— Да, Коммуна, — не стала отрицать Ольга.

— Мерит же ваша… Хм… — он задумался. — Как будет на языке Коммуны женская форма слова «агент»?

Видя Ольгино затруднение, Артём вмешался:

— Это слово не имеет женской формы. Женщина тоже будет «агент».

— Какой нелогичный язык… — пожал плечами мужчина. — Но вы меня поняли.

— Да, Марина наша, — согласилась Ольга. — Это важно?

— Нет, просто уточнение, — покачал головой седоусый Кериси. — Я рад, что с ней всё в порядке.

— Не всё, но ей уже лучше.

— Я хотел бы узнать, где сейчас находится Андираос Курценор, — сказал мужчина, глядя на Сергея.

Артём заметил, как ощутимо напряглась Ольга — он не знал, чем этот блондин так досадил его подруге, но она явно не хотела его отдавать кому-то ещё.

— В башне, — спокойно ответил Сергей. — Йози, приведи его, пожалуйста.

Низкорослый кивнул и отправился в дом.

— Каков его статус здесь? — поинтересовался «молодой духом».

— Он наш! — торопливо заявила Ольга, но седоусый это проигноровал, глядя на Сергея.

— Он наш пленник, — ответил тот. — И в понятие «наш» я не включаю Коммуну. Уважаемая Ольга, кажется, забыла, что наша договорённость утратила силу.

— Альтерион хотел бы получить его.

— Зачем?

— Он похитил трёх Юных Альтериона и стал причиной гибели одной из них. Он совершил действия, приравненные к геноциду, в срезе, находящемся под патронажем Альтериона. Он похитил ценное оборудование, принадлежащее Альтериону. Альтерион требует его выдачи для суда.

— Коммуна первой заявила свои права! — не сдавалась Ольга. — У нас он тоже похитил ценное оборудование, насильно удерживал нашего человека, нанёс огромный ущерб нашим интересам и угрожал самому существованию нашей общины!

— Надо же, да тут за меня торги! — издевательски заржал Андрей, которого привел Йози. — А вы подеритесь! Выживший заберёт себе всё!

— Мы делили апельсин,

Много наших полегло…

— задумчиво прокомментировал ситуацию Ингвар.

— Зелёный, шли их лесом! — откровенно глумился блондин. — Они не имеют права ничего требовать, а отбирать силой не станут! Альтери — те ещё чистоплюи. Оленька, конечно, упыриха, она бы просто всех порешила, но при Альтери стесняется…

— Заткнись, Андрей, — зло сказала Ольга.

— Что, правда глаза колет?

— Альтери есть что предложить взамен, — торжественно сообщил седоусый.

Артём сделал из этого вывод, что наглый блондин в чём-то прав.

— Коммуне тоже! — парировала Ольга.

— Поторгуемся? — блондин подмигнул Ольге. — И у меня есть кое-какие резервы! Зелёный, я дам за себя больше, чем они тебе предложат!

— Заткнись уже, пиздобол, — сказал ему Сергей. — Как же я от тебя устал…

Дорогое Мироздание! Как же я устал!

Устроили тут ярмарку тщеславия, уперлись рогами и разбираются, кто круче. Только и слышно: «А Коммуна», «А Альтерион», «Да я сам…».

— Давайте закончим этот базар, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Мне нужно поздороваться с дочерью, принять душ, переодеться, поесть, отдохнуть и вообще привести себя в порядок. Выясняйте без меня, кто сегодня с утра самый крутой в Мультиверсуме. Определитесь — сообщите.

— Возле города Майами,

Контрас мерились хуями.

Но длиннее завсегда

У Фиделя борода…

— продекламировал Ингвар старую политическую частушку. А я развернулся и пошёл к башне.

Машка прискакала прелестной козочкой, запрыгала вокруг меня радостно — и сердце моё слегка оттаяло.

— Привет, солнышко, — сказал я ей. — Как дела?

— Ой, что с тобой, папа? Ты весь красный и чумазый! — удивилась Мелкая.

Я спустился вниз и только там посмотрел на себя в зеркало: и правда, вид — как будто я, пикируя из стратосферы, носом об землю тормозил. Сквозь слой иномировой пыли — как звучит, а? — проглядывает напрочь спалённая солнцем рожа с малиновыми скулами и облезлым носом.

— Тяжёлый выдался денёк, — сказал я примчавшейся следом дочери. — Я пойду в душ, а ты поищи, где-то у мамы должен быть крем от ожогов. Помнишь, она тебе руку мазала, когда ты за кочергу схватилась?

— Помню, помню, он такой оранжевый! А маму ты ещё не нашёл?

— Ещё нет, милая, но обязательно найду. Вот помоюсь, поем — и снова пойду искать.

Мелкая ускакала наверх, а я, запихав грязную одежду в стиралку, полез под душ. Отмывался долго и тщательно, потом просто стоял под струями — надо было вылезать и что-то со всем этим решать, но сил никаких не было. Впрочем, кончившаяся в бойлере горячая вода выгнала меня из душевой кабины — прямо в объятия Криспи.

— Тьфу на тебя! — сказал я, быстро заматываясь полотенцем. — Крис, у нас так не принято, ты же знаешь.

— Прости, я так разволновалась, встретив своих… — она отвернулась, чтобы меня не смущать. — Просто Маша прибегала спросить, где мазь от ожогов, а я решила, что надо тебе дать нашу, из аптечки Ниэлы, она гораздо лучше…

— Да вот, слегка на солнце обгорел… — преуменьшил я проблему. На самом деле запёкся я знатно. Тушку уже начало потряхивать и бить ознобом, а морду как будто тепловым пистолетом поджаривали.

— Какой кошмар! — искренне сказала Криспи. — Садись, я тебя обработаю сейчас.

Я уселся на кухонный табурет, откинул голову назад и зажмурился. Что-то зашипело, и на лицо легла лёгкая прохладная пена, от которой сначала защипало, а потом как будто всё замерзло, потеряв чувствительность.

— Руки ещё, — сказал я непослушными губами.

Криспи захлопотала над моими обожжёнными конечностями, и вскоре на них тоже пролилась, унося боль, приятная прохлада.

— Посиди так несколько минут, — сказала она.

— Ну что, возвращаешься домой? — спросил я девушку.

— Да, — сказала она чуть виновато. — Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал.

Мне стало немножко, самую чуточку, грустно. Так бывает, наверное, когда уходят во взрослую жизнь выросшие дети. Я успел привязаться к Криспи.

— Не так уж много я сделал, Крис.

— Гораздо больше, чем ты думаешь. Ты вернул меня к жизни. Я почти заново родилась, и у меня было ещё одно очень короткое, но счастливое детство. Я полюбила тебя, Лену и Машу как самых близких мне людей. Я очень много узнала из наших разговоров, и я долго буду над этим размышлять. Никто никогда не делал для меня больше, даже Ниэла, моя наставница.

У меня в глазах защипало. Надеюсь, что от пены — сентиментальность мне сейчас не ко времени. Я и так скоро надорвусь, изображая «крутого», чтобы меня не сожрали. Этак прилипнет к роже героическое выражение лица. А ведь мне всего-то надо — вернуть жену, и чтобы все отъебались…

— Послушай, — Криспи замялась, — мне неловко тебе советовать…

— Валяй, не стесняйся, — я чуть не махнул рукой, но сдержался. Мало ли — слетит пена, а от неё так рукам хорошо…

— Я поговорила с Ниэлой. Она предлагает убежище — тебе и твоей семье. Ваш срез… неблагополучен. Что с ним будет — неизвестно. Тебе надо искать Лену. А в Альтерионе Маша будет со мной и Ниэ. Это тихое, комфортное и безопасное место. Возможно, самое комфортное и безопасное в известном Мультиверсуме.

— А Йози и его семья? — спросил я сразу.

— Если захотят, — ответила Криспи. — В Альтерионе много грёмлёнг, в том числе и из среза йири. И ещё — у нас очень любят детей. Может быть, — она вздохнула, — даже немного чересчур.

— Взрослеешь Крис?

— Холо мзее25, Се!

Я не сразу сообразил, что она сократила моё имя до двух букв. Выражение высшей степени близости. Почти признание в любви. Хорошая девочка, пусть она будет уже, наконец, счастлива в своём Альтерионе. Глаза опять защипало.

— Спасибо за предложение, Кри, я подумаю.

— Всё, не двигайся, я снимаю пену! Глаза не открывай!

Криспи чем-то протёрла мне лицо и руки, и я на ощупь побрёл обратно в ванную — умываться. Поплескав себе в лицо водой, осторожно открыл глаза и с удивлением увидел, что от малиновых отёкших пятен и следа не осталось. Так, слегка розоватое лицо, как после умывания горячей водой. Чудо как хороша эта их пена! Может, сменять им Андрея на аптечку?