Когда-то здесь был настоящий мост — еще и сейчас торчали тут и там полусгнившие черные бревна и доски, но со временем его заменили висячим: все равно брички здесь не ходили, пешеходу удобнее, да и забот стало меньше — стальные цепи не так-то скоро ржавеют.

Но как ни надежен был мост, переезжать его всегда старались засветло. В темноте чего только не покажется, да и конь может оступиться...

Во времена, когда орудовала в этих местах шайка Аламбека, сбросилась в Тигровую впадину активистка Мухаббат. Подстерегли ее басмачи у подвесного моста, ринулись со всех сторон, но Мухаббат залегла за валуны и отстреливалась до последнего патрона в браунинге, а потом встала, взмахнула красной косынкой, да так и покатилась боком — с камня на камень, пока не замерла на самом дне. Изуродованное тело ее похоронили у моста, а сверху положили простую гранитную плиту. Кто ни пройдет, кто ни проедет по тропе, тот и поклонится ей, положит на плиту букет свежих цветов: то маки пламенеют на ней, то колокольчики синеют, а то просто зеленеет живая арчовая ветка...

Задержался у могилы и Рахим, склонившись с седла, положил букет гиацинтов, сорванных в долине. Спутники сняли шапки, молча поклонились праху бесстрашной Мухаббат.

Рахим смотрел вдаль туманным взглядом — туда, где солнце садилось и где начинались великие ледники. Все молчали.

И вдруг в их молчание ворвался нарастающий грохот. Кони, встав на дыбы, отпрянули назад. Сноу чуть не вылетел из седла, ухватившись за гриву коня, заметался с ним вместе на узкой тропе. Кони Югова и Хаузена несли их к тоннелю, а Серебров, вобрав голову в плечи, прижался к скале. Тяжелые камни застучали вокруг Рахима и растерявшегося Сноу.

— Сюда!.. Сюда! — отчаянно кричал им Серебров.

Большая глыба ударила в край моста. Стальная цепь лопнула — мост рухнул, увлекая за собой часть скалы с вросшим в нее небольшим арчовым деревцом.

Сноу вскрикнул, схватился рукой за голову — между пальцев сочилась кровь.

Но промчавшись над ними, обвал уже рокотал далеко внизу: крутые склоны многократно отражали раскатистое эхо; оно постепенно замерло вдали, и на тропе стало тише прежнего — только мелкие камешки осыпались сверху, перегоняя друг друга и с легким стуком подпрыгивая на неровностях горы...

Серебров подъехал к Сноу.

— Покажите голову.

Сноу застонал.

— Скажу по совести, вам здорово повезло, — признался Серебров, осматривая рану. — Чуть-чуть правее и...

Рахим вывел коня из укрытия. Солнце било в глаза. Охотник приложил ко лбу ладонь. Что-то шевельнулось вверху, среди причудливого нагромождения камней. Может быть, архар? Но архары очень осторожны — вряд ли они вызвали этот обвал.

Подъехали Югов и Хаузен.

— Придется возвращаться, — сказал Рахим.

Югов поднял бинокль.

— Вернемся к Иногамову, заночуем, а утром пойдем через Южный проход.

Хаузен жевал травинку.

Бинокль Югова обшаривал противоположную сторону ущелья. Еще выше, еще. Бинокль пополз в сторону и стал карабкаться по крутым склонам. Вот уж и гребень, и сосновый лесок на гребне.

Нет, он не мог ошибиться: на кромке стоял человек, держа коня под уздцы, и смотрел вниз.

С сильно бьющимся сердцем Югов опустил бинокль — опять ничего не видно. Снова поднес к глазам бинокль. Ничего. Только сосновый лесок и скалы.

Только лесок. И только скалы.

Югов молча повернул коня.

Быстро сгущались сумерки.

Человек в кожанке шел рядом с конем и прерывисто насвистывал веселую песенку. Видно, он сильно нервничал; когда прикуривал, руки в свете ярко вспыхнувшей спички мелко вздрагивали.

Человек глубоко затянулся мягким дымком сигареты и ласково потрепал коня по морде. «Ну-ну, дружище! — словно говорил он. — Теперь нужно лишь чуточку терпения. То, что не удалось сегодня, удастся завтра. Нужно лишь чуточку терпения».

«Главное сделано», — повторял человек про себя, как магическое заклинание.

— А Сноу просто родился под счастливой звездой, — сказал он вслух. «Черт возьми, кажется, снова становится прохладно», — подумал человек, поеживаясь.

С ледника тянул пронизывающий ветер.

Человек поплотнее запахнулся в кожанку, поглубже, почти по самые уши, надвинул фуражку.

Спуск был трудным. Мелкие камешки выскакивали из-под ног и падали вниз. Звука их падения не было слышно — человек знал, какая бездна раскрывалась у его ног...

Постепенно тухли дальние вершины — как отгоревшие высокие костры. Тьма стала непроницаемой. Человек подумал, что ночь некстати настигла его именно на этой тропе; если бы он поспешил, то был бы уже в ущелье, а там его ждет мягкая постель и горячая пища.

Но теперь он не смел и мечтать о еде — что поделаешь!..

Человек привязал коня к сосне, а сам сел, прислонившись плечом к теплому, крепко пахнущему смолой стволу. Он закрыл глаза и попробовал заснуть, но сон не шел. Холод был пронзительным, тишина угнетала, а сосна поскрипывала, и ветки упруго шуршали на ветру.

Человек снова достал сигарету и закурил, пряча огонек спички в рукав кожанки.

Конь фыркал, позвякивая удилами; по камням скользнула змея; неясные, тревожные звуки рождала ночь...

— Мы давно вас ждали, — сказал капитан Ларионов, проводя Коротовского в свою комнату. — Садитесь вот здесь. И не обращайте внимания на беспорядок...

Коротовский бросил на стул соломенную шляпу и огляделся. Тридцать квадратных метров. Два узких окна. Стол под грубой клеенкой. Расхлябанный желтый шифоньер. Зеленая железная кровать. Ворсистое шерстяное одеяло.

— Вы не женаты?

— А что — заметно? — пошутил Ларионов.

— Вот я и говорю... Разрешите здесь?

— Да вы не стесняйтесь!..

Они сели друг против друга. Ларионов поставил на стол вазу с фруктами и хрустнул сочным яблоком.

— Я думаю, нет необходимости объяснять вам значение экспедиции, — сказал Коротовский, выбирая яблоко покрасней. — Поэтому вы должны помочь нам кое в чем.

— Нас предупредили о Сноу...

— Есть другой человек...

— Он в экспедиции?

— Вероятно.

— Сноу знает о нем?

— Нет.

— Почему?

— Если бы Сноу знал о существовании этого человека, он постарался бы его убрать...

— Не понимаю.

— Сноу работает на магнатов Рура.

— А тот, другой?

— Возможно, на Моргана, возможно, на Крамера... Караташ — соблазнительный орешек. И Крамер сделает все, чтобы он не достался его немецким коллегам. Доверенный человек Крамера уже покушался на Сноу — вспомните обвал в Тигровой впадине...

За окном солдаты дрессировали овчарок. Овчарки брали барьеры, проползали под колючей проволокой.

— Кстати, человек, осуществляющий связь с агентом Крамера, сейчас на пути в Ташкент, — продолжал Коротовский. — Это Тодд.

— Думаете, Тодд наведет на след? — спросил Ларионов.

— Он попытается перейти границу. Он должен перейти границу.

— Разве это нельзя сделать в другом месте?!.

— В том-то и дело. Тодд надеется воспользоваться единственной возможностью, предоставленной тому, другому, человеку.

— И эта возможность...

— Награда за отлично выполненное задание, — закончил Коротовский.

— Чистенько хочет сработать, — заметил Ларионов.

— Должен сказать, вариант с доктором Хаузеном задуман и претворен тоже довольно изобретательно, — продолжал Коротовский. — И если бы не помощь наших товарищей... Словом, тогда, в Москве, Сноу намеревался покончить с Тоддом. А Тодд знал о Сноу. Сноу убежден в том, что американской разведке удалось купить Каракозова. Профессора мы особенно бдительно охраняем... Но Сноу и не подозревает, что Тодд действует не один — мы-то изучили приемчики этого Харди!..

Они говорили еще минут пятнадцать. Ларионов спрашивал о нуждах экспедиции Югова, Коротовский отвечал.

Когда разговор закончился, в дверь осторожно постучали.

Вошел паренек в выгоревшей гимнастерке. Широкое рябоватое лицо. Улыбчивые, озорные глаза.