— Господи, что это? — спросила Селеста.
Лоурен улыбнулась. Макс откинулся назад в своем кресле, очевидно, наслаждаясь вином, разговором и пальцами Лоурен, которые лежали на его бедре.
— Это место, куда дети — бедные и нелюбимые — могут прийти после школы. Им помогают делать уроки, они играют в спортивные игры, живут и общаются. Макс основал «Дыру» несколько лет назад.
— Я бы сказал, Макс, — заметил Джеральд, — вы почти герой. Помощь бедным детям. Усыновление.
— Я не герой. Я просто люблю детей.
— Кто-нибудь из этих детей, обитающих в «Дыре в стене», совершал в прошлом преступления? — спросил Джеральд.
— Если ребенок приходит к нам, мы помогаем ему, — заявил Макс. — Мы не спрашиваем о прошлом, пока ребята сами не расскажут о себе.
Джеральд сложил указательные пальцы перед своими губами.
— Так вы не знаете, попадался ли кто-нибудь из них на воровстве?
— Я не в курсе.
— Но это возможно? — настойчивые расспросы Джеральда начали раздражать Макса, и Лоурен видела, что он сердится.
— Все возможно, — ответил Макс. — Конечно, даже вас могли прежде поймать на краже, и я бы об этом ничего не знал.
— Давайте поговорим о другом, — предложила Лоурен, подливая вина в свой бокал. — Как тебе Рио, мама?
— Все было замечательно, дорогая, пока Банни не поняла, что она потеряла свое ожерелье. — Селеста прицелилась глазами в Макса. — Вы слышали об этом, мистер Уайлд?
— Нет.
— Это было красивое ожерелье по меньшей мере за четверть миллиона, оно исчезло во время свадьбы Бетси Эндикотт.
— Вернее, ты думаешь, что оно исчезло тогда, — поправила Лоурен.
— Хорошо, мы с Банни думаем, что оно исчезло тогда. И теперь я слышала, что ожерелье Холли Рутерфорд тоже пропало во время свадьбы Бетси.
Лоурен видела, как Макс сделал большой глоток вина, с трудом сдерживая бешенство.
Джеральд откинулся назад, пристально глядя на Макса поверх бокала.
Селеста тоже пристально смотрела на Макса.
Лоурен хотелось кричать.
— Что сказала полиция обо всем этом? — спросил Макс, прямо глядя на Селесту.
— Они разговаривали со множеством людей, но не пришли к какому-либо заключению.
Макс поднял бровь:
— Но вы кого-то подозреваете, правильно?
Селеста пожала плечами, она вдруг почувствовала себя неуютно.
— Люди всегда кого-то подозревают.
— Поместите неподходящего человека в неподходящее место — того, кто работает на вас, например, — добавил Джеральд, — и сразу пойдут слухи.
— Это смешно, — воскликнула Лоурен, — друзья Макса не стал и бы красть.
— Я уверен, что это так, — сказал Джеральд, — но сплетни обычно быстро распространяются, и когда они достигнут полиции, могут возникнуть подозрения. Тогда…
— Тогда обвинят невиновного. Вы знаете, — Макс поднялся из-за стола, у меня нет привычки обсуждать других людей или возводить на них напраслину, и я нахожу этот разговор крайне скучным.
— Меня он скорее возбуждает, — заявил Джеральд. — Как жаль, что вы покидаете нас так скоро, даже не попробовав превосходной стряпни миссис Фиск.
— У меня пропал аппетит, — Макс бросил салфетку на тарелку. — Было приятно увидеть вас еще раз, леди Эшфорд. — Он посмотрел на Лоурен, намек на улыбку смягчил гнев в его глазах. — Ты идешь со мной или остаешься здесь?
Лоурен не колебалась с ответом, потому что единственное, чего она хотела, это быть с Максом.
— Я иду с тобой.
— У тебя гости, — сказала разгневанная Селеста. — Будет лучше, если ты останешься здесь.
— Лучшее для меня — это быть с Максом, — бросила Лоурен.
— Пожалуйста, не огорчай меня, Лоурен.
— Дело не в тебе, мама. Дело во мне.
Лоурен знала, что она должна была испытывать чувство вины за эти слова. В нее должна была ударить молния за то, что она так говорила с матерью. Но вместо этого чувство облегчения окатило ее, когда они с Максом покинули дом.
Когда они подошли к «харлею», Макс заключил ее в свои объятия.
— Ты уверена, что ты хочешь уехать?
Она нежно поцеловала его:
— Я никогда не была более уверена в своей жизни.
— Я надеялся, что ты скажешь это. Тогда поехали отсюда.
Макс перекинул ногу через мотоцикл, держа руку Лоурен. Она подняла подол платья на бедра и села за его спиной.
— Прошу простить меня за все обвинения, — она прижалась к нему, обвив руками его талию. Прости, что наш вечер разрушен, что мы не поужинали…
— Я вообще не хотел ужинать. — Макс включил двигатель, потом обернулся изящно па сиденье, взглянув на Лоурен сверкающими карими глазами. — Что до разрушенного вечера, — он соблазнительно усмехнулся, — если все будет зависеть от меня, то моим десертом будешь ты.
ГЛАВ А ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Ветер трепал волосы Лоурен, когда Макс вел мотоцикл вниз но Оушн — хайвей. Поездка без шлема была глупой и опасной, но сегодняшняя ночь была ночью сильных впечатлений, свободной и бурной жизни.
Когда они подъехали к пустынному пляжу, который Лоурен хорошо знала, она похлопала Макса по плечу:
— Останови здесь.
Макс установил «харлей» в песке на обочине дороги.
— Почему ты решила остановиться? — спросил он, опуская ноги на землю.
— Я хочу показать тебе кое-что, — ответила она ему, спрыгивая с мотоцикла. Она опустила ноги на землю и пошла по мягкому холодному песку в обнимку с Максом. — Моя бабушка — очень бережливая женщина, — сообщила Лоурен, — она подарила мне двадцать долларов на тринадцатилетие, и мой брат уговорил меня инвестировать их. Он сказал, что на двадцать долларов много нс купишь, но я должна подумать, что они мне принесут, когда мне исполнится восемнадцать. — Она посмотрела вокруг себя, на прекрасный пляж, и улыбнулась. — Вот на чем я остановилась.
— Очень смышленое инвестирование, — Макс обнял ее за плечи и они пошли к воде.
— Я всего лишь последовала совету Джека. Он заработал состояние на операциях на валютном рынке, когда ему было чуть больше двадцати. Это трудно представить, глядя на фермерский дом, в котором он живет, но он счастлив.
— Деньги и счастье не всегда идут рука об руку.
— Я убеждалась в этом неоднократно. Но я все еще мечтаю, чтобы у меня было и то, и другое.
Макс засмеялся:
— Да, я не вижу тебя в роли довольной домохозяйки из пригорода.
— Я скорее была бы довольной домохозяйкой, живущей на полоске пляжа, такого, как этот, — призналась она, надеясь, что не была слишком нескромной. Она была влюблена, и было трудно скрывать это от самой себя. — Я люблю это место, потому что оно достаточно близко к Палм-Бич, чтобы поехать за покупками, когда захочется, и довольно удалено, чтобы не чувствовать, что за тобой наблюдают и обсуждают тебя все время.
— Ты можешь бросить этот чудовищный дом, в котором живешь?
Она отрицательно замотала головой:
— Мне нужен достаточно просторный дом, чтобы вместить большую семью, но не настолько большой, чтобы в нем поселились пустота и одиночество.
— Ты одинока? — спросил он, сжимая ее руку, притягивая ее ближе. Она обвила его талию руками.
— Я думаю, в той или иной мере все одиноки.
— Меня не интересуют все, Лоурен. — Он остановился и повернул к себе ее лицо. — Я хочу знать, одинока ли ты.
— Ты знаешь, на что это похоже — быть одиноким.
— Мы говорим не обо мне, сказал он, его пальцы впились в ее руки. — Я спросил о тебе.
— Да, я одинока. Меня воспитывала няня, меня отсылали из одной школы в другую, потому что у моей мамы не было времени для меня или потому, что она в очередной раз выходила замуж, и ее новый муж не хотел видеть рядом детей. Единственный, кто постоянно был со мной, — это Чарльз, и хотя я его очень люблю, согласись, дворецкий не всегда может обнять и утешить. У меня есть брат, которого я люблю, но он живет далеко на западе, и мы уже давно не виделись. — Она закусила губу, стараясь не плакать. — Но самое одинокое время в моей жизни было, когда я была замужем.