Черт, я, оказывается, соскучилась.

— Мотался по делам целый день, — Аксель отвел взгляд. — Один не местный фермер купил у нас пятерых кроликов. Пришлось отвезти ему.

Я хотела пошутить, что этот парень, должно быть, живет в Миссури, раз ехать к нему и обратно пришлось целых двенадцать часов, но промолчала.

— А ты чем занималась сегодня?

Мысленно перебрав все свои дела, я не нашла ничего заслуживающего внимания.

— Да так, ничем особенным. Есть хочешь?

— Нет, я перекусил по пути. А ты хочешь прогуляться?

— Прогуляться?

Я выглянула в окно. Уже стемнело. День пролетел чертовски быстро.

— Да брось, пройдемся до моста и обратно.

— Я не очень люблю мосты, — поморщилась я. — Но почему бы и нет?

— Я знаю, что ты их не любишь. — В ответ на мое недоумение Аксель пояснил: — по тебе заметно было, когда мы ехали из города, помнишь? Похоже на гефирофобию, если мне не изменяет память.

— Гефиро… чего?

— Боязнь мостов. Ладно, выходим через пять минут. Мне нужно переодеться.

Аксель подошел поближе, наклонился, и, чмокнув меня в нос, вышел из кухни. Я разулыбалась: у нас что, свидание? Если так, то это очень мило с его стороны. А я волновалась, что после вчерашнего между нами возникнет неловкость и я не смогу смотреть ему в глаза. Особенно учитывая, что я уснула сразу после…

Я приготовила мистеру Хейзу чай с лимоном и прихватила с собой еще и его любимое лакомство: сегодня он вел себя вполне сносно и заслужил немного сладкого.

— Вот это другое дело! — он набрал целую горсть подсушенных грушевых ломтиков и сунул их в рот. — Когда это ты успела их купить?

— Это Аксель вам привез, — сказала я. — Мы собираемся пойти прогуляться, вы уже спать? Мне нужно что-нибудь принести или?..

— Не. Сейчас приму ванную и на боковую. Давайте там… Поаккуратнее.

Я предпочла проигнорировать очевидное двойное дно в его напутствии. Мистер Хейз с наслаждением прихлебывал чай, слушая сводку новостей на спортивном канале, так что я оставила его.

Аксель взял с собой фонарь и толстовку, которую сразу протянул мне.

— Там жарко, — попыталась отказаться я, но он не сдавался:

— У реки всегда прохладно вечером, и москиты, возьми на всякий случай. — И смущенно, вполголоса, добавил: — к тому же, тебе идут мои вещи.

— Никогда бы не подумала, что ты можешь быть таким очаровательным.

Я взяла толстовку и натянула ее на себя. Жаль, что она пахла кондиционером для белья, а не Акселем.

— Я просто здорово притворяюсь, — подмигнул он мне.

Мы вышли на улицу. Погода стояла ясная: тепло, но не душно, в самый раз, чтобы пройтись перед сном. За оградой двора, у самой кромки кукурузного поля, я заметила короткие желтые вспышки — порхающих светлячков.

Аксель включил фонарь, и мы пошли по вымощенной камнем дорожке к воротам. Луч мелькал далеко впереди, вырывая из тьмы то старый пень, то кустик акации, то покосившийся частокол.

— Жутковато как-то, — сказала я шепотом, когда мы вышли за ворота и побрели по обочине грунтовой дороги в сторону шоссе.

Под ногами чавкала мягкая почва. Оглушительно стрекотали цикады. Где-то квакала лягушка, вдалеке, как мне казалось, недовольно ворчал филин. В этом разнообразии ночных звуков глубина тишины в округе ощущалась еще более отчетливо, чем обычно.

Аксель обернулся, — он шел чуть впереди, — и протянул мне руку.

Мои пальцы скользнули по грубой, мозолистой коже его ладони. Я почувствовала неровный шрам от пореза.

— Осторожно, тут скользко, — он указал под ноги. — А больше бояться нечего.

— Ты тогда так и не рассказал, что случилось с твоей рукой.

— Ничего особенного.

Мы немного помолчали.

— Я был удивлен, когда ты помогла мне. Я ведь… Не очень хорошо с тобой обращался.

— Ага, как полный кретин, — Аксель хмыкнул, и я не удержалась: — А что изменилось?

— В каком смысле?

— Почему ты вдруг… Стал нормально себя вести?

— Во-первых, до меня быстро дошло, что ты никак не связана с Томпсоном. Во-вторых, сложно было устоять.

— Перед чем?

— Перед тобой.

Я спрятала в темноте самодовольную улыбку.

— Ты стойко держался, — заметила ехидно.

— Сначала я тебе не доверял. Потом подумал, что ты меня, должно быть, ненавидишь. Затем решил, что ты работаешь у нас, а значит, это ставит тебя в каком-то роде в зависимое положение и… в общем, что сближаться нам не следует. В конце концов, даже Анна советовала держаться от тебя подальше, но я, как видишь, не смог. И вот мы тут.

— Анна?!

— В тот вечер, когда она пришла к нам, она что-то заподозрила и начала задавать наводящие вопросы. А потом и вовсе сказала, что ты слишком хороша для меня и что лучше мне держаться от тебя подальше. Подозреваю, что без участия Сэмми тут не обошлось.

— Она сказала мистеру Хейзу…

— Да, только он ей, кажется, не поверил, — Аксель хмыкнул. — Не знаю, это потому что он видел, как мы с тобой собачились первое время или потому что считает, что ты и не взглянешь в мою сторону в этом смысле…

— Черт, да какое им дело, — возмутилась я, имея в виду, конечно, миссис Грин и Сэма. — Мы же ничего такого…

Я замолчала. Аксель невозмутимо продолжал:

— Может, они и правы.

— Вовсе нет!

— Последние годы на ферме были… Не сказать, что ужасны, но я каждый день мечтал свалить куда подальше. Вдруг пришла ты, и жизнь тут стала гораздо… терпимее.

— Почему ты не переехал? Вы могли продать ферму и вместе с отцом перебраться куда-нибудь еще, — я все еще злилась.

— Ха, попробуй, предложи это ему — в лучшем случае он не станет тебя слушать. Это его дом, дом его предков, и он никогда не уедет отсюда. Знаешь, моя мать на двадцать лет младше его. Когда они познакомились, она училась в колледже — и, даже не успев закончить, забеременела и перебралась в эту дыру, к нему. Я знаю, что она мечтала не об этом, хотя она никогда не жаловалась. И я не могу винить ее за то, что в конце концов она решила сбежать. Только за то, что не сказала мне о своем выборе.

Он уже упоминал, что не пытался с ней связаться, но я все равно не удержалась от вопроса:

— Но ты знаешь, как ее найти?

— А зачем ее искать? — в голосе Акселя зазвучали стальные нотки. — Я был дома на каникулах, когда она поехала на ярмарку. Обычно она брала меня с собой, но в этот раз сказала, что я должен присмотреть за отцом. Мы тогда только узнали о диагнозе. На днях должен был начаться новый семестр в колледже, я писал тогда статью для одного литературного журнала, был слишком занят, чтобы заметить, что она странно себя ведет. А потом… Когда она не вернулась… Отец был так спокоен, как будто знал, что это рано или поздно случится. Я собирался подать заявление о пропаже, когда нашел ее чертово письмо. Даже не письмо — так, записку на пару строк.

На это мне нечего было ответить, хотя как человек, у которого больше никогда не будет возможности встретиться с мамой, я не понимала его. Как можно из-за обиды или гордости отказаться от самого близкого человека?

Когда моя мама погибла, я еще ходила в школу. И слушать, пусть краем уха подслушанные, обрывочные разговоры на тему «как достали эти предки» и «моя мать мне все на свете запрещает, не пошла бы она?» было невыносимо. Какая ужасная несправедливость! Как они могли…

Я тоже так когда-то говорила, наверное, только забыла. Мне хотелось думать, что нет. Потому что иначе это было сродни предательству. Потому что тогда, выходит, я получила по заслугам.

Я едва не поскользнулась, неудачно поставив ногу на покатую рытвину оврага, но Аксель придержал меня за руку, не дал упасть.

— Почти пришли, — подбодрил он извиняющимся тоном, хотя я и не возмущалась.

Воздух был влажный, сладкий и такой свежий, что я дышала медленно, полной грудью, наслаждаясь каждым вдохом. Да уж, в Бостоне такого и в помине нет.

Впереди, за узкой лесополосой, замаячили огни фонарей. Дорога была пуста, и за все то время, что мы шли, я не услышала ни единого звука, возвещающего о том, что в такое время тут вообще хоть кто-то ездит.