Я мог бы сказать, что «справедливость» не входит в базовую комплектацию Вселенной, но, подозреваю, к шестнадцати годам это становится понятно само собой.

— А знаешь, — сказала переодевшаяся в штатское и, видимо, решившая для себя вопрос «ты\вы» в сторону неформальности Лайса, — пусть сходит ребенок.

«Отношения +75» — всплыла над головой дочери воображаемая надпись. Повысились, по моей оценке, до стадии «легкая неприязнь». Волот Насте не то, чтобы не нравилась, — просто она предпочла бы вернуть Марту. А я не знаю, что бы я предпочел.

— Серьезно? — не ожидал.

— Но! — она подняла вверх пальчик с аккуратным коротким маникюром. — Мы пойдем с ней.

— Ну, блин… — расстроилась дочка. (Минус пятьдесят, не меньше). С точки зрения подростка идти куда-то с родителем — это как в кандалах к позорному столбу шествовать. Зашквар и западло. Этак кто-нибудь может даже заподозрить, что ты недостаточно взрослая.

— Мы будем ненавязчивы, — ухватился я за компромисс. Расстраивать Настю не хотелось, у нее и так выдалась не лучшая неделя. И месяц. И год. Да и вообще, жизнь ее уже наказала — мной.

— Ну да, конечно…

— Я даже отвернусь, если тебе продадут стакан сидра, — вздохнул я.

— А я не достану удостоверение и не закрою этот шалман за продажу алкоголя несовершеннолетним, — подмигнула Лайса, — если этот стакан будет один.

— Ты всегда можешь сделать вид, что ты не с нами.

— И вообще, может, мы просто хотим в ночной клуб сходить, потанцевать? — поддержала капитанша. — Может, у нас свидание?

Дочь обдала ее холодным презрением, одним взглядом выразив отношение к тому, что у таких старперов может быть какое-то там «свидание», и заодно к тому, что это «свидание» будет с ее отцом. Который, какой уж ни есть нечуткий и ничего не понимающий, но ее личный и собственный. И нечего тут.

Но ничего не сказала, здраво рассудив, что лучше такой поход в клуб, чем никакого.

— А у нас свидание? — спросил я Лайсу, когда Настя ушла в комнату мучить зеркало перебором совершенно одинаковых, на мой взгляд, футболок.

— Ни к чему не обязывающее. Выпьем, приглядим за твоей дочерью. Никакого бурного секса в туалете. Можем даже не держаться за руки.

— Э… Ну, если ты обещаешь… Ну, про туалет…

— Обещаю. Сможешь пописать спокойно.

Зачем два часа наряжаться, чтобы пойти в бесполых штанах и обвислой папиной футболке — для меня такая же загадка, как пристрастие к моим футболкам. Может быть, они придают ей чувство защищенности от внешнего мира. Или это сентиментальные родительские фантазии, а футболка на три размера больше просто входит в странные подростковые представления о прекрасном. Так же как подведенные багровым макияжем глаза.

В отличие от Насти Лайса даже не думала скрывать свою половую принадлежность. Изящные тонкие брючки выгоднейшим образом обтянули попу и тонкую талию, а легкий свободный топик, оттопыренный крепкой грудью, открывал плоский спортивный живот. Если бы не цыплячий рост — хоть сейчас на подиум.

— Блин, этот дождь когда-нибудь кончится? — проворчал я, галантно раскрывая над ней зонтик.

— Нет, конечно, — удивилась девушка, — это Жижецк. Тут всегда днем дождь. Микроклимат такой из-за болот. Ночью перестает, но ночь тут…

«Потусторонним вход воспрещен», — написано на табличке возле входа в клуб. Внутри шумновато, темновато и странно пахнет. Легкий запашок земли и тлена, как будто у них на кухне что-то сдохло, и они пытаются это закопать в цветочном горшке. Я подумал, что есть я тут, пожалуй, не стану. Впрочем, меню заведения ограничивалось, в основном, перечнем напитков разной степени ядовитости.

Играла молодежная музыка, более всего похожая на упорные, но безуспешные попытки смолоть блендером пригоршню керамзита. Исполнитель был терпелив, звук усиливался и утихал, ходя по кругу. Говорят, всю современную музыку сочиняет нейросеть, но мне кажется, что для этого достаточно неисправного пылесоса.

Над сдвинутыми к стене зелеными столами угрожающая табличка «Шарами для боулинга в бильярд не играть!». Сцена пока пуста, только ползает в путанице проводов синеволосый вьюнош, что-то подключая и настраивая. Молодежь штурмовала стойку, алкая припасть к крану с дешевым «пивным напитком мохито». Только юная крепкая печень способна переварить эту жидкость для мытья унитазов.

Подростки неизобретательно, но громко матерились, перекрикивали друг друга и музыку, начиная каждую фразу с «А вот я…», демонстрировали друг другу гаджеты и пирсинг. В общем, изо всех сил самопозиционировались, сообщая прайду сверстников: «Я существую! Заметьте меня!». Ребята в уголке тайком доливали в стаканы с «пивным напитком» что-то покрепче из пронесенной контрабандой бутылки. Мы были в их возрасте точно такими же, только еще и курили.

Модный тренд «внегендерной асексуальности» в одежде сбивал с толку, мальчиков от девочек можно было отличить только по тому, как первые пялились на Лайсу, выделявшуюся на фоне бесформенных штанов и растянутых маек, как жар-птица в курятнике. Впрочем, я думаю, природа свое возьмет. Во всяком случае, вынырнувший из-за сцены Виталик понесся к моей дочери не на крыльях асексуальности, точно. Он так внегендерно пялился на удачно натянувшуюся на ее груди майку, что, если ему приспичит пописать, придется делать это, стоя на руках.

— Халло, Анси! — поприветствовал он ее, но, завидев рядом меня, увял.

Выдыхай, бобер. Не твой день.

— Анси?

— От Анастасии, — неохотно пояснила дочь, — не «Насти» же? Чем ты думал, когда меня так называл?

Я припомнил обстоятельства, при которых дал имя дочери, и только мрачно хмыкнул. В детстве никому не нравится его имя. Тинейджеру всегда хочется быть кем-то, кто не он.

— Ты купишь мне выпить? — сказала Лайса, разрешая неловкость ситуации. — Поухаживай за девушкой. Мне мохито. Нормальный, разумеется, не эту дрянь. И перестань убивать взглядом кавалера своей дочери. Он еще не успел это заслужить.

— Если успеет, то взглядом не отделается, — мрачно сказал я.

— Мы тут, рядом… — быстро сказала Настя, и они с Виталиком быстренько оттусовались в сторонку, где немедля защебетали о чем-то.

А я бесцеремонно оттер от стойки молодежь и привлек внимание бармена. Или барменши — черт их поймет.

— Мохито и сотку виски.

— Виски со льдом или с колой?

— Здесь что, Макдональдс? Со льдом, конечно.

— Не переживай. Он нормальный подросток, без криминала, — сказала мне Лайса, когда я принес ей стакан.

— «Нормальный подросток» — оксюморон.

— В пределах статистической нормы. Мать, отчим, младшая сестра. Неплохо учится, в действительно плохих компаниях не замечен.

— Ты что, его проверяла? — поразился я.

— Не благодари. Не люблю неясных переменных.

Она убрала в сумочку смарт и взяла свой мохито.

— А расскажи мне о себе, Антон. Что ты за человек?

— Ты успела узнать все о подростке, которого увидела минуту назад, пока я ходил за выпивкой. Не говори, что ты за сутки не выяснила мою биографию.

— Фу, какой ты неромантичный! — изобразила разочарование Лайса. — Возможно, я просто с тобой заигрываю! Обычно мужчины обожают говорить про себя.

— Обычно на мужчин не ловят Бабаев, используя кавалера в качестве наживки. Не надо играть мной, как блесной, чтобы лучше клевало.

Девушка пожала плечами и потянула мохито из трубочки. Это можно считать признанием моей правоты?

Дребезжащее подобие музыки в колонках утихло, на сцене зафонил микрофон, потом второй, потом их прикрутили, потом что-то гулко упало. За этой прелюдией последовал выход сегодняшних исполнителей. Синевласый мальвин оказался не только соединятелем проводов, но и клавишником. Гитарист подключил гитару и начал крутить на ней ручки, дергая одну струну. К краю сцены вышла девушка в высоких клепаных ботинках, короткой черной юбке с ремнями, маечке на лямках и с крашеной в блонд, скрученной в плетеные жгуты прической на голове. Она взялась двумя руками за микрофонную стойку и напряженно застыла в позе готового к атаке алебардщика. На ее лице отразилась такая лютая решимость, как будто она не на сцену вышла, а на ринг. Последним выбежал, спотыкаясь в проводах, Виталик с басом в руках. Барабанщика в группе, к моему удивлению, не было. Я огляделся — Настя пробиралась к сцене, чтобы быть поближе. Представлять группу не стали, наверное, их все и так знают. Свет пригас, синеволосый мальвин за клавишами торжественно возложил руки на инструмент.