Подростки проследовали мимо меня к выходу, заставив потесниться в узком проходе и окинув безразличными взглядами. От них странно пахло — землей и гнилым деревом, как в погребе.

Продавщица бесстрастно смотрела им вслед.

— Чем могу помочь? — спросила она неохотно.

— А что такое «гугля»? — спросил я зачем-то.

— Вот же она, — женщина взяла с полки и поставила на прилавок покрытое крупными чешуйками яйцо, — восемьсот двадцать рублей.

Гугля оказалась похожа на небольшой ананас или крупную шишку, фрезерованную из латуни.

— Пенязная, — сказал я наугад.

— Дорого — не берите, — обиделась продавщица, — ходят тут…

— Извините, я ищу Марту Эшерскую. Она заходила к вам несколько дней назад. Девушка со скрипкой.

Продавщица уставилась на меня со странным выражением лица.

— Марту, значит.

Я молча ждал.

— Зачем тебе Марта?

— Я ее муж.

— Где же ты, муж, когда был нуж?

Я начал злиться. Какого черта?

— Где она?

— Иди-ка ты отсюда, муж, — фыркнула продавщица, отворачиваясь, — не выйдет у вас ничего. Явь с Правью не сходятся.

Взял с прилавка гуглю и взвесил на руке. Гугля была увесистая и прочная. Оглядел содержимое полок. Ценников на товаре, в нарушение федеральных законов о розничной торговле, не оказалось, но в центре стояло что-то развесисто-хрустальное, вроде сложного фонаря с механизмом.

— А это что за штука? — спросил я, указав пальцем.

— Звоне́ц ище́ревый, — ответила продавщица сердито, — тебе он не за делом.

— Дорогой?

— Да уж не дешевый.

— Хорошо, — сказал я удовлетворенно, и без замаха, но сильно метнул в него гуглю.

***

— Жесточно закамшили странь… — удивленно сказал надо мной чей-то юный голос. — Ококовел аж.

«Нокдаун», — опознал знакомое состояние я. Словил, значит. Надо вставать, пока рефери считает.

— Не копырзись, странь, спышай!

Вернувшееся сознание застало тело лежащим в переулке. Его, присев на корточки, с интересом рассматривали давешние подростки. Снизу лужа, сверху дождь. Красавец, надо думать.

— Вот вам и звонец с гуглей, — сказал я с досадой, — чем это меня? И кто?

Готов поклясться, что в магазинчике не было никого, кроме меня и продавщицы. Но кто-то же меня по башке отоварил? Хорошо, что она у меня на удар крепкая.

— Охтимнечки… — сказал толстый подросток худому.

— Гуздо чикнуло, — согласился тот, — вон кака пухлина.

Он осторожно прикоснулся к здоровенной шишке на моей голове. Я поморщился, и он отдернул руку.

— Азовку забедил, странь? — спросило среднеполое.

Я неопределенно пожал плечами.

— Азовку не беди, не ресно. Азовка зобенькая, но хмыстная, — попеняло мне оно, — отутовел?

— Да, полегче уже, спасибо.

— Ну, мы поскердали.

— Как звать-то тебя?

— Фигля рекусь.

— Спасибо тебе, Фигля.

— Ништо.

Магазин был закрыт, так что второй раунд не состоялся. Ничего, я тупой — но упорный. Я еще вернусь. Может, каску найти?

На стене возле двери уже успели накарабять: «Мал клоп, да дал в лоб!».

Забавненько…

***

— Я же просила вас никуда не ходить! — капитан Волот приложила к моей шишке охлаждающий пакет из аптечки.

Стало легче.

— Волков бояться — в хате гадить.

— Бабай писал вам про «вырезать сердце и съесть печень»?

— Да, что-то в этом роде. Но вряд ли у меня вкусная печень, недостаточно здоровый образ жизни веду.

— Поймите это не художественный образ, а возможный отчет вашего будущего патологоанатома. Антон, вы… Кстати, мы на «вы» или на «ты»?

— Смотря, что вам или тебе снилось сегодня.

Лайса резко отстранилась и отвернулась к окну. Но я даже сзади видел, как запунцовели ее щеки и запылали уши.

— Это просто сны, — сказала она строго, — а вы очень неосторожно ведете себя, Антон.

— Лайса, я не буду сидеть на попе ровно. Мне надо жену искать.

— Точно надо? — вздохнула она.

— Обязательно.

— И как успехи?

— Есть один очень интересный магазин, но…

***

— Ты сломал мне ребро, нос и повредил колено, — укорил меня Иван.

— Ты моложе, сильнее и лучше боксируешь, — пожал плечами я, — не могу позволить себе честный бой. Зато теперь ты подготовлен, чтобы прислушаться к моей позиции.

Мы сидели на лавочке в саду больницы. Мой собеседник прислонил к скамейке костыли и вытянул вперед ногу в гипсовой лангете. Левая половина его лица вызывала во мне законную гордость — мой коронный свинг еще ничего себе.

— Ты ведь не отдашь девочку?

— Знаешь, — оглядел я его с нехорошим удовлетворением, — ты не выглядишь готовым к повторению дискуссии в тех же тонах, так что не начинай. Как честный человек предупреждаю — в следующий раз искалечу. Я могу.

— Верю, — вздохнул Иван, — как мужчина я уважаю твою решимость и приверженность семейным ценностям. Но как сотрудник… некоей организации, предупреждаю — ты бодаешься с бронепоездом.

— Не могу не отметить, что пресловутый бронепоезд угрожающе свистит с запасного пути, но ко мне посылает парламентера на ручной дрезине. Отчего же им не явиться сюда со своими корочками, мандатами, бигдатами и прочими атрибутами?

— Здесь… как бы лучше сказать… Не их юрисдикция. Но они работают над этим.

— Я тоже не сижу, сложа руки, — соврал я, — так что еще посмотрим. Бывало, что бронепоезд пускал под откос одинокий партизан.

— Ну-ну… — грустно покачал головой Иван. — Давай, пугай ежа голым задом.

— Зачем им моя дочь? На самом деле? Это просто шестнадцатилетний подросток. У нее нет никаких суперспособностей, кроме таланта моментально захламлять любое помещение. Она даже учится на тройки.

— Я просто, как ты выразился, «парламентер на дрезине». Мне не докладывают. Мне самому не нравится вся эта история. Меня попросили передать тебе послание, — он протянул флешку. — И… Знаешь, что? Вопрос юрисдикции ограничен границами Жижецка.

— Значит, постараюсь пока их не покидать, — кивнул я понимающе, — спасибо. Тут неплохо, да? Милый провинциальный городок.

— Да, — вздохнул Иван тоскливо, — хороший городок. Тихий такой. Только пахнет тут, как в старом блиндаже. Землей, трухлявым деревом и смертью.

«Козлы не злы,

Но их понты — пусты», — сей загадочной максимой обеспечил меня забор больницы. Надеюсь, он не меня имел в виду.

***

— Пап, я хочу пойти на концерт… — жалобные глаза и сморщенный носик намекают, что отказ будет воспринят болезненно. Для моего родительского самолюбия, в основном.

— Мне не кажется это хорошей идеей, — обтекаемо сформулировал я, — чужой город, незнакомая компания… Да и общий жизненный фон у нас сейчас не позитивный.

— Паап! Я не могу сидеть весь день дома и тупить в смарт!

— Да? Раньше у тебя получалось.

— Мне скучно!

— Я не очень понимаю значение слова «скучно». Это когда ты слишком ленивый даже для того, чтобы просто лениться?

— Мне кажется, — прокомментировала вернувшаяся со службы Лайса, — этот ребенок сильно скучает по школе. Праздность порождает в подростках странные идеи.

Если бы мы были в компьютерной игре, на экране всплыла бы надпись «Отношение -100». Настя проводила ее пылающим взглядом, но на полисвумен даже мундир не задымился.

— Паап! Меня Виталик пригласил! Это просто ночной клуб!

— Ты считаешь, что «ночной клуб» — это именно те слова, которые успокоят отца шестнадцатилетней дочери?

— Ничего со мной не случится!

— Так думали все, с кем что-то случилось.

— Ну, пааап! Это просто несправедливо!