И что будет если я дам ему больше свободы в его действиях, как говорила Ангелина? Не представляю. Один раз ему давали шанс, он не справился. Повторять подобное абсолютно нет желания. Он ведь тут же что-нибудь натворит.

Эх, похоже училка права — я все еще отношусь к нему, как к маленькому. Он ведь мой единственный сын. Продолжение рода. До его рождения я даже представить не мог, что можно кого-то так сильно любить. И вот он из маленького комочка сформировался в почти взрослого мужчину. А я все еще боюсь что он как в детстве не устоит на ногах, упадет и поранится. Да, наверно, это ключевое. Не хочу чтобы ему было больно в принципе.

Блядь, да он же взрослый уже, в конце концов!

Переключаю воду на холодную и содрогаюсь от ледяных струй, бьющих мне в голову. Все тело моментально сводит судорогой, но я мужественно стою и стараюсь выдержать такую температуру. Прекрасно знаю, что организм скоро привыкнет к холоду. Ему только польза от этого будет. Постояв какое-то время под холодной водой, меняю ее на теплую. И так пять раз.

Контрастный душ очень бодрит, и голова магическим образом проходит. После душа иду прямиком на кухню. Завтрак сам себя не приготовит. Восемь яиц на сковородке нам на двоих с Михой должно хватить. Сначала жарю бекон, пока из него не вытапливается весь жир и он не становится твердым и хрустящим. Достаю его на отдельную тарелку, а в сковороду отправляю яйца, пускай шкварчат. Где-то еще завалялась банка белой фасоли. Отличный белковый завтрак получится. Лезу в нижний шкафчик, и среди многочисленных консерв нахожу нужную. Отлично!

Включаю кофемашину, наливаю себе кофе и через пять минут, сосредоточенно жую свой завтрак, оставив половину для Михи на сковородке. Из собственных мыслей меня выводит настойчивая трель дверного звонка. Кто-то отчаянно жмет на кнопку, периодически на мгновение отпуская палец, а потом надавливает с новой силой. Я устало прикрываю глаза, потому что так может звонить только один человек. Оставляю грязную тарелку на столе и неспеша иду к входной двери. Не глядя в глазок, распахиваю ее.

На пороге стоит жгучая шатенка, с густыми волосами ниже половины спины. Пухлые накаченные губы вызывающе накрашены ярко-красной помадой, и так гладкое лицо покрыто толстым слоем косметики, идеальные брови застыли выражая претензию уже с порога. Глаза скрыты огромными солнцезащитными очками, несмотря на хмурую питерскую погоду. Она одета в дорогой белый брючный костюм, черные туфли на шпильках, и белую шляпу с широкими полями и черным кантом у основания. Через плечо перекинута маленькая черная сумочка с логотипом дорогого известного бренда.

Я отмечаю про себя, что все эти вещи новые, возможно, только что купленные. И одеты специально для меня. Тоналка гораздо темнее ее естественного цвета кожи, похоже, что так она пыталась изобразить загар, которого нет на выглядывающих участках кожи на руках и около расстегнутой верхней пуговицы блузки.

Бывшая жена пытается произвести на меня впечатление своей успешностью

— Ты только встал что ли? — удивленно спрашивает Света и без спроса шагает в квартиру.

Она протискивается между моим плечом и косяком двери и проходит в кухонный коридор. Я слегка удивлен. Закрываю дверь и наблюдаю за тем как она делает уверенные шаги осматривая все вокруг.

— Проходи. Не стесняйся, — отрывисто произношу я, максимально укоряющим тоном.

— А чего стесняться? Семнадцать лет вместе жили, все уже видела.

Света останавливается на кухне, снимает очки и, морщась, осматривает обстановку. Ее взгляд останавливается на стоящих на столе грязной тарелке и кружке с крупинками кофе на дне, и губы тут же искривляются презрительной ухмылкой.

— Да-а-а, — протягивает она, — со мной ты так поздно не просыпался.

— С чего ты взяла, что я только встал?

— А чего ты в трусах тогда?

— Это мой дом. Могу ходить в чем захочу.

— Да и в целом порядка было больше, — она кивает головой на грязную посуду, явно торжествуя внутри от произнесенных слов.

— Если бы я нуждался в ежедневных моральных проповедях, я бы с тобой не разводился. Зачем пожаловала?

— Здесь живет мой сын, — пожимает плечами бывшая жена. — Не к тебе же я приехала. Где он?

— Спит, — коротко отвечаю я.

— Да уж, ну у вас и порядки в холостяцкой берлоге, — снова морщится Света.

— Холостяцкая берлога была у него, когда ты его бросила и умотала со своим хахалем в Испанию. У тебя должны были сохраниться фото, которые я тебе отправлял.

— Я их удалила нахер и забыла, как страшный сон, — фыркает Света. — А еще раз вздумаешь меня шантажировать…

— То что? — перебиваю я ее, вскинув бровь вверх.

— Не зарывайся, Йось! — она грозно машет пальцем. — И на тебя найдется управа. Не думай, что ты неприкасаемый в своем этом сраном ФСБ.

— Никогда так не считал.

— Да всегда! Всегда ты так считал и вел себя вечно именно так.

Я резко холодею внутри. Невидимая веревка сдавливает грудь и заставляет выпрямиться так, что со стороны кажется будто я проглотил длинный лом. В этот момент я абсолютно ничего не чувствую, эмоций нет от слова совсем. И цель передо мной, единственное на что направлено все мое внимание.

— Ой, вот только не надо этих своих взглядов, Михельсон, — Света корчит кислую мину и отворачивается. — Я с тобой семнадцать лет жила, они мне еще тогда перестали быть страшны, а теперь и подавно.

— Как там твой мелкий мошенник? Нашел лохов в Барселоне, — спрашиваю я, не мигая глядя на нее.

— Ты что его пробивал? — щурится Света.

— Естественно, — коротко киваю я. — С твоим хахалем общается мой сын.

— Хотя чего от тебя еще ожидать, — закатывает глаза Света. — Не трогай Севу. Он — честный бизнесмен. И в Барселоне подписал крупный контракт, между прочим. А потом еще один в Париже. Хоть мир с ним одним глазком посмотрела. А то с тобой одни только курорты Краснодарского края, да санатории в Ессентуках.

— Мы обсуждали это не раз, — говорю я, стиснув зубы. — У меня служба.

— Да-да, — машет рукой Света. — Ты родину защищаешь, весь такой благородный и святой. А я дрянная жена, которая знала за кого выходила, а потом слишком многого хотела. Действительно. Обсуждали уже. Только сейчас я тебя первый и последний раз предупреждаю — не лезь в мою жизнь! С кем я живу и куда езжу абсолютно тебя не касается.

— Еще как касается, когда эти кто-то пересекаются с моим единственным сыном.

— Еще раз тебе говорю, Сева — честный бизнесмен. И хороший человек, — не обращает внимания на мои слова Света. — Он прекрасно нашел общий язык с Мишей. В каких-то моментах, даже получше тебя. А ты? Наладил отношения с единственным сыном, после того как забрал его к себе? Лучше с ним стал общаться? Это же такая прекрасная идея была переводить мальчика в другую школу в последний учебный год.

— Все лучше, чем бросить его одного в этот самый последний учебный год, — холодно произношу я.

— Я в городе если ты не заметил!

— Сегодня уже второе сентября, — многозначительно говорю я.

— И что? Он взрослый самостоятельный мальчик. Уж как-то справился бы без мамки с папкой в первый учебный день, — парирует Света. — Своя головы должна быть на плечах.

— Справился, конечно, — усмехаюсь я. — Только подрался немного так, что меня в школу вызывали. А так все в порядке! Он взрослый и самостоятельный. Главное, что с головой на плечах.

— Знаешь что? — зло морщится Света. — А вот это уже твое воспитание! Ты его записывал на все эти секции с драками, ты учил бить первым. А теперь пожинаешь плоды и пытаешься еще меня виноватой сделать! Нет! Не получится у тебя. К тому же, если бы он остался в старой школе, никакой драки бы не было.

— Конечно не было бы, — фыркаю я. — Он бы просто не появился в этот день в школе и все. Мать-кукушка же устраивает личную жизнь. И мир смотрит, надев розовые очки.

— Да я их сняла, как только нас развели! — уже кричит Света, сжимая кулаки от злости. — В тот же день вздохнула полной грудью.