АУГ и прочие флоты подтягивались к территориальным водам России, произошли первые пограничные столкновения, кого-то сбили, кого-то утопили, в дипломатической сфере царила форменная истерика взаимных нот, угроз и предупреждений, но нажать Большую Красную Кнопку рука пока ни у кого не поднималась.

Интернет, по словам диктора, умер как явление, распавшись на автономные сектора, в которых почти ничего толком не работало, поэтому картина происходящего была дана крупными штрихами, без деталей и подробностей. На Родине же, если верить новостям (а верить им в таких ситуациях надо строго ограниченно), по большей части царили порядок и законность, за исключением «отдельных регионов с осложнённой обстановкой». Регионы не назывались, так что, относится ли к ним наш многострадальный город, было непонятно. Может быть, у нас уже не «осложнённая обстановка», а тот самый пиздец, который не лечат. В стране было военное положение, мобилизационные мероприятия, и прочие признаки надвигающейся жопы. В экономике всё срочно национализировалось, переходило под госуправление и переводилось на военные рельсы. Передвижение граждан ограничивалось, границы закрыли, гражданскую авиацию посадили, железные дороги работали в мобрежиме — то есть, надо полагать, об изоляции отдельно взятого города никто не узнает даже случайно. Да если бы и узнал — не сомневаюсь, что все СМИ тоже «в мобрежиме» и «на военном положении», и социалочек больше нет.

В конце выпуска новостей граждан оптимистично призвали немедленно выяснить, где находится ближайшее бомбоубежище, собрать «тревожные чемоданчики», военнообязанных — обратиться в военкоматы за мобилизационными предписаниями. Не обязанным и не занятым на предприятиях оборонного комплекса гражданам настоятельно рекомендовали покинуть вероятные районы ракетного поражения, списки которых можно посмотреть там-то и там-то. Граждане вряд ли были в восторге, но об этом в новостях не сообщалось.

Страна немного суетливо, но решительно готовилась к большой войне. Мне всё происходящее казалось некоторым абсурдом, потому что, на мой взгляд, весь смысл ядерной войны в неожиданности первого удара. Но, с другой стороны, я никогда не командовал ничем, крупнее взвода, и в глобальной военной доктрине ни хрена не понимаю. Может, наоборот, так и надо. В любом случае, ничего полезного для нас по радио не сказали.

— Экая хуерга-то! — прокомментировал услышанное Пётр. — А нас как будто и нету…

— Слушай, Македонец, а может, нам угнать бульдозер какой-нибудь… — это уже проявляет криминальные наклонности Сеня.

— Сеня, ты умеешь водить бульдозер?

— Нет, — признался Сеня, — а это разве сложно?

— Ты Ниву водить попробовал, я потом бампер еле выпрямил. Так что молчи лучше, знатный механизатор…

— Я умею водить бульдозер, — сказал Пётр. — Но бульдозером здесь только мудя чесать. Тут экскаватор нужен, а ещё лучше ИМР23 или УМРЗ24…

— Я видел что-то такое у военных на въезде, — припомнил я. — Хотя, сдаётся мне, они вряд ли их нам отдадут… Но ведь где-то в городе есть обычные строительные экскаваторы!

— Внимание! — неожиданно сказала Лена.

Я обернулся — из-за домов выходили люди.

Не могу сказать, что я был сильно разочарован. Я с детства не верю ни в «волшебника в голубом вертолёте», ни в бесплатное кино. Не те у меня отношения с Мирозданием. Может, у кого и не так, но лично мне оно всегда говорит: «Дружок, халявы не будет, давай как-нибудь сам!». Но попытаться, конечно, надо было — пренебрежения шансами Мироздание не любит еще больше.

Так что коммунарам хрен, а не костюм. Самому пригодится. Пользоваться не умею? Ничего, научусь. Я когда-то и свечи поменять в машине не умел. Практически что угодно оказывается не таким уж сложным, если не бояться попробовать. Они, конечно, будут недовольны, но, как говорится, «пренебречь — вальсируем». Я тоже от них не в восторге, если честно. А если попробуют отнять… Ну что же, пусть пробуют. У меня как раз и мозоли от лопаты зажили, и места на берегу ещё много. Но лучше бы нам разойтись краями — Артём, вроде, мужик неплохой, Борух пока никак себя не проявил, но будем считать, что тоже нормальный, а красивых рыжих женщин и так на свете немного. Пусть идут спасать свой мир, только не за мой счет.

— Как нам вернуться обратно? — спросил я Артёма.

Тот воткнулся в свой прибор и чего-то там двигал пальцами по экрану — как будто на айпаде в энгрибёрдс играет.

— Есть два пути… — сказал он как-то неуверенно. — Можно через этот репер пройти. Тогда зелёный-желтый-зелёный, и мы там.

— Или? — поторопил я его.

— Или можно вернуться обратно и пройти назад тем же путём, как пришли сюда. Но тогда придется сначала тащиться по этой жаре, а потом промёрзнуть…

Внутри кургана было заметно прохладнее, чем на улице, но знойное дыхание солнца достаёт и сюда. Все мрачно переглянулись.

— И троллейбус сдох… — намекнул Борух.

Все закивали — обратно в жару никому не хотелось. Но у меня были свои соображения.

— Плевать на троллейбус, — сказал я тоном, не допускающим возражений. — Нам любезно оставили транспорт. Предлагаю его реквизировать в счёт репараций.

— Каких репараций? — удивлённо спросил Артём.

— Ну, добро всегда побеждает зло, верно? Когда-нибудь вы их победите, поставите на колени и зверски уб… то есть, простите, потребуете возместить… Ну, что-нибудь возместить. Будем считать эту машину авансом.

Я решительно развернулся и пошёл навстречу волнам жаркого воздуха с улицы. Желающих возразить не нашлось, и все неохотно потащились следом.

Автомобиль действительно чертовски похож на «Раскоряку» — та же схема подвески, те же мотор-колёса, та же компоновка… хм… ну, назовём это салоном, ладно. Только резонаторов на ней нет, это я первым делом тихо проверил. Похоже, сушёный покойник из подвала моей башни, удачно подрезав чужую машину, смонтировал их потом сам. Если бы коммунары об этом узнали, они бы так легко с меня не слезли. В общем — «Раскоряка» версии два-ноль. Сиденья получше, на коротком капоте вертлюг под отсутствующее штатное оружие, тент складной — он был убран в нишу заднего борта и легко раскрылся, закрывая нас от прямых лучей солнца. Не сразу сообразил, что идущая над передней панелью планка — это выдвижной лобовик, который убирается вовнутрь передней стенки кузова полностью. Изящное решение — надо тебе из пулемёта вперёд пострелять — задвинул и пали. А потом обратно поднимай, чтобы мухи в рот не залетали.

Все расселись в шестиместном кузове — спереди на двух пассажирских — Ольга и Борух, сзади — Артём и Ингвар. Рванули назад по троллейбусным следам, благо подыхающий электротранспорт оставил за собой приличную колею. Троллейбус, кстати, так и не загорелся — подымил и погас. Но, если владельцы машины вернутся и захотят нас догнать, им придётся сначала, как минимум, перемотать сгоревший двигатель.

«Раскоряка-2» оказалась довольно резвой. Чёрный круглый спидометр — единственный прибор в машине — градуирован в привычных километрах в час, и по нему мы легко выдали полста по пересечёнке, семьдесят по грунтовке и сотню по шоссе. Горячий воздух на такой скорости трепал тент и вышибал из глаз тут же засыхающие слёзы, но зато пыль оставалась более-менее сзади. Правда, на въезде в город она снова нас накрыла, но это уже мелкие издержки. Да и терять нам нечего — каждый похож лицом на несвежего ожившего мертвеца, а одежда хрустит от грязи и соли. У меня саднило обгоревшее и обветренное лицо, да и рукам приходилось не легче, но терпеть пока было можно. Потом, конечно, эти ожоги устроят мне небольшой личный адочек…

Доехали до дома, где останавливались по дороге туда, и я остановил машину.

— Что ты тут забыл? — поинтересовался недовольно Ингвар.