— И это не интеллект?

— Вообще ни разу. Это подбор коэффициентов через кросс-валидацию. Просто выборка огромная.

— Не понял ни слова.

— И не надо оно тебе. Просто поверь — это совсем другое.

— Ладно, верю. А как это все относится к игре?

— Кобальты сделали следующий шаг. Свобода не только семантической, но и поведенческой реакции. То есть, в игровом смысле, не диалог подтягивают к квесту, а квест подтягивается к диалогу.

— Это как?

— Квесты формируются на лету.

— А как же сюжет и все такое?

— Это, Антох, рудименты и атавизмы, поверь. Да, на первом этапе там поработали сценаристы, натащившие туда штампов и кальки с других игр. Надо же было с чего-то начинать? Ну и юзеры предпочитают привычные зачины. Но теперь уже видно, что они только сдерживают развитие игры. Вот тут-то и понадобились фикторы.

— Готов ваш пульт, молодежь! — сказал Петрович, закрывая крышку.

— Супер! — сказал синеволосый клавишник и тут же кинулся втыкать туда шнуры.

Зашипело и хрюкнуло в колонках. Взяла шарахнувший по ушам аккорд Клюся.

— Тише, тише! Прикрути фитилек, коптит! — замахал руками Петрович.

После нескольких болезненных для барабанных перепонок попыток, звук отрегулировали до переносимого человеческим организмом без баротравмы. Клавишник запустил драм-машину и погнал наигрывать мелодию. Затумкал по струнам баса Виталик, потом гитарист засолил безыскусный несложный проигрыш и после него вступила Клюся. Она повела акустический ритм и, наклонившись к микрофону, запела:

…Когда мы умрем, то не встретимся на той стороне,

Ты не жди меня, сидя на перилах моста.

Я не приду — это не нужно ни тебе, ни мне.

Не хочу вечности, которая будет так же пуста…

Надо же, детишки умеют в гаражный рок. По дочке вижу — работает. Даже меня немного зацепило — очень у Клюси голос подходящий. Хрипловатый и драматический, искренний, как пьяные слёзы. Талантливая девочка, но с трагичностью перебор. Надеюсь, отрефлексирует в творчестве и перерастет, а не накрутит себя до какой-нибудь глупости.

Я бы еще послушал, но меня внезапно вызвала Лайса. Неужели подвижки по делу? Попросил Петровича присмотреть за дитем.

— Не боись, Антох. Если что — у меня паяльник. Это не только ректальный термокриптоанализатор, но и орудие первоначального накопления капитала. Устаревшее, но эффективное.

Обнадеженный этими историческими сентенциями, я отбыл на службу правопорядку.

— Нет, по жене твоей ничего нового. Она ухитрилась исчезнуть буквально бесследно, — сходу разочаровала меня Лайса. — Но мы работаем над этим.

Мы встретились в уличном кафе и теперь сидели, слушая, как барабанит дождь по полотняной маркизе. Заказали кофе и сэндвичи, официантка — я постепенно начинаю заново привыкать к живому обслуживанию — не спешила.

— А вот по Бабаю вырисовывается интересное…

Я смотрел на Лайсу и думал, что она красивая женщина. Но я, пожалуй, понимаю, что у них общего с Мартой, хотя они совершенно не похожи. В них обеих есть какой-то изначальный глубоко скрытый надлом. В Лайсе он умело замаскирован лихим и строгим полицейским имиджем, образом сильной женщины и уверенным поведением, но никуда не делся. Наверное, у нее в прошлом тоже «все сложно».

— Ты меня вообще слушаешь?

— Прости, задумался.

— О чем? — недовольно буркнула она.

— О тебе, — честно признался я.

— Скажешь тоже… — смутилась Лайса. — Повторяю для невнимательных: я изучила переписку Бабая с последней жертвой, сравнила ее с архивами, и мне начинает казаться, что…

— У него есть друзья в полиции.

— Как ты догадался?

— Он знал о жертве слишком много. Это можно было вытащить только из полицейской федбазы. По другим та же картина?

— Именно. Все жертвы — приезжие, в городе относительно недавно, но он использовал в своих психологических играх такие детали их биографии, которые нельзя выяснить тут. Он всегда знал, где находится и чем занимается его цель. И он не отслеживается через сеть. Вывод? — У него есть информатор с доступом к полицейским системам.

— Или он сам полицейский.

— Нет, не думаю, — мрачно ответила Лайса.

— Корпоративная солидарность?

— Ничего подобного. Просто он ведет себя не как полицейский. Это сложно в двух словах объяснить, но лексикон, способ мышления, подача себя… Не похоже. Он любит писать будущим жертвам, у нас куча эпистолярного материала для анализа. Психологи построили примерный психопрофиль, и он категорически не характерен для полицейского.

— А можешь мне скинуть эту инфу?

— В принципе, тебе не положено, но…

— Это «но» обнадеживает, — улыбнулся я.

— Ладно, забирай. Если у нас «крыса», то, если я дам почитать тебе, хуже точно не станет.

Лайса потыкала пальчиком в свой смарт, мой дрогнул входящим.

— Спасибо.

— Будешь должен.

— Что именно?

— Хочу использовать тебя как мужчину.

— В смысле? — удивился я.

— Прошу сопроводить даму на загородную прогулку.

— Погода не очень, — кивнул я на заливающий улицу дождь, — но ты ведь не на пикник зовешь?

— Бабай многократно и в разной форме намекал на то, что его жертвы «остаются с ним». Тебе он обещал «встречу с коллегой», верно?

— Так, — заинтересовался я.

— Бабушка моя утверждала, что он наверняка хранит тела.

— Звучит… неаппетитно, — официантка как раз принесла нам заказ. Я со сложным чувством смотрел на сэндвич. Кусок мяса в нем уже не казался привлекательным.

— И я задумалась — а где он их хранит? И как?

— Мда, — я решительно отодвинул сэндвич. — Не то, о чем хочется думать за ланчем. Но все же — что ты надумала?

— Много лет назад тут была история. Город окружен болотами, в них когда-то добывали торф, потом забросили, стало нерентабельно. И вот тогдашнему руководству пришла в голову светлая идея их осушить. Потому что дождь этот вечный всех достал, и подвалы подтапливает, и не растет ничего, сыро, ну и вообще — для здоровья не полезно. Приехали мелиораторы, что-то там прикинули, измерили, посчитали и сказали, что все непросто, потому что город в низине, как бы в чаше, и естественного слива нет. Однако все посильно науке — воду можно сбросить в подземные карсты, и будет у нас тут через несколько лет роскошное сельское хозяйство на богатых торфом почвах, а болот как раз не будет. Начались работы — строили какие-то плотины, загородки, шлюзы, что-то бурили и так далее. Уровень воды начал падать и, тут, как назло, нашли эти чертовы могильники. Такая находка по закону останавливает работы, пока археологи не скажут, что она не представляет исторической ценности, сносите. Или, наоборот, представляет. Тогда вам не повезло — извольте сохранять наследие предков. Так вот, археологи были в восторге — оказалось, что тела в старых могилах не сгнили, а как бы законсервировались. Из-за торфяной воды, которая туда просачивается из болота. Даже одежда сохранилась в целости, украшения всякие и так далее. Только волосы у всех покойников порыжели от каких-то почвенных кислот. Жутковатое, говорят, зрелище — лежат, как живые, в заполненных черной водой могилах, только рыжие космы на поверхности плавают… В общем, богатый исторический материал. И я подумала…

— Что Бабай хранит тела в болоте, — дошло до меня.

— Именно.

— А что его не осушили-то в итоге?

— Произошел несчастный случай. Археологи полезли в подземную крипту, и тут у мелиораторов что-то сломалось, какой-то шлюз открылся, и вода резко поднялась. Они там все утонули. Двадцать семь человек. Работы остановили, началось расследование. Жуткое дело — оказалось, что их от выхода отрезало сразу, но они еще чуть ли не сутки умирали в воздушном пузыре, стоя на каком-то саркофаге, чтобы головы были над водой. Замерзали, слабели, тонули один за другим в темноте…