Эти дни, последние в горах, запомнились мне легкими и тяжелыми одновременно. Легкими потому, что перед нами забрезжил конец пути, и ожидание придавало нам сил. Тяжесть же проистекала из области предчувствий и снов. Явных причин беспокоиться не было, однако кожа моя гудела, точно натянутая на барабан, и часто-часто стучало сердце, опрокидывая по ночам меня в кошмары.

Я сделался болезненно внимателен, подмечая малейшие признаки надвигающейся беды: и то, как Ирга точно на подбор рассказывал легенды, оканчивающиеся столь любимой им кончиной неминучей, и то, как часто прикладывался к своей фляге Браго, как был он зол и невоздержан на язык. В пику приятелю и прежде немногословный Драко вовсе превратился в молчальника; когда же его спрашивали, он либо мычал, либо изъяснялся жестами. Похудевший и осунувшийся Ариовист пугающе походил на того паренька, которого мне пришлось хоронить однажды зимой. Я не верил, что Альхаг допустит, чтобы с принцем случилась беда, ведь в противном случае задуманное магом предприятие обречено на провал. Однако принц таял на глазах.

Поворот-месяц заковал небо в тяжелые свинцовые тучи. В расселинах свистели холодные бореи. Одинокие снежинки кружились в воздухе. Встречавшиеся нам деревья растеряли свой летний убор, лишь ели стояли при полном параде — мрачные, ощетинившиеся иглами.

Подъем на Крайний перевал мы преодолели легко. Ирга испросил дозволения поблагодарить Хозяина Перевала.

— Отдохнем, — распорядился Альхаг, кивая проводнику.

Принц тяжело опустился на поваленное дерево. Драко поддержал его высочество, сел рядом, заслоняя Ариовиста от ветра. Браго устроился на противоположном конце ствола и принялся начищать меч, мурлыча фривольный мотивчик. Альхаг отошел и разглядывал нечто в ведомых лишь ему далях. Сагитта стояла подле колдуна. Похоже, они разговаривали, хотя сколько ни напрягал я слух, мне не удалось уловить ни словечка.

Горец собирал валявшиеся на земле камни и укладывал их горкой друг на друга. Между камней он втыкал сухие ветки, а то и пучки травы. Основательностью и трудолюбием, с которыми выполнял Ирга этот немудреный труд, он напоминал вьющую гнездо птицу. От нечего делать я взялся помогать проводнику. Нарочно выискивал я камни потяжелее, надеясь утомить мышцы и за усталостью позабыть снедавшую меня тревогу. Наша пирамида росла на глазах.

— Эй, Ирга! — окликнул неугомонный Браго. — Ты бы уже закончил камни таскать, да молился быстрее. Страсть как хочется очутиться вблизи человеческого жилья.

— Так старый Ирга что делает? Вон, какую добрую молитву мы с доблестным господином Подменышем справили.

— Ты это так молишься что ли? — изумился Браго.

— Молюсь, как отцы и деды молились, — нимало не смутившись подтвердил горец.

Я огляделся по сторонам. На венчавшем перевал плато то тут, то там виднелись каменные холмики. Иные уже развалились, другие горделиво вздымались к небесам. По неведению я принимал их за обиталища неведомых горных зверушек.

— Ну, Подменыш, ты тоже теперь с Хозяевами накоротке! А коли такой доблестный господин о нас, сирых, просит…

Браго, а за ним следом и Драко расхохотались. Развеселилась Сагитта. Принц неуверенно дернул уголками губ, точно давно позабыл, каково это — смеяться, и теперь пробовал смех на вкус. Даже Альхаг не сдержал улыбки при взгляде на наше творчество. Мне ничего не оставалось, кроме как смеяться вместе со всеми.

Спуск с перевала оказался довольно крутым. Ирга вел нас сквозь заросли ежевики и дикого боярышника, березы, клены и ивы смыкались в живой тоннель над нашими головами. Мы держались за искривленные их стволы, чтобы легче было идти. Из земли поднимались поросшие мхом скалы, образуя самый настоящий лабиринт. Порой они подступали друг к другу вплотную, оставляя узкий проход, протиснуться которым мог лишь один человек. Ирга называл эти лазы воротами. Одни из таких ворот вывели нас на каменную террасу, откуда нашим взорам открылась долина внизу. По-осеннему бурая, с обнажившимися деревьями, она была далекой, но в прозрачном холодном воздухе различалась до малейших деталей. Долину заполняли люди. Отблески дневного света отражались от их мечей и копий, холодное сияние исходило от доспехов.

— Вот и пришла кончина неминучая, — заголосил горец.

— По наши души, — мрачно вторил ему Браго.

— Еще не поздно повернуть назад, — прошептала Сагитта.

А потом упало одно резкое и весомое слово:

— Нет.

На мгновение оно зависло в воздухе — такое плотное, что к нему можно было прикоснуться. Ошеломленные взгляды обратились к колдуну. Альхаг показался мне безумным. Остальные знали его лучше, и потому не спешили перечить. Маг будто стал выше ростом. Рука его легла на рукоять меча. Ветер коснулся одежд, подхватил волосы и зазвенел бубенцами. Маг начал говорить, тогда ветер утих, словно не был вовсе.

— Вы сделаете в точности так, как я сейчас скажу. По указанному мною знаку вы пойдете вперед. Только вперед. Не оглядываясь. Не дивясь ничему. Не возвращаясь, что бы ни произошло.

Как в крепости Ледяной скалы, вспомнил я. Он останется прикрывать нас. Потом я глянул вниз, и ничего не смог поделать с обуревавшими меня сомнениями. Тех людей, что окружили крепость у Ледяной скалы, можно было сосчитать, хотя это заняло бы немало времени. Можно было запомнить каждого, чтобы после тешить себя надеждами о мести. Здесь же собрался легион. Я не мог вообразить себе силу, способную стереть такое войско с лица земли. Сомнения отразились на моем лице. Альхаг заметил их.

— Подменыш, ответы ты носишь на поясе. Помни.

О, Создатель! До сего момента я так и не осмелился проверить содержимое своего кошелька, потому что тогда мне пришлось бы признать то, что я упорно хотел схоронить на дне своей памяти.

Даже во сне я не привык упускать выгоды. Подле самоцветного источника я поднял с земли горсть камней. И сожалея о том, что виденное мною было лишь сном, я жалел и об этих камнях тоже, ибо они могли обеспечить мне безбедную жизнь до самой старости. Только глубоко внутри тлело опасное знание, выпустив которое я становился чем-то большим, чем просто уличный вор, но вместе с тем переставал принадлежать самому себе.

— Помню, — кивнул я, подпуская запретное к горлу и выталкивая его на поверхность. — От врагов зримых и незримых, от недоброжелателей явных и сокрытых, от тех, кто творит, говорит или замышляет зло.

Я вынул из кошелька руку и разжал кулак. Камни были на месте: темно-красные гранаты, пламенеющие рубины, турмалины, вобравшие в себя все краски заката, яшма цвета обожженной глины, влажно блестящие гематиты. Я стал владельцем огромного состояния. Отчего же мне казалось, будто я сжимаю в горсти пригоршню крови?

— Подменыш, что ты бормочешь? — поинтересовался Браго и развернулся к колдуну. — Альхаг, проку от мальчишки в схватке все равно не будет. Так, может, бросим его? Он пронырлив, в одиночку авось и сумеет выбраться — расскажет о нашей жестокости, пустит слезу. А правдоподобья ради я ему глаз подобью.

Альхаг оглядел нас, удерживая взгляд на каждом.

— Магией клянусь, вы выберетесь вместе.

Мы продолжали спуск. Деревья и скалы смыкались сплошным частоколом. Неизменный спутник Альхага ветер сорвался с привязи, стремясь задержать нас. Он свистел, дул навстречу, призывая остановиться, подговаривал деревья и кустарники, которые тоже принимались мешать нам — сплетали свои ветви, цеплялись за одежду, швыряли сухие листья в лицо.

Так, в сопровождении ветра, добрались мы до долины, где последняя надежда уйти растаяла как дым. Я не раз видел, на что способен Альхаг, но возможности колдуна были не беспредельны. Похоже, тот, кто ждал нас, тоже видел лейб-мага в действии, потому и привел за собой целую армию. Воины стояли плотно, плечом к плечу. Все точно на подбор высокие, закованные в тесно прилегающие к телу доспехи с поясами, обернутыми вокруг талии. Островерхие шлемы венчались конскими хвостами, которые струились по ветру. Вместо знамен топорщился целый лес копий и пик.