— Потому что в массе своей они идиоты… — ляпнул я откровенно, но не подумавши. Устал сильно.

Ненасытные детишки, наверное, расклевали бы мой бедный мозг до нижнего ганглия, но, к счастью, вмешался Артём:

— Коммунары, коммунары! — сказал он, громко хлопнув в ладоши. — Всё, закончили. Сергею надо отдохнуть.

— Спасибо, спасибо! — загалдел зал.

— Вы ещё к нам придёте? — спросило что-то мелкое в косичках.

— Вряд ли, — честно признался я. — Завтра утром я надеюсь покинуть Коммуну навсегда.

— У-у-у… — пронеслось по залу разочарованно, но тихо.

Когда мы хромали обратно в жилой корпус (то есть, Артём хромал, а я задумчиво шёл рядом), он спросил у меня:

— Ну, как тебе?

— Ты это проделываешь регулярно? — в свою очередь спросил я. — Ты герой. Титан духа. Я с армии так не уставал. Чувствую себя так, как будто пробежал в противогазе десять километров и на финише выбил головой ворота части. Забыв надеть каску.

— Да ладно, — засмеялся Артём, — ты отлично держался для первого раза. И всё же?

— Да, я понял, о чём ты, — не стал увиливать я. — Ты не зря показал мне этих детей. Они странные, но хорошие. У дурных людей таких детей не бывает. Но моя лояльность Коммуне по-прежнему невысока, извини.

— Я понимаю, — вздохнул Артём. — Просто помни о том, что на кону их жизни.

Я ничего ему не ответил, но про себя подумал, что в гробу видал попытки повесить на меня такую ответственность. Нашли, блядь, крайнего. Вот именно такими словами и подумал. Устал я что-то.

Когда вернулся в комнату, Лена уже спала, дыша во сне ровно и спокойно. В свете ночника лицо её было таким родным, милым и домашним, что я чуть не расплакался, честное слово. Очень всё же страшно это — смотреть на жену и понимать, что на самом деле это какая-то неведомая ёбаная хуйня из тьмы веков. Хотя ведь где-то там есть и она, прежняя моя Ленка? Пристроился рядом, не раздеваясь, и почти сразу заснул.

Ещё один чёртов день закончился.

На этой крыше мы и устроили себе базу. Вчера утром Сеня с Ириной, проснувшись от предрассветного холода, начали, хохоча, бегать друг за другом вокруг лифтовой будки, чтобы согреться, весёлые и игривые, как щенята. К краю, впрочем, старались не подходить и вниз не смотреть — игнорировали реальность, как могли. Я полюбовался на бродящих внизу аффекторов — и тоже не испытал ни малейшего желания присоединиться к их компании. Они стараются держаться поближе к нашей Королеве Зомби и окружили здание плотным кольцом, но двери не ломают и внутрь не лезут. Я заметил, что после этой ночи часть из них уже не встает с земли, а некоторые лежат так, что наводят на мысль об организации постоянной похоронной команды.

Пока Ирина ходила по офисам верхнего этажа с целью утреннего туалета, я поймал порхающего на крыльях любви Сеню за хоботок и сказал серьёзно:

— Она вообще-то несовершеннолетняя.

— А я к ней в трусы и не лезу! — надулся Сеня.

— Вот и не лезь. Думай верхней головой.

— Отстань, Македонец, — разозлился мой напарник. — Я её не обижу и никому обидеть не дам. Тебе, кстати, тоже!

— Вот и прекрасно, — не стал обострять конфликт я. — Хватай тогда свою нимфу и тащи вниз — надо что-то делать с этой толпой жопоголовых, пока они тут все не передохли…

В итоге почти весь вчерашний день ушёл на спортивную игру «Мы в дурдоме санитары». Ирина, снова рыдая, велела десятку самых здоровых мужчин взять лопаты и копать в бывшем палисаднике братскую могилу. Туда стащили образовавшиеся за ночь полтора десятка трупов. Я не патологоанатом, но, на мой взгляд, умерли они от внутренних повреждений, полученных в драках. Ещё десятка два были явно на подходе: открытые и закрытые переломы, общее истощение или просто лежали и дышали через раз — хрен их знает, почему. Я посоветовал могилу пока не закапывать, пригодится, но девушка посмотрела на меня, как на врага народа. Не стал настаивать — поди, есть, кому новую выкопать.

Вонища стояла страшная, но заставить аффекторов гадить в отведённых местах не получалось. Мыть их было тоже нечем — вода в колонке иссякла. Ирина от бессилия психовала. Аффекторы, чувствуя её состояние, нервничали и кидались друг на друга, отчего она психовала ещё больше — в общем, бывали у меня деньки и получше. Если бы не Сеня, утешавший её и успокаивавший, чёрт знает, что бы тут творилось. К счастью, они легко переключались друг на друга, ненадолго забывая про весь окружающий нас дурдом. Ну, дело молодое.

К вечеру пошёл дождь, и пришли какие-то суровые мужики. К обоим явлениям у меня было двоякое отношение. Дождь, с одной стороны, обеспечил нас технической водой, приглушил запахи и слегка очистил территорию от говна. А с другой — напрочь промочил контингент, который и без того был не образцом здоровья. Некоторые начали кашлять и чихать практически сразу. Я предчувствовал, что к утру нам понадобится яма поглубже.

Суровые мужики, многозначительно придерживая свежеспизженные где-то дробовики, с одной стороны, пришли качать права — как это мы, мол, аффекторов тут себе прикормили и обносим торговые точки, которые не прочь обнести нормальные пацаны. С другой стороны, посмотрев на квадратного бородатого Петра, в ручищах которого «калаш» смотрелся игрушкой, они сбавили тон и оказались из числа тех «умных», появление которых я предсказывал. Поэтому, как только они перестали колотить понты и стали договороспособны, их немедленно поразила простая мысль, что аффекторы — не чудовища, вылезшие из жопы дьявола, чтобы их пожрать, а просто больные люди, чьи-то родители, дети, братья и сёстры. Что, скорее всего, их можно вылечить, а вместо этого они дохнут от голода, холода и ранений прямо у них на глазах. Суровые мужики не успели оскотиниться, и им стало неловко. А когда они поняли, что мы не секта сатанистов-рабовладельцев, а пытаемся вчетвером спасти пару сотен человек (некоторые нюансы ситуации я озвучивать не стал), то даже предложили помощь. Едой и водой они были небогаты, но у них в группе оказалось два медика со скорой, а неподалеку — не до конца разграбленная аптека. Мужики притащили несколько огромных сборных шатров с летней ярмарки и, при помощи нашей рабсилы, целый штабель деревянных «европоддонов». Теперь мокрые аффекторы были хотя бы укрыты от дождя и сидели не на земле. Кроме того, врачи обкололи антибиотиками самых больных и обработали раны самых покалеченных. Медики печально качали головами, утверждая, что тут нужен стационар или хотя бы полевой госпиталь МЧС, но я был рад и этому. Ирина воспряла духом и уже не рыдала, а спокойно отбыла ночевать на крышу, где уютно устроилась на коленях у Сени, спрятав голову на его гордо выпяченной груди. Грудь у тощего костлявого Сени узкая и негероическая, но ей хватало. Молодёжь сидела и романтически созерцала закат, а мы с Петром слушали найденный в каком-то офисе радиоприёмник на батарейках.

В мире продолжалась вакханалия абсурда. Недели ещё не прошло, как всё началось, а казавшееся таким прочным мироустройство уже разлетелось кровавыми клочками по закоулочкам. Чем-то, видимо, близкий диктору Израиль шёл в первых строках, но коротко — страна перестала существовать как таковая. Гражданское население завершало Новый Исход, прикрываемый сражающейся из последних сил армией. Впрочем, наступающим бармалеям они тоже навешали знатно, оставив после себя выжженную пустыню. В смысле, ещё более выжженную. Китай отправил экспедиционный корпус в Индию и Пакистан — с целью «установления мира и гуманитарной помощи населению». Политический эксперт многословно рассуждал, есть ли те, кому нужно гуманитарно помогать после короткой, но очень жестокой индо-пакистанской войны, но все его рассуждения можно было бы заменить фразой «да чёрт же его знает». Примерно столь же содержательно другой эксперт оценивал перспективы российско-американского конфликта, который вроде был в самом разгаре, но никто не называл его войной, чтобы не накликать. Из членов НАТО пока, кажется, была жестоко опиздюлена только Польша, но воевать из-за поляков никому особо не хотелось. Все понимали, что те напросились. Где-то между Польшей и Россией жалобно попискивала случайно прижатая Литва, с которой, вроде как, никто не воевал — за отсутствием самомалейших попыток оказать сопротивление. По её территории шли потоком русские войска из Белоруссии в Калининградский анклав, но под танки, обвязавшись гранатами, никто не бросался.