— Вы не отвечали на письмо с угрозами? Вы не получали таких писем раньше?
— Нет и нет. Сразу отправил в онлайн-приемную.
— И вы не предложили ему «разобраться», а написали в полицию? Почему?
— Я поступил неправильно?
— Совершенно правильно, но… Вы производите впечатление человека, склонного к самостоятельному разрешению конфликтов, — барышня настойчиво пялилась на мой будущий фингал.
— Автор показался мне неадекватным. Я мог бы… хм… разрешить конфликт самостоятельно. Но сможет ли следующий объект его внимания?
— То есть, вы таким образом заботились о других возможных жертвах? — Вот почему сразу такое недоверие в голосе?
— А в чем проблема? — начал сердиться я. — Я поступил как ответственный гражданин. Сигнализировал о социально неприемлемом и потенциально опасном поведении. Почему вы ведете этот разговор со мной, а не с ним?
— Он не писал вам больше? — проигнорировала мой вопрос полисвумен.
Я достал из кармана смарт, еще раз отмахнулся от бегающей с непонятным оповещением Нетты, открыл почту и посмотрел в игнор-списке, куда сразу занес того двинутого по фазе дятла.
— Есть письмо.
Я открыл.
«Приветствую вас, Антон.
Вы не ответили на мое письмо, но я и не ожидал этого. Вряд ли вы приняли его всерьез, возможно даже не дочитали, небрежно смахнув с экрана, покрутили пальцем у виска и внесли отправителя в черный список. Вы решительный и бесстрашный человек, и это делает вас немного ограниченным. Только, ради всех демонов Бездны, не обижайтесь! Это констатация без коннотации.
Ограниченность — естественное следствие храбрости. Полезная природная адаптация самца-добытчика, который, будь у него получше с фантазией, не вышел бы из пещеры навстречу опасностям мира и умер бы с голоду.
Страх — вот стимул развития. Именно он расширяет восприятие мира в поисках обходных путей. Отважный выйдет с дубиной, испуганный придумает лук. Вы не боитесь — и вы не гибки. Если я напишу вам, что при встрече вырежу ваше сердце и съем печень, вы разозлитесь и захотите меня ударить, а не задумаетесь, как этого избежать. Поэтому вы предсказуемы, и наша встреча, увы, неизбежна.
Нет, я не угрожаю. В силу вышеизложенного угрожать вам бесполезно. Я лишь делаю еще один шаг вам навстречу. Один из множества шагов, которые приведут вас ко мне, а меня к вам.
И не надо отправлять меня в черный список, я и так на темной стороне.
С ожиданием встречи, Бабай».
— Это он, — сказала капитанша, — это точно он.
— Кто «он»?
— Перешлите письмо, вот моя почта.
Смарт вздрогнул пришедшим сообщением, я ответил, приложив письма. О, ее зовут Лайса?
Лайса Волот получила мой ответ, потыкала пальцем в смарт, внезапно вскинулась и посмотрела на меня странно, что-то собралась было сказать — но передумала.
— Не хотите как-то пояснить? — спросил я раздраженно.
— Что вы думаете об авторе письма?
— Он начитанный, образованный, у него неплохой слог. И да — он наглухо ебанутый.
Она еще раз покосилась зачем-то на смарт, вздохнула, и неохотно сказала:
— Это Бабай.
Глава 8
Маленькие провинциальные городки не так безобидны, как выглядят. Стивен Кинг не даст соврать. Под сонными водами тихих омутов отжираются иной раз такие черти, что лохнесское чудовище на их фоне покажется мальком окуня.
Мадам (Или мадемуазель? Кольца на пальце нет…) капитан очень неохотно сообщила, что в Жижецке тоже есть свой тайный монстр. Этот самый Бабай. Серийный маньяк — просто прелесть что такое.
— Десять человек за последние пять лет, — признала беспомощность правоохранительных органов капитанша.
— Пять лет?
— Серийность не всегда заметна сразу.
— Но… как? Как можно сейчас не найти человека?
— Все сложно.
— То есть, все наши шаги пишутся, мы все под колпаком бигдаты, единственным анонимным источником информации остались надписи на заборе, а когда надо поймать маньяка, оказывается, что «все сложно»? Я-то думал, что «все сложно» — это когда ваш муж трахает любовника вашей любовницы.
Полисвумен мое возмущение проигнорировала.
— Вы могли бы написать ему что-то в ответ? Все равно что.
— Да не вопрос!
Я достал смарт и быстро натапал по экранчику:
«Мной в детстве пугали бабайку.
Он трясся и плакал, как зайка».
— Это сейчас считается чувством юмора? — скривилась Лайса.
— Экспромт, извините. Глупо?
— Фантастический идиотизм. И рифма сомнительная. Ничего более тупого в жизни не встречала. Вы всегда такой…
— Придурок? Нет, только когда нервничаю.
— Отправляйте.
Письмо ушло.
— Принес вас черт на мою голову, — вздохнула капитанша.
— Эй, я просто жену ищу! — возмутился я.
— Да уж наслышана. Перебаламутили весь город. Вот и поднялось со дна… Всякое.
— Пришлось, — лаконично ответил я.
— А вы вообще уверены, что ваша жена хочет быть найденной?
— Если не хочет — пусть скажет мне об этом сама.
«Рад, что вы ответили, Антон. Поэт из вас не очень, но я польщен попыткой. Когда вы делаете шаг навстречу, вы приближаете неизбежное. И это меня радует.
Слава отважным!
Бабай».
Я показал Лайсе пришедшее письмо.
— Быстро отреагировал, — кивнула она, — он очень вами увлечен. Это хорошо.
— Сделать еще пару «шагов навстречу»?
— Антон, вы поразительно беспечны! — укорила меня капитанша. — Бабай опасен! Так, в гостинице вас слишком легко найти…
***
— Это что, конспиративная квартира? — спросил я, оглядевшись.
— Мы что, по-вашему, ЦРУ? — ответила Лайса мрачно. — Это моя квартира. Все равно живу одна в трех комнатах. Вы меня не стесните, я тут только ночую, и то не каждый день.
— Вау, готичненько! — донеслось из комнаты.
Дочь моя, не страдая избытком тактичности, осваивала помещение с непосредственностью кота.
— Проходи, не стесняйся, — вздохнула капитанша, — ничего, что я на «ты»?
— Полицейские всегда «тыкают». Но я не настаиваю на множественном числе.
Из комнаты открывался роскошный вид — огромное старое, видимо, давно закрытое кладбище с монументальными склепами и новенький, очень делового вида крематорий с высокой трубой.
— Интересный пейзаж, — сказал я нейтрально.
— Я привыкла, — отмахнулась Лайса.
— Можно это будет моя комната? — спросила Настя. — Тут стильно.
— Подростки… — пожал я плечами на вопросительный взгляд Лайсы.
— Как хочешь, девочка, — согласилась она, — диван раскладывается, постельное белье в этом шкафу, одежду вешать сюда, пароль от вайфая написан на роутере в коридоре.
Мне досталась комната поменьше и без балкона, зато с окнами в другую сторону, с видом на скрытые пеленой дождя болота. Я не поклонник кладбищенской романтики. Книжные полки со стеклянными дверцами, заставленные солидными старыми томами, небольшая тахта, винтажный торшер, кресло-качалка, письменный стол, солидный, как крепостной барбакан, с настольной лампой зеленого стекла на нем. Кабинет профессора, а не комната полисвумен.
— «Лемегетон», — прочитал я вслух название на потертом корешке толстой книги.
— Это бабушкина комната, — пояснила Лайса, — после ее смерти я тут ничего не трогала.
