Подвал оказался на удивление целым — в свете фонарика видно, что местами что-то перекосило, местами обрушились перегородки, под ногами хлюпает жидкое говно из лопнувших труб, но проходы остались, и Лена безошибочно вывела нас к коричневой деревянной двери — одной из десятков таких же. Она вставила в замочную скважину ключ, открыла — но сдвинуть дверь удалось только вдвоём, её зажало перекосившимся проёмом. Открылась пустая фанерная клетушка с цементным полом, на котором стояла большая клеёнчатая сумка (с такой в девяностых ездили челноки).

— Это твоё оборудование? — спросил я.

Рыжая молча кивнула. Я хотел галантно взять сумку, тяжёлую даже на вид, но она решительно подхватила её сама, и потащила не оглядываясь. Ну, была бы честь предложена.

Ирина наверху отмывала и заматывала бинтами содранные руки наших копателей. На меня смотрела укоризненно — да и чёрт с ней, это не в куклы играть. Сеня крутился вокруг, что-то подавая и что-то показывая. По нашей-то жизни он перевязки делать натаскался всяко лучше, чем этот домашний цветочек. Ну, пусть детишки развлекаются. Я нашел взглядом Лену — она держала в одной руке сумку, в другой — винтовку и оглядывалась по сторонам.

— Что-то ищешь? — спросил я её.

— Надо выше, — сказала рыжая. — Нужно высоко.

— Вон та крыша устроит? — спросил я, припомнив Сенино видение.

Невдалеке, среди нескольких разрушенных пятиэтажек, стоит по какой-то причуде сейсмических волн совершенно целое офисное здание на восемь этажей.

— Высоко, подойдёт, — сказала Лена и молча направилась к его входу.

— Сеня, Ирина — крикнул я своим. — Хватай мешки, вокзал отходит!

Петра не звал, но он и сам сориентировался — схватил автомат, рюкзак, пометался, что бы ещё прихватить из машины, не сообразил, махнул рукой и побежал за ребятами.

Здание пусто и открыто, лифты, естественно, не работают, пришлось тащиться по лестнице. Лена явно несла сумку с трудом, но забрать её не позволила — так и втащила на самый верх, где Пётр, поковырявшись в замке, вскрыл дверь на плоскую крышу.

— Что скажешь, Сень? — кивнул я ему на открывшийся пейзаж.

— Да, та самая, — подтвердил он.

Ну, значит, вот она, точка истины.

Лена меж тем поставила сумку на пыльный гудрон, расстегнула молнию и извлекла из неё нечто действительно слегка похожее на супергеройский костюм — сочленённые плоские металлические ленты соединяют между собой пластины из чёрного камня, образуя плотную сбрую, обхватывающую плечи, талию, грудь и спину. Стальных трусов и каменных ботинок к нему, видимо, не полагается, зато на голову рыжая водрузила обруч с откидными очками, на руки нацепила широкие, почти по локоть, браслеты.

— Круто! — сказал Сеня.

Я его понимал, как никогда — в лучах заката на фоне полуразрушенного центра города красивая рыжая женщина в загадочном костюме выглядит очень кинематографично, хоть сейчас на афишу блокбастера. С крыши видно, как вдалеке над окраинами низко идут ударные вертолёты, местами все ещё поднимаются небольшие дымы, подсвеченные багровыми лучами заходящего солнца… Сильная картинка, недаром Сеню от этого видения так вштырило.

Лена вставила в два нагрудных гнезда по заряженному акку, достав их из той же сумки. Ничего себе, это ж целое состояние! У меня один, и я, при других жизненных обстоятельствах, чувствовал бы себя чертовски богатым, а тут сразу пара! Ничего себе костюмчик, не всякому по карману.

Рыжая влезла на невысокий кирпичный парапет и, опасно стоя на самом краю, начала какие-то манипуляции с браслетом на левой руке.

— Эй, — спросил я у неё, — а где откроется проход?

— Нигде, — ответила она спокойно, не отвлекаясь от своих действий.

— А как же мы пройдём?

— Никак, — ответила она ровным тоном, переключившись с левого браслета на правый.

— Нипонял… — растерянно сказал Сеня. — Эй, тётка, ты чё?

— Пройду я, — пояснила Лена.

— А мы? — жалобно спросила Ирина.

— Вы останетесь, — рыжая оставила в покое браслеты и опустила на глаза большие выпуклые тёмные очки.

— Эй, а зачем ты тогда к нам пришла вообще? — спросил я безнадёжно. — Зачем просила вывести из среза? Почему сразу костюмчик не напёрла?

— Плохой способ, — ответила Лена. — Опасный, неудобный. Вы могли лучше. Теперь не можете. Вы не нужны.

— Да я тебя, сука рыжая… — Пётр сбросил с плеча автомат, но женщина уже сделала шаг назад, и как аквалангист с борта лодки, опрокинулась спиной вперёд с крыши. Взметнулись рыжие волосы, мелькнуло совершенно спокойное красивое лицо — и она канула вниз.

Мы метнулись к краю и свесили головы вниз — асфальтовая дорожка там была совершенно пуста.

— Съебалась, падла! — подытожил случившееся Пётр.

На этой тёплой, нагретой за день солнцем крыше мы и заночевали. Еда у нас с собой, воду нашли в офисных кулерах, а спускаться вниз, к засравшим всю округу аффекторам, совсем не хотелось. Кажется, без облагораживающего влияния Ирины они опять начали друг с другом драться, но уже без большого энтузиазма, подустали за день. Девушка порывалась идти их разнимать, но тоже без особого рвения, Сеня легко её отговорил. Они улеглись рядышком на крыше, глядя в тёмное небо. А я прилёг напротив, опершись спиной о вентиляционный короб, и смотрел на них. Люблю смотреть на молодых, они такие наивные.

— О, звезда упала… — задумчиво сказал Сеня. — А вот ещё одна… Загадала желание?

— Я никогда не загадываю желаний, — буркнула мрачно Ирина.

— Почему?

— Боюсь, что сбудутся.

— Ты что? — удивился Сеня. — Это же желания! Они должны сбываться, иначе, зачем это всё?

— А как именно они сбудутся, ты знаешь? Вот загадала ты, допустим, похудеть…

— Куда тебе худеть? — заржал Сеня. — Ты и так как глиста… Ой, извини, очень стройная, то есть.

Ирина мрачно покосилась на него, но продолжила:

— Неважно, пусть не я. Загадала похудеть. А потом раз… Внезапно — рак, третья стадия, метастазы, химия, облучение, блюёшь дальше, чем видишь… Вот, сбылось твоё желание — ты худая. Только ненадолго…

Ирина говорила уже сквозь слезы, Сеня явно был не рад, что завел этот разговор.

— Или, к примеру, загадала ты себе отдельную квартиру, чтоб жить не с родителями… Бац — рак у матери. Третья стадия, метастазы, химия, отец пропадает куда-то… и вот квартира в твоём распоряжении, живи, дорогая, как хотела. А ты думаешь: «Да будь проклят тот день, когда я этого пожелала!» И всю жизнь потом думаешь — а вдруг, правда, по-моему сбылось? А вдруг именно такая цена?

Ирина зашмыгала носом, и Сеня молча протянул ей пачку одноразовых носовых платков.

— Я всю жизнь мечтала стать необычной, быть не как все, чтобы жить по-настоящему, чтобы Предназначение и Судьба… — сказала она тихо. — И где я теперь?

— В полной жопе, — честно сказал Сеня, — зато с нами! И я этому даже как-то рад.

— Рад жопе? — Ирина по-женски ловко сделала вид, что не поняла.

— Рад тебе, — смущённо буркнул мой воспитанник. — Спокойной ночи.

Они отвернулись друг от друга и засопели. Смешные.

Наконец-то кончился этот безумный день.

Красивая рыжая женщина лежит на спине и смотрит вверх. Над ней нет звёзд, луны или солнца, нет облаков. То, что над ней, не заслуживает даже названия «небо». Но она лежит и смотрит в эту серую мглу.

Подносит руку в широком браслете к тонкому, чуть тронутому веснушками лицу, поднимает с глаз выпуклые очки-гоглы. Те остаются торчать вверх на обруче, которым прижаты роскошные, волнистые волосы цвета меди.

Женщина какое-то время смотрит вверх так, потом опускает очки обратно и медленно встаёт на ноги. На ней странный костюм из металлических составных лент и пластин чёрного камня. Он выглядит тяжёлым, но, кажется, ей ничуть не мешает. На правом её плече висит снайперский комплекс «Выхлоп», на левом — пистолет-пулемёт «Кедр-Б» с интегрированным глушителем и небольшая спортивная сумка. Женщина оглядывается, но смотреть здесь не на что — она стоит посредине дороги, которая идёт как будто в тумане, но не совсем. Скорее, это женщина окружена туманным пузырём, сквозь который смутно виден окружающий мир. Если напрячь зрение, там можно разглядеть развалины пятиэтажек и офисное восьмиэтажное здание из стекла и бетона, но дорога не принадлежит этому миру, и они кажутся смутными чёрно-белыми силуэтами, тенями ненужных воспоминаний.