— Раньше, возвращаясь домой, я частенько останавливался тут, чтобы посмотреть на воду, — сказал мне Аксель почему-то шепотом. — Давно так не делал, правда. Это сродни медитации, все равно что на огонь смотреть.

— Так странно слышать от тебя такое, — смущенно призналась я.

— Понимаю. Я, честно говоря, в детстве был очень чувствительным мальчиком, — рассмеялся он, — мама читала мне перед сном вместо сказок романы Джейн Остин, можешь себе представить? И классе в пятом меня стали дразнить задротом, потому что я всюду таскался с книжками.

— Шутишь?

— Не-а. К счастью, тогда я познакомился с Джеффом, и он спасал меня от задир из старших, вроде Сэмми и его одноклассников.

— Он тебя задирал?

— Ну, недолго. Мы же живем в соседних домах и с детства были одной большой компанией, думаю, он просто шел на поводу у своих приятелей. Я быстро понял, что тут надо уметь постоять за себя, и избил его томиком Диккенса. После этого дружба стала только крепче.

Мы вышли на главную дорогу и пошли прямо по ней. Я то и дело оборачивалась — проверить, не едет ли кто сзади.

— Мы услышим, — заверил меня Аксель. — Ну, а ты чем в детстве увлекалась?

— Я? Смотрела кино целыми днями. Не скажу, что очень люблю читать, на литературе перебивалась оценками «хорошо» и «удовлетворительно».

— Так ты и пришла к тому, что хочешь стать режиссером?

— Не совсем. Однажды я ставила спектакль в школе, и мне это так понравилось… Мы с моей одноклассницей, Мэгги, все здорово организовали, набрали актеров, даже нарисовали от руки афиши. Ходили на все репетиции вместе с руководителем драмкружка.

— И как постановка, удалась?

— Вообще-то это был провал, — я покраснела, вспомнив, как хохотал зал. Моя мама, утирая слезы от смеха, пришла ко мне за кулисы и сказала, что это лучшая комедия, которую ей доводилось видеть. Только вот ставили мы трагедию. По мотивам Шекспира.

— Хотел бы я это увидеть.

Аксель потянул меня за руку, и только тогда я поняла, что остановилась на месте. Мы подошли к мосту. Здесь и правда было прохладнее, чем на ферме.

— Если скажешь, можем уйти, — мягко сказал он, — но я хочу тебе кое-что показать. Я рядом, не волнуйся.

От этой нежной уверенности его приглашения без намека на давление у меня сладко защемило сердце.

Медленно, шаг за шагом, мы пошли по мосту. Я отпустила руку Акселя, потому что мои ладони тут же вспотели, и мне не хотелось, чтобы он это заметил. Сердце в груди стучало медленно, но отчетливо, его эхо отдавалось звоном в ушах. Все-таки медленно проходить по этой внушительной конструкции было не то же самое, что быстро проезжать в надежде, что с тобой не случится паническая атака.

Как удивительна жизнь, — подумала я. Будь я глубоко верующим человеком, это прозвучало бы в моей голове как «пути Господни неисповедимы», но и сейчас мне казалось, что это лучше всего описывает мои чувства. Ведь я уезжала из Бостона, куда глаза глядят, выбирая те дороги, шоссе и автострады, где меньше всего мостов. В самом начале пути даже сверялась с картой, несколько раз меняла маршрут, лишь бы не заезжать на дурацкие мосты, или же проезжала по ним, надеясь, что это поможет справиться со страхом. Иногда, действительно, мне было не страшно, я не успевала ничего почувствовать; но иногда, особенно ночью, особенно на проселочных дорогах, могла припарковаться на обочине, долго собираясь с силами, чтобы пересечь мост.

И все эти пути и хаотичные повороты, развязки и перекрестки привели меня сюда — к Акселю. И к мосту.

Мы пошли по пешеходной полосе моста и остановились посередине.

— Смотри, — он указал вниз.

Страха высоты у меня не было, так что, приблизившись к ограде и вглядываясь в темную поверхность воды, я совсем успокоилась. Свет фонарей почти не доставал до реки, так что я никак не могла понять, что должна там увидеть. Течение было тихим, но у берегов вода плескалась, набегая на валуны.

— Я ничего не вижу, — шепотом сказала я.

— Подожди.

Я ждала и ждала, смотрела и смотрела. Аксель стоял молча, опершись на перила и почти свисая вниз. Мне не хотелось обижать его, говоря, что я не понимаю задумку, так что я решила сделать вид, что постигла его замысел и тоже что-то разглядела.

Пахло тиной и ржавчиной. Где-то в лесу вскрикнула птица, и все стихло.

Поначалу у меня в голове роились, гудели, перебивали одна другую мысли, но постепенно они отступили. Я ни о чем не думала, не переживала, забыла даже, что стою на мосту. И только очнувшись от его тихого «эй», поняла, что Аксель имел в виду. И я сказала, не глядя на него, куда-то вниз, чтобы течение унесло мои слова:

— Знаешь, моя мама погибла в аварии на мосту. Все бы отдала, чтобы с ней еще хоть разочек поговорить.

Я вспомнила все те долгие ночи, что названивала ей, слушая сообщение на автоответчике. Потом телефонная компания деактивировала номер, и голоса больше не было.

Аксель открыл было рот, чтобы, наверное, выразить соболезнования, но я не дала ему это сделать, потому что тогда точно бы расплакалась:

— Идем?

И, не дожидаясь ответа, зашагала обратно, спиной ощущая взгляд Акселя.

Может, оттого, что я произнесла это вслух, или от того, что только что успокоила ум, глядя вниз, в темноту, мне стало гораздо легче. Не то чтобы груз внутри обвалился, растаял, исчез — ничего подобного, — просто идти и дышать стало чуточку свободнее.

Наверное, я слишком сильно спешила убраться с моста, так что не заметила, как мы снова оказались на повороте к ферме.

Я остановилась, ковыряя носком кроссовка землю, чтобы подождать его, и быстро, невпопад, спросила, чтобы пустить разговор в более безопасное русло:

— У вас никогда не было такого, чтоб как в кино — таинственные круги на полях, летающие тарелки или вроде того?

Аксель, к счастью, не стал донимать меня расспросами и разрядил обстановку, рассмеявшись:

— Нет. Ты не фанатка «Секретных материалов», часом?

— Ха! В детстве я была влюблена в Дэвида Духовны.

— Отличный выбор. Хотя я, конечно, предпочитал Джиллиан Андерсон. Но, кстати говоря о паранормальных явлениях: тут неподалеку, в деревне Келли, годах в шестидесятых, местные жители видели НЛО и даже неких загадочных существ. Правда, они были не очень гостеприимны и открыли по ним огонь. Я имею в виду, местные жители по пришельцам, не наоборот.

— Ты меня разыгрываешь?

— Вовсе нет. В городской ратуше есть библиотека, там можно найти вырезки из газет со статьями об этом случае. Я, конечно, уверен, что те люди поймали белую горячку, а кто-то считает, что это было нашествие виргинских филинов, но все равно это довольно… Забавно.

— Ну вот, теперь мне страшно.

Аксель не упустил случая приобнять меня.

— Я ведь с тобой.

— Вот это меня и пугает, — захихикала я. — Нет, серьезно, чем ты сможешь помочь, если на нас нападут инопланетяне?

— Наверное, ничем. Зато если у меня получится сбежать, я непременно напишу об этом книгу, разбогатею, и даже укажу твое имя в благодарностях.

Мы еще немного поболтали о теориях заговоров, мистификациях и прочей ерунде, и я спросила:

— А сейчас ты что пишешь? Это статья? Или роман?

— Не совсем. Это пьеса.

— И о чем она?

— О коренных народах Западной Америки. Об индейском племени Кауилья, если быть точным. Они жили в Калифорнии у подножия горы Тахвиц. Вот вокруг легенд об этой горе и строится сюжет.

— А ты был когда-нибудь в Калифорнии?

— Нет. Подожди-ка.

Я повернулась к нему. Аксель выключил фонарь и подошел поближе — его дыхание скользнуло по моему лицу, и я подумала, что сейчас он поцелует меня.

Но вместо этого он осторожно коснулся кончиками пальцев моего подбородка, и сказал:

— Смотри.

Я последовала за его взглядом и подняла глаза к небу. От красоты этого зрелища захватывало дух.

Звездная пыльца на черном полотне была так ярко очерчена, словно кто-то щедро разбрызгал светящуюся краску. Можно было увидеть очертания Млечного Пути и частые яркие вспышки метеоров. Мы стояли посреди огромного открытого пространства без единого источника света. Это было в тысячу раз красивее, чем визуализация неба в Планетарии Хейдена, куда мы ездили с классом на экскурсию, и уж точно эффектнее того, что можно было увидеть, стоя посреди огромного города даже самой поздней ночью. Я жила на ферме больше месяца, а до сих пор не разу не догадалась запрокинуть голову, чтобы посмотреть на звезды.