и даже страх.
– Я считаю своим долгом перед лицом Аккӱтликса убить фомальхиванина, – произнес зӱрёгал, когда тишина слишком затянулась. – Мне достаточно причины, что он представляет угрозу для нашей веры. Кроме того, он угрожает и нам, глееваринам. Тебя, меня и Аӧрлёмёгерля многое разделяет, Камёлёмӧэрнӱ. У каждого из нас своя судьба, и наши пути при обычных обстоятельствах никогда бы не пересеклись. Но фомальхиванин – это то, что нас объединяет. Я давно отказался от своего имени. Я посвятил службе Богу всю свою жизнь. Клялся в верности его эминенции Парлӱксӧэлю. Но Парлӱксӧэль – не глееварин.
