— Бр-р-р, — поежился я, — кошмар какой.

— Пока шло расследование, сменилось городское руководство, деньги куда-то делись, всю эту мелиорацию так и бросили. Да и археологам стало не до того. При Мизгире опять начали ковыряться, но уже на местном уровне. Городская инициатива — древняя история Жижецка, краеведческий музей хотят открыть. У подростков очень популярно волонтерство на раскопках. И, если я права насчет тел, то примерно представляю, где можно их поискать.

— Это и есть твоя загородная прогулка?

— Да. Ты со мной?

— Дождь, болота, трупы, могильники… Ну как я могу отказаться от такой романтики? — сказал я мрачно.

— Спасибо, — сжала мою руку Лайса, — не хочу идти туда одна. И боюсь озвучивать версию в полиции. Если там у Бабая информатор…

— То он избавится от улик.

Сапоги мне выделила Лайса. И полицейский серый дождевик, превративший меня в фигуру Мрачного Жнеца.

— Откуда у тебя сапоги 45 размера? — спросил я подозрительно.

— Это бабушкины. Она была крупной женщиной.

Я припомнил высоту стола и размер кресла… Да, действительно, очень крупной. Хорошо, что Лайса ей не родная, а то при такой генетике я бы ей в пупок дышал, а не она мне.

Вначале болота показались мне не слишком мрачными. Если не сходить с насыпной дороги, то и не скажешь, что по сторонам ее не просто зеленая лужайка, а топи, где неудачно ступил — и пропал.

— Дорогу проложили еще торфоразработчики, — объясняла Лайса, — по ней технику гоняли.

Увы, заведя нас глубоко в болота, дорога кончилась возле старых бетонных корпусов без окон и дверей. Мы прошлись по ним для очистки совести — но они пусты и давно заброшены. Стены расписаны граффити, но, кажется, настоящими. Только одна картинка вызвала мое подозрение — на подернутой зеленоватой плесенью бетонной стене черный мужской силуэт в молитвенной позе перед могилой. Надпись: «И возвращаются под кресты своя». Именно в этой лаконичной графической манере ко мне обращается Мироздание.

Или шизофрения.

Дальше в болота шла неширокая сырая тропа, и сапоги очень пригодились. По сторонам ее уже не было милой травки, только бочаги с ржавой болотной водой и поросшие бурой растительностью кочки. Дождь усилился, добавляя пейзажу тоски и уныния.

— Тут есть следы, — изобразил сыщика я, — кто-то ходит.

— И регулярно, — подтвердила Лайса, — это тропа к могильникам. Там наши доморощенные археологи используют добровольный детский труд ради истории родного края.

— Тогда вряд ли Бабай там хранит тела. Слишком людно…

— А нам и не туда.

Мы свернули на совсем узкую заросшую тропку, которая неприятно прогибалась и чавкала под ногами. Вскоре впереди сквозь сырую дымку смешанного с болотными испарениями дождя проявился причудливый силуэт темного строения. Время превратило его в довольно мрачное зрелище. Деревянные стены облезли и почернели, часть окон затянуло грязью до непрозрачности, часть — лишились стекол и зияли проломами перекошенных рам. Подходы заросли высокой бурой травой, входные двустворчатые двери повисли полуоткрытыми, изнутри пахло сыростью, гнилым деревом и плесенью. Впрочем, в Жижецке везде так пахнет, я уже почти привык.

— Это что еще за архитектурная претензия?

— Это Дом-на-болотах. Знаменитая загадка местной истории. Никто не знает, кто его построил, когда и зачем. Версий хватает, но все разные и такие… мифологические.

— Тут водятся привидения?

— А как же! — с гордостью подтвердила Лайса. — Толпы! Среди детишек постоянно находятся желающие слазить туда ночью «на слабо». Его несколько раз из-за этого порывались снести, потому что регулярно кто-то травмируется — дом старый, полы гнилые, лестницы ненадежные… Но так руки и не дошли. Когда тут ребенок погиб — сорвался с перекрытия, неудачно упал, — его отец пытался сжечь дом, но он такой сырой, что не загорелся даже от бензина. Так и стоит.

— Мрачное местечко.

— Просто старый дом. Его, разумеется, много раз осматривали, ничего особенного не нашли.

— Следов не видно, — дилетантски осмотрелся я.

— Да, — подтвердила мои выводы профессиональным взглядом Лайса. — Трава вокруг нетронутая, на крыльце мелкий сор нанесло. Тут давно никого не было. Но давай обойдем, осмотримся.

Мы прошлись вокруг дома, осматривая стены и землю, после чего подтвердили вывод — скорее всего, в дом давно никто не лазил. Наверное, дети перешли на другие обряды инициации.

— Зайдем? — спросил я без особой охоты.

— Давай, раз пришли, — ответила Лайса.

Дощатый пол противно скрипел под ногами, но не проваливался. Наверх я бы по здешней лестнице не полез — слишком у нее ветхий вид, часть ступенек отсутствует, перила сломаны. Моя спутница согласилась не рисковать здоровьем — похоже, что на второй этаж давно не ступала нога человека.

— Тут есть подвал… — сказала Лайса.

— И мы, конечно, туда немедленно полезем? — догадался я. — Как в дешевом ужастике?

— У меня есть пистолет, — сообщила успокаивающе полисвумен.

— А у меня есть ты, да?

— Что-то в этом роде, — пожала плечами она.

— Ладно, если что, я не побоюсь тебя применить.

В подвале оказалось сыро, темно и гадостно воняло какой-то тухлятиной. Но в целом не очень страшно. По крайней мере, провалиться оттуда уже некуда. Лайса светила фонариком, я подсвечивал смартом, и мы пошли, осторожно переступая через трухлявый древесный мусор на полу.

— Никто тут не ходил, — сказал я.

Не нужно быть суперследователем, чтобы убедиться — следы тут только наши.

— Раз залезли, пройдем до конца, — упрямо сказала Лайса.

Я не стал спорить, хотя очевидно, что если возле лестницы следов нет, откуда им взяться дальше? Главное, чтобы эта халабуда не решила, что именно сейчас ее жизненный цикл подошел к концу, и не рухнула бы нам на головы.

Дошли до конца, уперлись в капитальную стену, которая явно часть фундамента. Остальные перегородки, разделяющие подвал на кучу клетушек, комнаток и коридорчиков, деревянные.

— Убедилась?

— Да. Пошли отсюда. Версия была интересной, но ошибочной.

— Ничего, бывает.

«Имеющий уши да услышит!» — гласит надпись на стене. Рядом изображен черным силуэтом классический Шерлок Холмс — с трубкой в зубах и лупой в руке. Мироздание с шизофренией на что-то мне намекают.

— Стой, — сказал я, придержав Лайсу за рукав, — тихо постоим.

В тишине старого дома что-то потрескивает, что-то шуршит, где-то капает. И негромкий глухой стук. Неровный, неритмичный, не похож на естественный.

— Слышишь? — шепнул я.

— Вроде бы. Кажется, это там…

Мы бродили кругами минут десять — звук то исчезал, то появлялся, в хаосе перегородок терялось направление.

— Здесь, — уверенно сказала Лайса в конце концов. — За этой стенкой. Но я не знаю, как туда попасть. Туда нет двери.

— Сейчас будет, — сказал я и со всей дури пнул деревянную стену.

Верно рассчитал, что трухлявый каркас не выдержит удара, но не учел, что его примеру последует кусок потолка.

— «Нас извлекут из-под обломков», — процитировал я, когда испуганная Лайса разгребла доски.

— Ты цел?

— Вроде бы.

Сел, пощупал голову. Вроде все как было, не считая гнилой трухи в волосах. Наверное, удар пришелся в наставленные Мартой рога.

В проломе темно и пыльно, торчат светлыми сколами острые обломки досок. Внутри — квадратная комната, где-то пять на пять. Дверей нет. Окон, разумеется, тоже. Есть полки вдоль стен, уставленные стеклянными пузырьками, большой обитый железом стол, как будто из морга, обычная эмалированная ванна, грязная и пустая, и козлы, на которых стоит простой сосновый гроб. Гроб заколочен, рядом лежат инструменты. Пахнет сыростью, плесенью, тленом, свежими досками и аптекой.