Хаузен зажег сигарету.

— Порой мне кажется, вы слишком благодушны, — продолжал он. — Будущее... За него дерутся. Мир разорван на части... Разве есть уверенность, что тайна, которую вы надеетесь разгадать в Караташе, послужит людям для добра?..

— Но вы-то, вы! Неужели вы в это не верите?! — воскликнул Югов.

— Бывают обстоятельства, когда перестаешь доверять людям... Пока я был археологом... Словом, мне преподали горький урок...

Хаузен с досадой раздавил в пепельнице окурок.

— Нет, уж извольте говорить до конца, — сказал Югов.

— Хорошо.

Хаузен встал и, разминая затекшие ноги, подошел к перилам, окружающим балахану, посмотрел на горизонт — там, в сером каменистом русле, укрепленная сипаями, бурлила Кызылдарья.

— Об этом трудно говорить, но об этом нужно всегда помнить... Предположим, экспедиция завершена. Тайна Караташа разгадана. В руках человечества оказалась колоссальной силы энергия. Она способна выбросить к звездам земные ракеты. Она может преобразовать климат Земли, может принести людям счастье. Но только ли счастье?

— Вы в этом сомневаетесь?..

— Вспомните Хиросиму, — сказал немец, скрестив руки на груди. Лицо его выражало тревогу.

— Ах вот вы о чем! — улыбнулся Югов. — Могу вас на этот счет успокоить. В наших руках...

— Да о вас ли речь! — почти выкрикнул Хаузен. — Я говорю совсем о другом. Понимаете, как бы это сказать... Представьте себе, что в составе вашей экспедиции идет человек, который...

— Ну, это уж из области детектива!.. Извините меня, но все вы там, на Западе, немножко свихнулись... «Красная опасность!..» «Агенты Кремля!»

Лицо Хаузена было бледно. «Да что с ним?» — тревожно подумал Югов.

На лестнице появился Сноу.

— Разрешите?..

— Заходите, заходите, к чему церемонии! — Югов протянул ему руку.

Настороженные глаза Сноу обшаривали прислонившегося к перилам Хаузена.

— Я вам помешал?..

— Нет-нет...

Хаузен стал поспешно прощаться.

— Так до завтра?..

— До завтра.

Выехали затемно впятером: Рахим, Югов, Серебров, Хаузен, Сноу. Проезжая мимо крайних домиков заготпункта, они не заметили, как еще один человек свернул на чуть приметную тропинку и погнал коня в сторону границы.

Когда рассвело, они поднялись на узкий гребень. Слева проплывала в легком тумане только что оставленная долина Голубых озер. Справа картина была еще величественнее — там горы громоздились одна на другую, уходя к далекому горизонту.

Облака пересекали вершины, похожие на айсберги, вмерзшие в бескрайнюю снеговую пустыню. А выше небо было темно-синим, и кое-где еще поблескивали одинокие звезды, хотя солнце уже поднялось и отбрасывало от гор длинные угловатые тени.

Рахим спрыгнул с коня, его примеру последовали остальные. Держа лошадей под уздцы, шли вверх медленным, размеренным шагом. Дышать стало труднее, в ушах заметно позванивало.

Похолодало — не то оттого, что ветер наверху был пронзительнее, не то оттого, что рядом был снег...

Невысокий арчовый лесок обвивал обнаженные скалы. По тропе, проходящей чуть повыше и кончавшейся крутым уступом, с легким шумом промчалось стадо диких баранов. Серебров посмотрел в бинокль — у баранов были крутые рога и тонкие стройные ноги. Почувствовав присутствие людей, они помчались еще быстрее — к самому уступу... Миг — и вожак, легко взлетев на воздух, всем телом рухнул на свои рога, перевернулся и поскакал дальше. Архары прыгали с обрыва один за другим. Скоро мелькнуло последнее упругое тело, и все стадо скрылось из глаз.

Рахим восхищенно поцокал языком.

— Не часто теперь встретишь в наших горах кочкара. Вам очень повезло.

Через час арчовник остался далеко позади — только камни со всех сторон, одни только камни. Но и они были причудливой формы и самой разнообразной расцветки: то напоминали хижину, то вытесанную искусным резцом прямо в скале огромную голову, увенчанную высоким красным тюрбаном, то просто на серой стене желтые и красные прожилки, переплетаясь, образовывали замысловатый арабский узор. Трудно было поверить, что здесь не прикасалась к камням вдохновенная рука человека, и все это сотворила сама природа.

Поднимаясь к вершине, тропа все глубже вползала в узкую расщелину, и скоро не стало видно ни долины слева, ни величественной панорамы гор; стих и ветер — он бушевал где-то вверху, над их головами. Солнце, поднявшееся уже достаточно высоко над горизонтом, сильно пригревало спины.

Постепенно расщелина сузилась, скалы наверху сомкнулись, образуя подобие арки, — вершина горы Дьявола маячила прямо над ними: чтобы взглянуть на нее, нужно было сильно запрокинуть голову. Ноги ступали во что-то мягкое, и Серебров, нагнувшись, увидел, что это птичий помет, скопившийся здесь, возможно, за целые тысячелетия. Птицы, огромные и черные, сидели над ними и, казалось, внимательно следили за каждым их движением. Вид грифов с длинными облезлыми шеями и круто согнутыми клювами был отвратителен. Иногда они взлетали, тяжело взмахивая крыльями, и садились на противоположную сторону, вытянув когтистые лапы.

Потом стали попадаться кости разных мелких животных, черепа сусликов и полевых мышей, а порой и головы барашков. Кони храпели, вскидывая копыта, рвались назад...

Из пещеры доносился неясный гул, как из гигантской морской раковины. Когда они приблизились, целая стая грифов вылетела им навстречу, едва не задев громко хлопающими крыльями. Рахим закрыл лицо полой халата.

В пещере было сыро и холодно. Где-то капала вода. Когда они вошли, гул, слышанный ими снаружи, усилился, и теперь впечатление было такое, будто навстречу им мчится по тоннелю поезд...

Сбоку маячил свет, и иллюзия мчащегося поезда от этого еще более усиливалась.

— Совсем как в Натанаро, — сказал полушепотом Хаузен.

Им казалось, что они идут по тесному коридору уже целую вечность.

...Солнечный свет ударил внезапно. Лошадь Сереброва последний раз споткнулась в темноте и застучала копытами по серому граниту. Впереди покачивалась спина профессора Югова, еще дальше впереди маячила голова Сноу. Хаузен ехал позади Сереброва. Рахим придержал коня, пропуская их вперед.

Серебров оглянулся. Гора Дьявола была уже позади, целясь своими вертикально поставленными утесами в низко бегущие над ней рваные облака.

— Отсюда начнется спуск, — предупредил Рахим, показывая рукой на рисунок в желтом известняке. — Этот воин нацелился на пещеру Канак. Ее можно рассмотреть на той стороне Безымянного ущелья...

Хаузен вскинул бинокль, но ничего не увидел — солнце било прямо в глаза.

Югов с присущей ему юношеской ловкостью спрыгнул с коня и вскарабкался на высокий валун, чтобы получше обследовать высеченный в скале рисунок. Сомнений быть не могло: само изображение, сама манера письма — все говорило в пользу глубокой древности рисунка...

— Первый век. Знакомая школа, — определил Хаузен.

Рахим с тревогой посматривал на пустынные склоны гор, подступившие к узкой тропинке, на которой они задержались. Еще на подходе к хребту он обратил внимание на один бугорок, мимо которого с полным безразличием проехали его спутники. Это был костер, тщательно присыпанный свежей рыхлой землей. Кто был только что на северном склоне? Кто жег костер? Почему с такой поспешностью затушил его при их приближении?.. Трава вокруг костра была примята копытами коня. Для того чтобы определить это, Рахиму достаточно было одного взгляда на поляну.

Он промолчал тогда, не сказал ничего своим спутникам, чтобы попусту не волновать их, но мысль о потушенном костре засела крепко и не давала ему покоя.

Конечно, это мог быть и случайный человек, почему-либо не заехавший на заготпункт, но ведь дорога, по которой они сейчас ехали, вела прямиком к границе — там, за высоким древним ледником, начиналась другая, чужая страна...

Профессор сел в седло, и маленькая экспедиция двинулась вперед. Теперь ехали так: Рахим, Сноу, Серебров, за ним Югов и позади всех Хаузен. Пока дорога была хорошей, Рахим подхлестывал коня: минут через двадцать снова начнется серпантин, а до него предстояло проехать висячий мост через Тигровую впадину; на всем пути это, пожалуй, самое опасное место. Мост был короток, но так и ходил под ногами, а если дул даже слабый ветерок, раскачивался над пропастью, словно огромные деревянные качели.