— Денис, пожалуйста…

С другой стороны к другу подошел Марк и тоже что-то негромко ему сказал.

Макс же решил, что больше ему ловить нечего.

— Кира, — бросил он мне напоследок, — я надеюсь, твоя совесть, наконец, проснется. Я и так уже очень долго ждал.

Мы шли молча. Снег под ногами поскрипывал, и я рассеянно смотрел на носки своих ботинок, не зная, как поднять глаза. Рядом, засунув в карманы руки, шел Денис. Нику с Лилей повез домой Марк, а я отказалась. Денис вызвался меня проводить.

Впервые тишина между нами была неловкой. Я кусала губу и судорожно соображала, что можно сказать. Князев первым нарушать молчание тоже не спешил. Мне вообще казалось, что парень был очень на меня зол.

— Эм. Денис?

Князев не ответил, но голову повернул. Я сначала хотела сказать какую-нибудь отвлекающую глупость или начать дурацкий диалог, но все это неожиданно показалось очень глупым. Можно же просто поговорить напрямую, чем мучаться потом от недосказанности, потратив на это кучу сил и времени.

— Денис, ты на меня злишься? — в лоб спросила я.

Князев дернул уголками губ и удивленно поинтересовался:

— С чего это?

— Не знаю, — промямлила, снова утыкаясь взглядом себе под ноги, — мне так кажется…

— Креститься надо, когда кажется.

Я обиженно фыркнула. Ну вот видно же, что злиться. И чего ведет себя как ребенок? Денис, видимо, решил воспользоваться моим путем и тоже спросил в лоб:

— Кто этот парень?

— Эм-м-м, — я замялась, — да… бывший друг.

Да какой Макс мне друг? Я даже не знала его никогда толком. Три года была влюблена в образ, который сама же и нарисовала у себя в голове. И сама же потом пострадала, когда это образ с треском разрушился.

— Бывший, значит, — протянул Князев: — А при чем здесь твоя сестра?

— Ты не за то зацепился! Друг бывший. Слышишь? Друг! И чего я вообще перед тобой оправдываюсь?

— Кира, — Денис схватил меня за локоть и заставил остановиться и повернуться к нему.

И снова я оказалась в близости, от которой перехватило дух. Хорошо хоть на улице темнота, а до ближайшего рабочего фонаря идти шагов десять — парень, по крайней мере, не заметит, как залилось краской мое лицо. — Понял я, что не имеет этот мажор к тебе никакого отношения.

Мне показалось или в голосе Князева послышалась едва заметная улыбка? Да и взгляд у парня был такой, что ноги стали ватными, а в ушах забилось сердце.

— Он обидел тебя когда-то?

Я не сразу поняла, что спросил парень, на несколько секунд потерявшись в его темных глазах.

— А? Что? Нет, — тут же замотала головой.

И не соврала даже. Чем больше проходило времени, тем отчетливее я понимала, что сильнее, чем я сама, меня в той ситуации никто не обидел. Хотя, если признаться, Макс поступил по-скотски. Как, собственно, и Рита.

— Ты уверена? — и когда это Князев умудрился подойти настолько близко, что между нашими лицами даже ладонь можно было с трудом поставить.

Внутри все сжалось, а я как завороженная, перевела взгляд на тонкие губы парня. Высохли совсем, отрешенно подумала я, надо ему порекомендовать пользоваться гигиенической помадой, а то уже кровавые трещинки появились. Больно наверно…

Не знаю, чем бы все закончилось, если бы рядом не появился Андрей.

— Кира? — голос отчима заставил меня отскочить от Князева на пару шагов и рассеянно закрутиться на месте.

Да уж. Теперь я как никто понимала фразу «появился не вовремя». Бессонную ночь и бесконечный поток вопросов из разряда: «Собирался Князев меня поцеловать, или это все — мое больное воображение» — муж мамы мне обеспечил.

Впрочем, я ошиблась. Мучаться мыслями о Князеве в эту ночь мне было некогда. Старательно убедив себя, что сейчас есть дела поважнее и наглого бармена пора уже выгнать из головы, я заперлась в комнате и принялась осуществлять задумку по поводу подарка. День Рождения мамы уже завтра, а значит до утра я должна успеть приготовить подарок.

Еще у Дениса на квартире, когда я только вспомнила о нашей с мамой любимой сказке, в памяти тут же всплыли ее слова о главном смысле «Малахитовой шкатулки»: мама говорила, что истинная ценность не в драгоценных камнях, а в человеке. Драгоценных камней у меня, конечно же, не было, но зато было очень много маминых воспоминаний, которые могли подарить ей тепло. Я точно знала, какие «сокровища» положу внутрь шкатулки.

Всю ночь я выбирала фотографии, один только взгляд на которые мог бы подарить маме улыбку и окунуть в теплые моменты прошлого. Я нашла кучу снимков нас, ее с друзьями, с бабушкой, которая умерла уже несколько лет назад, с ее однокурсниками, коллегами по работе, и… с Ритой и Андреем. Мне было тяжело переступить через себя. Положить снимки с Березиными в шкатулку, означало окончательно и бесповоротно признать их важной и неотъемлемой частью маминого счастья.

С трудом разобравшись в какой-то заумной программе, я создавала коллажи и различные рамки на фотографиях, набрасывала на них фильтры, сравнивая оттенками с цветами драгоценных камней. Заснув примерно в три часа ночи, я подскочила от будильника в шесть, чтобы тихо выбраться из квартиры и броситься к круглосуточной маленькой типографии неподалеку от нашего дома. Потратив на распечатку фотографий еще полчаса, я залетела в цветочный и с радостью заметила примостившийся в углу уже готовый букет крупных ромашек. Мама их просто обожала.

Вернувшись домой, я уже слышала, как на кухне гремит посуда — значит мама проснулась. Очень хотелось, чтобы Андрей с Ритой еще спали.

Фотографии, сверкая глянцем, заняли свое место в шкатулке. Я крепко закрыла ее, взяла в дрожащую руку, а в другой сжала букет без какой-либо обертки. Всегда казалось, что цветы без «фантика» выглядят как-то искреннее что ли.

Мама возилась у плиты, помешивая в кастрюле закипающую кашу. Шумел чайник, мама что-то тихо то ли бормотала, то ли напевала под нос. По кухне разносился сладкий аромат персикового варенья, которое она только что выложила из банки в вазочку и поставила на стол. Запах каши уже начинал побеждать персиковый, и к горлу подступил комок, не то от голода, не то от щемящего ощущения домашнего уюта.

— Мама…

Она обернулась и едва заметно улыбнулась, увидев цветы. Шкатулку я пока держала за спиной.

— Доброе утро, — это было едва ли не первые ее слова с тех пор, как мы поругались.

Я упрямо сжала губы, едва сдерживая подкатившие к горлу слёзы.

— Мам, выключи эту кашу, пожалуйста, — как-то жалобно проговорила я, — Я поговорить хочу…

Мама послушно выключила конфорку и развернулась ко мне. По ее сияющим глазам я уже видела, что она на меня совсем не сердится. И вообще, ждет этого разговора ничуть не меньше меня. Я тяжело вздохнула и неловко вытянула руку с букетом.

— Это тебе!

Мама приняла цветы и улыбнулась уголками губ. Было раннее утро, а она уже успела нанести легкий макияж и уложить кудрявые волосы в аккуратную прическу. Я неуверенно переминалась с ноги на ногу, пока мама наливала в хрустальную вазу воду и заботливо опускала туда ромашки.

— Спасибо.

Она было повернулась обратно к плите, ну я схватила ее за руку и развернула к себе.

— Мам, — прошептала тихо, — тут вот еще…

Шкатулка маму поразила. Она долго рассматривала ее в моих руках, прежде чем забрать и понимающе нахмуриться, узнавая вещь из антикварной лавки.

— Я заработала! — воскликнула, предупреждая ее вопрос. — Мам, ты открой, пожалуйста.

Присев на угловой кухонный диванчик она щелкнула крохотным замком и заглянула внутрь. Пока перебирала пальцами снимки, она широко улыбалась и едва сдерживала слезы. Я же не выдержала и позорно хлюпнула носом.

— С Днем Рождения тебя, — тихо прошептала я, присаживаясь рядом и крепко обнимая её за шею. — Прости меня пожалуйста, я тебя очень люблю.

Она обнимала меня в ответ, а я ощущала, как с души падает огромный камень.

— Спасибо, доченька, — гладила меня по спине мама, — спасибо, родная.