Я выключил приемник — весь этот цирк с конями, в который превратилась нынешняя международная политика, успел достать даже меня. Как ни берегись — а радио с телевидением вещают из каждого утюга, хоть уши затыкай.
— Вроде всё как обычно, — сказал я Сене. — Нормальное для нынешнего мира состояние «вот-вот пиздец, но не сегодня». Не первый год длится.
Сеня молча пожал плечами и одним глотком допил остывший кофе. Вывалить проблему на меня и отморозиться — его обычный образ действий.
Я у Сени типа опекуна — так уж сложилось. Он детдомовский, и уж не знаю, что там с ним случилось, но башка у него сдвинутая серьёзно. Я отбил его в одном неприятном месте у одних очень плохих людей, когда ему едва четырнадцать было. Ну как «отбил»? К тому моменту, как я на него наткнулся, он уже сидел весь залитый чужой кровью в окружении шести трупов с перерезанными глотками и жадно жрал что-то из ставшей вдруг ничейной миски. Проголодался ребёнок. Чуть меня не отправил к ним седьмым, кстати.
Не то чтобы мне так уж хотелось вешать себе на шею трудного подростка, но бросить его там, где нашел — всё равно что убить. Государство предлагало вернуть его в детдом. Вот этого некрасивого юношу с первыми прыщами, безумными глазами берсерка и «ка-баром»3 в худых руках? Это не должно было быть моим делом, но почему-то стало. Так и прижился. Я не заменил ему отца — у меня на это «как отец» с детства аллергия. Сначала взял на правах приблудного уличного кота, потом он стал кем-то вроде воспитанника, а потом в какой-то момент и полноправным напарником. Он не дурак, Сеня-то, у него башка работает многим на зависть, просто как бы лакуны какие-то в понимании некоторых вещей. Например, социальных табу. Не знаю, как удалось добиться такого эффекта — я бы детдом, где таких детишек растят, сжёг бы чисто на всякий случай, если бы он уже не сгорел. Кто-то позаботился. Имею на сей счёт подозрения, но спрашивать Сеню боюсь — вдруг он ответит, и что мне с этим знанием делать?
Зато и проводником он стал ещё тогда — не от хорошей жизни, надо полагать. Особенно учитывая специфический Сенин кросс-локус4. Среди проводников много «гаражистов» — переходящих через гаражные конгломераты. Немало «культистов» — ходящих через храмы и прочие места поклонения. Есть небольшая, но сплочённая группа «спелеологов» — проходящих через кросс-локусы пещер. Есть и довольно странные ребята, умудряющиеся проходить тоннелями метро — их возможности, правда, ограничены, потому что метро мало где есть. Но вот такого как Сеня…
Сеня — совсем слабенький проводник, с большими ограничениями по длительности поддержания и пропускной способности проходов. Фактически, пара-тройка человек с ручной кладью — его предел. Но зато дверь ему почти везде — он через сортиры ходит. Вошел в туалет тут, закрылся, вышел там. Универсальность потрясающая — где есть люди, так там и сортир непременно найдётся. Я догадываюсь, почему так сложилось — учитывая школьно-детдомовско-армейскую традицию устраивать разборки именно в туалетах. Видать, немало ему доставалось, раз врождённый талант проводника зацепился за такой кросс-локус…
Я способностей проводника не имею, так что мы с Сеней ходим парой. Он проводит, я работаю. Толковых контрабандистов из нас по причине малой грузоподъемности не вышло — в отличие от Гаражища, машину в сортир не загонишь, — так что профиль нашей пары другой, обусловленный сочетанием наших странных умений. Пришли мы к этому не сразу, но в итоге свою нишу всё же выбрали.
— Я тут брошу у тебя сумки с деньгами, ладно? — невинно поинтересовался Сеня.
— С чем? — рассеянно переспросил я, задумавшись.
— С деньгами, — повторил Сеня спокойно. — С баблом, лавэ, бабками, кэшем…
— И откуда у тебя наличка сумками?
— Ну, для начала я взял кредит под залог своей квартиры, — начал перечислять Сеня. Судя по тону, он был очень собой доволен и спешил похвастаться. — Потом я сдал её в аренду через агентство и взял плату за год вперёд. Дисконт вышел большой, но зато с отсрочкой заселения на месяц. Потом я квартиру продал в полцены чёрному риелтору через генералку. Потом взял кредит в своём банке — правда, дали, гады, немного, полмульта всего — но на три года. Потом нанял такси и проехался по микрокредитным конторам…
— Сеня, блядь… — я схватился за голову. — Что ты творишь? Мы же это уже проходили! Опять пострелушки из-за твоих долгов устраивать?
— Да успокойся ты, — Сеня притащил из прихожей две спортивные сумки и бросил на пол. — Там везде первый платеж через месяц, не раньше. А я этому миру и двух недель не дам…
Понятия морали для Сени не существует, но голова у него работает — надо бы и мне обналичить свой счёт. Денег на нём прилично, так что придётся, наверное, в несколько приёмов. Хотя…
— Сень, а на кой чёрт тебе кэш, если миру конец?
— Вложим в товар, перетащим на базу.
— Какой товар?
— Ну, представь — через пару недель всё, что брали в этом срезе контрабасы, станет абсолютным дефицитом. Его будет просто негде взять! А у нас — есть! Неплохо поднимемся…
— За главный товар нашего среза нас с тобой закопают быстрее, чем мир кончится… — засомневался я. — На оружие надо иметь каналы, а не только деньги. Да и много ли мы утащим через твою сортирную дырку? И кому оно будет нужно, когда негде будет взять подходящие патроны?
— Да? — на секунду задумался Сеня. — Ну и хуй с ним тогда! Пойду к блядям, оттянусь напоследок. Всем хорош дурдом, но бабы там…
Он, вжикнув молнией, раскрыл одну сумку, вытащил оттуда наугад пачку пятитысячных купюр и смылся. Что ему скажешь? Совершеннолетний уже. А я погрузился в тяжкие раздумья.
Мы с Сеней межсрезовой контрабандой не баловались, но, разумеется, в общих чертах были в курсе. Проводников немного, и хотя они, по большей части, и друг друга-то терпеть не могут, а мной вообще пугают детей, но тусовка существует. Поневоле приходится контактировать и поддерживать нечто вроде профсоюза — а то желающих сесть на канал хватает. Как со стороны государства, так и со стороны криминала. Несмотря на серьёзные внутренние трения и конкуренцию, всё же как-то друг другу помогаем — я пару раз приезжал на «стрелки» в качестве «окончательного аргумента». Конечно, и криминал, и государство всё равно в схемах присутствуют, куда же без них, но какие-то правила, в основном, соблюдаются. Более или менее. Местами.
Так вот, основной экспортный товар нашего среза на межмировом рынке — это оружие. Тут мы уникальны — остальные срезы, настолько озабоченные прогрессом средств уничтожения, уже достигли логического финала этого пути. В одном из таких миров у нас запасная база — очень скромная, просто склад того, что по разным причинам не стоит хранить здесь. Безопасность хранения там абсолютная — воровать некому, а радиация уже, в основном, рассеялась. Главной проблемой было найти уцелевший сортир для Сениного кросс-локуса…
Второй по популярности товар — автомобили. Как правило, берутся подержанные внедорожники, проводится профилактика до состояния «как новый» и перегоняются. Новые модели, капризные и привязанные к сервисам, спросом не пользуются. Это довольно приличный бизнес, минимум криминала (не считая, конечно, некоторого процента краденых машин — то, что они пропадают из этого мира бесследно, открывает хорошие возможности). Я знаю контору, где ребята из натурализовавшихся здесь грёмлёнг наладили практически конвейер. Можно было бы вложиться в технику — да вот беда, в сортир машину не пропихнешь. Не наш это калибр. А больше ничего такого уникального и нет — в фармакологии мы далеко не лидеры, оргтехника не имеет смысла вне совместимой цифровой среды, предметы быта не универсальны, предметы роскоши бессмысленны.
Опять же, надо понимать, что вся доступная нам межмировая торговля — это крошечный по объемам рынок. Рыночек. Все проводники нашего среза вместе не догонят по обороту провинциальный сетевой супермаркет. Даже оружие — и то штучные поставки. Где любили повоевать, имели своё, а остальным оно особо и ни к чему. Основные потребители — такие же межмировые бродяги, как мы, а нам много не надо.
