— Сходи к Клюсе, она как раз наряжается. Может, что-то тебе подскажет.
— О! Точно! Супер! Спасибо за идею! — и дочь моя исчезла за дверью, унося с собой ворох тряпочек.
— Только не перестарайся с макияжем! — крикнул я ей вслед, но вряд ли был услышан.
Петрович на этот раз постучался мне сам.
— Прости, Антох, Элина уперлась. Сказала, что вы не сработаетесь.
— Еще бы. Я буду против того, чтобы она и дальше убивала детей.
— Что-о? Тебе там голову нарисованным солнцем в игре напекло?
— Мне Кларисса рассказала.
Я изложил Петровичу свою версию.
— Извини, Антох, в твоем изложении есть некая логика, но все равно звучит крайне дико. Это тебе не Скайнет с Терминатором.
— Не что?
— Миллениалы… — вздохнул Петрович. — Неважно. Да что вообще такого особенного в этих детях?
— Если я начну объяснять, прозвучит еще более дико. Как я понимаю, в полночь наши трудовые отношения заканчиваются, я «Кобальту» ничего не должен. Я тебя предупредил, а дальше твое дело — хочешь верь, хочешь нет. Я и сам себе верю с трудом. Ты прав: «Нарисованная блондинка с роскошными сиськами убивает бедных сироток!» — звучит кликбейтным заголовком с желтого, как моча, паблика. Может быть, я все это выдумал. Пока я тут, я за детишками присмотрю, а там, глядишь, выдерну Марту, сдам кому-нибудь детдом и свалю к чертям из этого безумного городишки. Думаю, в ближайшие же дни. Счастливо оставаться, приятно было работать вместе и все такое. А мне еще работу искать.
— Не горячись, — мрачно ответил Петрович. — Ты прав в одном — тут происходят странные дела, и «Кобальт» к ним каким-то боком причастен. И я буду в этом разбираться. Так что, думаю, еще будет повод пообщаться. На праздник-то идешь?
— Иду, — сказал я, — у меня на него большие планы.
— Увидимся тогда.
— Знаешь, Петрович, — сказал я во внезапном порыве, — если ты собираешься «разбираться», то это… береги себя, что ли.
— Да ладно тебе, не впадай в паранойю, — ответил он и отключился.
Петрович советует мне не впадать в паранойю?
Забавненько.
В почте меня ждало последнее письмо от Бабая:
«Это письмо от мертвого человека, о чем вы, наверное, уже знаете. В нашем городе это банальность — мертвые женщины играют на скрипках, мертвые откапывают мертвых для мертвых, чтобы спасти нас от тех, кто и не был живым никогда.
Грустный парадокс в том, что в нашем стоящем на мертвой воде мертвом городе самыми живыми оказались те, кто не рождался. В них больше жизни, чем в тех, кто с рождения мечтает о бесконечном посмертии, и платят жизнью за эту мечту. Мы долго платили проценты, но я вас прошу — не дайте забрать оставшийся долг. Ни тем, ни другим, потому что обе стороны мертвы, а кормить мертвое живым бесполезно, оно станет только мертвее. Думаете, так не бывает? Увы, боюсь, вы еще увидите то, что мертвее мертвого — и вам не понравится.
Простите за мой посмертный подарок, который воистину троянскому коню подобен. Во чреве его те, кто не был рожден, но может умереть. Теперь они ваши, а я последую за теми, кого сам провожал в этот путь».
Чертов пафосный дохлый ублюдок. Тоже мне великий писатель буквами посмертно. И что со всем этим делать?
Забавненько.
Глава 23
Наряжаться на праздник не стал. У меня на него планы самого практического свойства, так что обойдусь без самопрезентаций. Куртка, зонтик…
Собрался выходить — завибрировал смарт. На экране Нетта пыталась привлечь мое внимание.
«За дверью два человека».
Вирп случайно не путает игровую реальность с этой? А впрочем…
Я осторожно и тихо открыл окно. За ним широкий некрутой скат крыши, образующий нечто вроде покатого балкона — первый этаж шире второго. Ночами, когда прекращается дождь, дети иногда сидят тут ради романтики. А еще по нему можно дойти от одной комнаты до другой, что я и проделал. Наряженная в рокерскую клепанную кожу Клюся крутилась перед зеркалом, наводя последние штрихи своего устрашающего макияжа. Настя сидела на кровати и, судя по жестикуляции, обсуждала с ней сценический образ. Я поскребся в окно, они подпрыгнули в испуге.
— Что случилось? — удивилась девушка, впустив меня.
— Внезапно захотелось поиграть в бейсбол, представляешь?
— И где твои партнеры? — спросила она, доставая из-под кровати две биты.
— Стоят под дверью моей комнаты в коридоре. Очень уж им не терпится отбить подачу. Но я сам, спасибо.
— Нет уж, из нас выйдет отличная бейсбольная команда! — уперлась Клюся.
— Я с вами! — тут же подскочила дочь. — Буду чирлидершей группы поддержки.
— Настя!
— Что «Настя»? Ты уже получал по голове на этой неделе. Хватит.
Когда я осторожно выглянул в коридор, двое у моей двери как раз решились — распахнули ее и ворвались в комнату. Так что мы оказались у них за спиной, когда они растерянно ее оглядывали, пытаясь понять, куда я делся.
— Не меня ищете? — спросил я.
Они повернулись, и в руках у них оказались внушительные ножи. Надо было молча бить сзади, черт побери. Но я все еще мысленно связан представлениями о допустимых пределах самообороны. Кроме того, у меня есть к ним вопросы.
Увы, задать их не получилось — они кинулись на нас слишком резко, а Клюся вместо того, чтобы удрать, полезла в драку. Пришлось их жестко гасить, чтобы она не пострадала.
— Цела? — спросил я девушку.
— Куртку порезал, гондон! — выругалась она, рассматривая полу косухи. — В чем я теперь на сцене буду?
— В чем-нибудь штопаном. Идите в комнату и не высовывайтесь. Будем считать, что вас тут не было.
С полицией приехала недовольная Лайса.
— Вместо того чтобы наводить красоту к празднику, таскаюсь тут, — брюзжала она. — Почему с тобой столько хлопот?
Полицейские паковали уже начавших приходить в себя громил. Они не отвечали на вопросы, только мрачно косились на меня исподлобья. Когда их увезли, Лайса быстро записала мои показания: «Ворвались в комнату с ножами, имели злобный вид и агрессивные намерения, защищался, чем пришлось под руку. Да, люблю бейсбол, а что тут такого? Никому не возбраняется ходить по комнате с любимой битой в руках. Ну, вот так совпало».
Лайса качала недоверчиво головой, но записывала, никак не комментируя.
— Кстати, с завтрашнего дня ты не помощник полиции, — сказала она на прощание.
— А что так?
— Оба дела, по которым ты привлекался в этом качестве, закрыты.
— Оба?
— Да. Бабай идентифицирован как бывший директор детдома, он покончил с собой. Марта Эшерская, бывшая в розыске, объявилась сама.
— Вот тут не понял.
— А, ты еще не в курсе, да. Пока ты тут развлекался бейсболом, твоя блудная супруга, — Лайса ехидно выделила это слово голосом, — как ни в чем не бывало вернулась в оркестр и заявила, что никто ее не похищал. Был вызванный личными обстоятельствами нервный срыв, обычный для людей творческих, но сейчас она в полном порядке и готова выступить первой скрипкой, как всегда.
— Представляю, какой хай поднялся в коллективе, — покачал головой я.
— Ну, это уже не полицейская проблема, но, в частном порядке — пара истерик состоялись. Тем не менее, она получила свое место без проблем, можешь жить дальше спокойно. Твои дела тут закончены.
— Выпроваживаешь из города? — усмехнулся я.
— Ни в коем случае. Напоминаю, пока идет разбирательство по делу Клюси, ты как поручившееся лицо тоже под подпиской. Но предупреждаю — местные власти тобой сильно недовольны.
— Из-за «Макара»? — я обвел неопределенным жестом окружающую обстановку.
— Да. Твое временное директорство многих раздражает.
— Потерпят.
— Уверен? — Лайса кивнула на лежащие на столе в пакете для вещдоков ножи. — В следующий раз нападение может не совпасть с твоей бейсбольной тренировкой.
