— Не хотел привыкать. Не думал, что ты так надолго задержишься тут.

Эти слова ранили меня, но я не подала виду. По ноге разливалось приятное тепло, и я все-таки откинулась на подушках, блаженно прикрыв глаза. Я и не подозревала, насколько сильно одеревенели мои мышцы. Ради этих мягких прикосновений я готова была признаться в чем угодно.

— Что произошло между вами с Сэмом? Мне показалось, вы не очень-то ладите.

— Потому что он безбожно клеится к тебе, например?

Я засмеялась: его ревность льстила моему самолюбию, но я знала, что дело не в этом.

— Нет, я серьезно.

— На самом деле, тут скорее моя вина. Однажды я рассчитывал на его помощь, а он… Не смог мне помочь.

Формулировка довольно расплывчатая, но я была рада и этому: Аксель Хейз медленно, недоверчиво и осторожно, но открывался мне. Кажется, мы оба хранили секреты и не спешили с ними расставаться, и от этого мне стало чуть легче. Хотя главный свой вопрос я так и не осмеливалась задать.

— Так дело не в девчонке?

— Что ты имеешь в виду?

— Он сказал сегодня: «вот так всегда, Хейзу и Вотлингу достаются самые классные девчонки». Я подумала, может, вы когда-то разругались из-за этого.

— Нет, хотя, может, это и сыграло свою роль. Он и правда был когда-то влюблен в девушку Вотлинга, моего друга.

— А ты?

Я чуть не ударила себя по губам. Лицо у Акселя вытянулось от разочарования, и в голосе послышался морозец:

— В каком смысле?

— Ни в каком.

— Говори.

— Тот парень на парковке, — будь что будет, решила я, — он сказал, что ты…

— Черт возьми, какая разница, что люди болтают? Он зря это сказал и получил по заслугам. Этот тип давно нарывался на хорошую взбучку.

— Так это не так?

— Не так, — он сказал это почти озлобленно.

Я боялась, что Аксель уйдет, но вместо этого он просто лег рядом, оставив мою ногу без массажа. И поделом мне.

— Тот парень на снимке на шкафу — это Джеффри?

— Да, это он.

Повисла тишина. Я молча смотрела в потолок, мысленно костеря саму себя, на чем свет стоит. И тут Аксель спросил:

— А кто такой Чарли?

У меня внутри все похолодело. Я замерла, забыв, как дышать.

Он ждал ответа, и я не нашла ничего лучшего, чем переспросить, выгадывая себе пару секунд форы:

— Кто?

— Ты называла это имя во сне.

Что ж, Зигмунд Фрейд сейчас гордился бы мной.

— Это моя собака, — выпалила я первое, что пришло мне в голову. — Пес. Он умер.

— Ты его любила?

— Ага.

— Поэтому посылала его нахер?

Идиотка. Подловил меня.

— А ты откуда знаешь, что я разговариваю во сне?!

Лучшая защита — это нападение. Наверное. Вот сейчас и проверим.

Я повернулась к нему. Мое сердце билось так часто, что готово было выскочить из грудной клетки, оставив меня истекать кровью от стыда и страха. Я почти открыла рот, чтобы во всем сознаться, но тут увидела, что Аксель смущенно потирает переносицу. Он покраснел.

— Ну… Когда ты упала. Мне нужно было проследить, чтобы не стало хуже. У тебя был жар… — он запнулся. — Черт, я знаю, как это звучит, мне жаль, что так вышло. Я остался тут.

— То есть ты спал со мной в одной постели?

— Это звучит еще хуже.

Он отвернулся. Мне вдруг стало весело.

— Да брось, я же ничего не говорю, — я подергала его за плечо. — Что я еще тебе рассказала, пока была в отключке?

— Ты звала маму.

— А, — моя рука безвольно обмякла. Ну, конечно.

— С ней… С ней что-то случилось?

— Она… Да.

Я не смогла произнести это вслух, но он понял. Аксель снова повернулся ко мне и положил ладонь на мою щеку. Я прикрыла глаза, пытаясь думать о мишках Гамми, гольфе или еще какой-нибудь рандомной ерунде, чтобы не расплакаться.

Черт возьми, слишком много откровений в этот вечер. Но за искренность нужно платить. И отнюдь не выдуманными историями про дурацкую мертвую собаку.

— Мне жаль, — сказал он. — Моя мать жива… Я так думаю. Однажды она уехала на ярмарку и не вернулась. Она сказала мне, уезжая, что вернется, солгала, глядя мне прямо в глаза. А потом я нашел записку от нее… — он прочистил горло. — Я, в общем, был уже взрослый парень, так что не знаю, какого черта нельзя было все объяснить лично. Она просто оставила нас здесь в самый тяжелый момент и сбежала.

Я почувствовала, что в этом кроется та самая причина его «пунктика» насчет лжи. И сейчас был тот самый момент, когда можно было все начать заново: новое знакомство, моя история «от» и «до». От Бостона, гибели матери и до этого самого момента. Но я струсила. Я боялась упустить ту зыбкую, едва ощутимую связь доверия, что возникла между нами. Я ничего ему не сказала, понадеявшись, что потом подвернется более подходящий случай. Так странно: совершая огромную ошибку, ты порой и представить не можешь, чем в итоге она обернется. Я не представляла. Я просто решила разобраться с этим позже, еще не зная, что такой возможности может не представиться.

— Ты не пытался с ней связаться?

— Нет, — по его интонации я поняла, что эта тема закрыта. — Так, кажется, я не закончил.

Он рывком сел и снова потянулся ко мне. Я уткнулась носом в подушку.

— Сильно болит?

— Уже нет.

— А так?

Пальцы Акселя пробежались по внутренней стороне моего колена, прочертили невидимые, но горящие огнем дорожки по бедру.

— М-м-м, — протянула я.

Его рука двигалась все выше и выше.

— Останови меня, — произнес Аксель низким хриплым голосом.

Я сжала зубы, чтобы не издать ни единого звука, который мог быть воспринят как попытка остановить его.

Перевернувшись на спину, я сжала бедра и притянула его к себе. Рука Акселя уже расстегнула молнию и скользнула за пояс моих шорт. Не сдержав стон, я прильнула к его губам.

— Я пытаюсь быть джентльменом, — издевательски-веселым тоном сообщил он мне, слегка отстранившись от поцелуя, — ты не помогаешь.

— Боже, Аксель, — пробормотала я, цепляясь за него, пока его пальцы дрязняще поглаживали меня через тонкую материю нижнего белья. — Боже…

Закрыв глаза, я бесстыдно извивалась под его ласками, совсем позабыв, что мы дома не одни. Он целовал меня — медленно, рястягивая удовольствие, и тут же отодвигался, если я старалась прижаться к нему, отвечая.

— Нет, я хочу видеть, — прошептал он мне на ухо, когда я притянула его за шею и попыталась снять с него футболку. Дыхание Акселя разбивалось о мою щеку тысячей мелких искорок, похожих на статическое электричество. — Когда я только встретил тебя там, в баре, я ни о чем не мог думать, кроме как о том, какое у тебя может быть выражение лица, когда ты кончаешь.

— Аксель, — захныкала я, умоляя. Мне нужно было больше. Я никогда такого не испытывала и думать ни о чем не могла. Его пальцы… Его пальцы были слишком близко и недостаточно близко. Слишком умелы и слишком нерасторопны. Он точно знал, что делает, но делал совсем не то, в чем я на самом деле нуждалась.

Я была уже на грани и совершенно истощена, заведена до предела, но даже скорая разрядка не смогла бы дать мне долгожданного удовлетворения. Аксель, кажется, наслаждался моей беспомощностью и своей властью надо мной. Приоткрывая глаза, я видела его лицо — он улыбался, глядя на меня.

— Давай же, — шептал он, находя мои губы и снова их теряя.

Издалека, как будто из параллельной вселенной, до меня донесся хлопок москитной сетки и стук трости.

— Он нас услышит…

— Он не услышит, даже если встанет за дверью, — шептал Аксель, наращивая вместе с этим темп. — Я хочу увидеть. Ну же.

— Я не…

Я, конечно, делала это в одиночестве, но в присутствии мужчины — никогда.

И тогда он наклонился ко мне и прошептал прямо в губы:

— Пожалуйста.

Да уж, не при таких обстоятельствах я рассчитывала это услышать, но слово оказалось поистине волшебным.

Моя рука накрыла его руку там, внизу, прижимая; поясница выгнулась, все тело запульсировало, забилось в агонии, и, может, мне показалось, из глаз брызнули слезы. Я застонала; Аксель, который словно только этого и ждал, накрыл мой рот свободной ладонью, и я вцепилась в нее зубами.