Я иногда завидую Сене — он живет без рефлексий, как полевая трава. Я так не умею. Я пытался сменить род занятий, но раз за разом в итоге оказывался с пистолетом перед трупами. «Увы, Анна, я снова сделал это…». Пришлось принять это как предназначение. Когда я прочитал «Тёмную башню» Кинга, меня чуть не разорвало: «Это же про меня! Я тот самый Стрелок! Я такой же, как он!». Я даже пытался заиметь себе такой позывной — «Стрелок», но не прижилось. Прижилось прозвище —«Македонец». За то, что стреляю с двух рук5.

— Привет, Македонец, — Ингвар достал из бара бутылку. Я не большой любитель алкоголя, но он из тех, с кем проще выпить, чем отказаться. — Давно не виделись, да?

— Давно, да, — я не спорю и беру стакан. Виски с содовой? Ну, сойдёт и виски.

— Я приехал в ресторан

С золотого прииска

Ведро водки заказал

И котлет по-киевски!

— радостно потирая руки, продекламировал Ингвар. Он меня бесит этой клоунской манерой по любому поводу нести какую-то рифмованную поебень. То ли сам её сочиняет, то ли башка этим дерьмом забита… Тот ещё мудак, но дела с ним иметь можно.

— Мне б золотишка прикупить, — не стал я изображать светскую беседу. — Ты в курсе.

— Я-то в курсе… Но…

— Что-то не так?

— Вот ей-богу, Македонец, не знал бы я тебя столько лет, подумал бы, что подстава.

Я, было, напрягся, но он замахал руками.

— Нет-нет, это не наезд, просто такие совпадения косяком пошли, что уж не знаю, что и думать… Я же вообще-то не по золоту, ты знаешь. Просто иногда помогаю людям. А тут мне один человек, которого я сто лет не видел, приносит, а второй, которого я тоже, что характерно, давно не встречал, сразу хочет купить…

— Ну и что? — не понял я. — Есть спрос, есть предложение, есть гармония в мире. В чём проблема?

— Вот в чём.

Ингвар засунулся в огромный сейф, порылся там и, вынырнув, протянул мне монету.

— Видел такие?

Я посмотрел на шестеренку с микроскопом на реверсе крупной монеты и кивнул.

— Доводилось. Не ожидал увидеть у тебя.

— А я, вот не удивлен, что ты видел, прикинь? Не зря я в совпадения не верю!

— К этой чеканке есть некоторый специфический интерес…

— Да-да, я в курсе. И знаю, что за неё бывает. А ты ведь знаешь, кто такие чеканит, да?

Разговор принимал довольно опасный оборот и, по-хорошему, надо было на этом его заканчивать и уходить — Ингвар не единственный барыга в городе, нашел бы через кого золото взять. Но я не стал обострять.

— Знаю. Это экспортный золотой рубль Русской Коммуны. Очень чистое золото, но оборот его довольно… хм… специфический.

— Ты проводник, Македонец? — спросил Ингвар в лоб.

Задавать такие вопросы не только неприлично, но и небезопасно. Проводники не любят внимания. Тихая это профессия, непубличная.

— Нет, — ответил совершенно честно. Не стал спрашивать: «Какого вагона?».

— Но ты связан с этой темой, так?

— Связан.

— Тогда забирай! — он вытащил из сейфа плотный мешочек и гулко брякнул им по столу. — Двадцать пять монет.

— Это приличный капитал, — осторожно сказал я. — Они ценятся выше золота по весу.

— Да? — Ингвар махнул рукой, — Не знал. Я их по цене лома взял. Но неважно — забирай по весу. Для меня это горячий товар, а для тебя, как я понимаю, проблемы нет?

— Нет, — признал я, — но, если ты в курсе темы, то мог бы и сам пристроить.

— Я вчера в первый раз своими глазами видел другой мир, — неожиданно признался Ингвар. — Я не очень в курсе темы, но, чтоб я сдох — как же я хочу быть в курсе!

— У меня с собой не хватит налички, чтобы выкупить прямо сейчас, — предупредил я его, — буду готов завтра.

— Все равно забирай, я завтра подготовлю остальную часть, за все и расплатишься разом. Не хочу у себя хранить.

Я пожал плечами и сгреб увесистый мешочек в карман.

— И ещё, — вспомнил о нужном. — Мне опять нужен ствол. Лучше всего такой же, болгарский «макар» с глушаком.

— Да что ты их, жрёшь что ли? — удивился Ингвар. — Нет, не говори, не хочу знать. Завтра будет.

Тот, из которого я дагов пострелял, я закинул в реку — зачем мне палёный? Остался второй, но с одним мне неуютно. Я ж Македонец.

Этим утром Артём проснулся от внутреннего беспокойства. В последнее время его часто охватывали какие-то смутные ощущения. То ли что-то вот-вот произойдёт, то ли оно уже произошло, но не тут, то ли всё-таки тут, но он не заметил. Довольно дискомфортно.

Артём спросонья пошарил рукой по постели — Ольги не было. Уже не первый день он просыпался в одиночестве. Его… подруга? Женщина? Жена? — смывалась тихо и рано, уносясь по своим непостижимым делам. Смешно сказать — но он до сих пор не мог окончательно определиться, кто для него Ольга. С самого первого его дня в Коммуне они жили вместе, делили постель и скромный здешний быт, но про то, чтобы пожениться, речь не заходила ни разу. Впрочем, тут, как ни странно, спокойно относились к таким формальностям — Артём ожидал каких-то махровых пережитков Империи, вроде «семейного кодекса», парткомов и профкомов, заглядывающих под каждое одеяло. Это, как и многое другое, оказалось ерундой — жизнь в Коммуне вообще ничуть не была похожа на тот образ, который он себе составил из её истории и своих предрассудков на тему СССР. Слишком мало тут было людей и слишком жёстко их отжало в центрифуге событий, чтобы не облетела большая часть формальной шелухи. То, что осталось — было странным и, поначалу, очень непривычным, но многое Артёму скорее нравилось, чем нет.

Институт брака тут присутствовал в форме традиционного «гражданского» — то есть, с регистрацией оного в соответствующей базе данных. Это всё, что Артёму было на сей счёт известно. Выспрашивать у Ольги подробности было неловко — не стоит разговаривать с женщиной о браке, если ты не собираешься немедленно сделать предложение.

С Ольгой было… странно. Она красива, великолепна в постели, покладиста в быту, умна и обладает прекрасным чувством юмора. А ещё у неё роскошная задница. Чего тебе ещё надо, дурень? Ничего не надо, Артём искренне восхищался, глядя на неё. Да, в их паре она была ведущей, и это было непривычно — но при этом Ольга умела провести свои решения так ненавязчиво и убедительно, что он не чувствовал себя ущемлённым. Тем более, что она тут как рыба в воде, а он всё ещё ходит в неофитах. До сих пор не вполне разобрался во многих ключевых моментах функционирования здешнего социума.

Артём встал, наскоро принял душ, оделся и потащился в столовую. Коридоры комплекса были почти пусты — здесь принято вставать несколько раньше. Однако у Артёма свой график. Это, кстати, тоже немало способствовало его неполной включенности в местную жизнь. Собственно, кроме Ольги и тех, с кем он непосредственно сталкивался по работе, никакими близкими знакомыми он так и не обзавелся. Впрочем, Артём всегда признавал, что асоциален и вообще довольно унылый в коммуникативном плане тип. Тем не менее, все встреченные в коридоре и на лестнице соседи по жилому комплексу здоровались с ним искренне и благожелательно. Хотя он и не помнил, как их всех зовут, но мог поручиться, что они — помнят. Вначале это его напрягало, но потом он принял умолчальную благожелательность за местную норму и успокоился. В конце концов, это его не обязывало ни к чему, кроме ответного приветствия. Если бы он им пренебрег, его немедля бы спросили, всё ли с ним в порядке, и не нужна ли помощь. Самым неожиданным открытием для Артёма стало, что это не формальная любезность, а реальное беспокойство и готовность помочь. Внутренние связи здешнего социума были сильнее, чем он привык, что имело свои плюсы и минусы. Как любая общинность.