Но вот снова прогремел тот же голос:
— Именем императора, отворите!
— Подлец! Вот чего ты ждал! — проскрежетала сквозь зубы куртизанка.
Прибежала служанка, еще более бледная, чем ее госпожа.
— Что делать, сударыня? — спросила она.
— Открывайте!
— А они...
— Я их предупрежу!
И она кинулась в коридор, который, по-видимому, вел к кухне и к комнатам прислуги.
В третий раз прозвучала традиционная фраза, и после пятисекундной тишины последовал приказ:
— Ломайте дверь!
— Не надо! — закричала служанка. — Открываем!
И она в самом деле открыла дверь.
На пороге стоял полицейский агент, с которым наш офицер беседовал на Иерусалимской улице. Его сопровождали комиссар полиции, три жандарма и слесарь.
Один из жандармов остался стоять на лестничной площадке.
Батай увидел, как тот наклонился и крикнул другому жандарму, по-видимому охранявшему дверь на улицу:
— Осторожно! Мы уже вошли!
— Наконец-то! — заметил Батай, обращаясь к полицейскому агенту. — Лучше поздно, чем никогда!
— Ну уж, — засмеялся тот, — я решил, что рядом с красивой женщиной вы не заснете раньше трех часов ночи, так что у меня в запасе оставался еще час.
В эту минуту на пороге комнаты показалась куртизанка. Она была бледна, но спокойна.
— Могу ли я узнать, господа, — произнесла она насмешливо, — чем я заслужила такую честь, как ваш визит?
— Сударыня, — ответил агент сыскной полиции, — мы пришли осведомиться у вас об этом господине. (Он показал на Батая.)
— Неужели вам вменяется в обязанность следить за нравственностью господ офицеров Великой армии?
— Нет, мы только обязаны следить, чтобы их не запирали в шкафы красного дерева.
— В шкафы красного дерева? — переспросила Евдоксия с изумлением, в котором слышался ужас.
— Да, в шкафы красного дерева, — подтвердил агент. — А у вас есть один такой в вашем будуаре, прелестная дама, и он настолько привлек внимание полиции, что мы решили посетить вас. Не будет ли вам угодно пройти вместе с нами открыть его?
И агент, служивший провожатым полицейскому комиссару, приблизился к будуару, все еще ярко освещенному, а затем направился прямо к шкафу.
Куртизанка, одеревенев от страха, шла за ними, словно ее подгоняла непреодолимая сила.
— Ключ? — спросил агент.
— Я не знаю, где он, — пролепетала Евдоксия.
— Даем вам минуту на то, чтобы вы вспомнили.
Именно в эту минуту молчания и ожидания, когда все, кроме часового на лестнице, находились в будуаре, раздался крик жандарма: «Ко мне!»
И тотчас же грянул выстрел.
Адъютант с саблей в руках кинулся в прихожую и увидел, как жандарм сражается с двумя незнакомцами.
Ударом клинка Батай рассек голову одному, острием проткнул насквозь другого.
— Черт возьми! Благодарю вас, жандарм! — воскликнул он. — До сих пор я играл довольно дурацкую роль, но с вашей помощью отыгрался!
— Что там такое? — крикнул жандарм, который стоял у двери, выходящей на улицу.
— Да ничего, пустяки! — ответил тот, что стоял на лестнице.
Куртизанка покрылась мертвенной бледностью.
Адъютант вошел в комнату и жестом предложил всем занять свои места.
— Все в порядке! — сказал он. — Можете продолжать.
— Итак, сударыня, — повторил полицейский агент, — где ключ?
— Я уже сказала вам, сударь, что не знаю, где он!
Именно такого ответа от нее и ждали.
Повернувшись к слесарю, агент позвал:
— Подойдите сюда, приятель!
Слесарь подошел.
— Откройте эту дверцу!
Слесарь одну за другой попробовал три отмычки, на третьей замок поддался и дверца открылась.
Труп, пронзенный тремя ударами ножа, с обнаженной грудью, со свешивающейся на нее головой, почти раздетый (на нем остались лишь панталоны тонкого сукна), висел, подвязанный под мышками, на вешалках — из тех, на каких в шкафу обычно хранят одежду.
Из этих трех ран и струилась кровь, по каплям вытекавшая из паза в шкафу.
Агент взял убитого за волосы и приподнял его голову.
Это был красивый юноша лет двадцати—двадцати двух; по его нежной коже и ухоженным волосам можно было понять, что он из хорошой семьи.
Госпожа Евдоксия де Сент-Эстев сочла за лучшее лишиться чувств.
— Вот что значит иметь слабые нервы, — заметил полицейский агент. — Жандарм, отнесите даму в ее комнату и следите за ней и за служанкой!
Жандарм, которому был отдан этот приказ, взял красавицу Евдоксию на руки и понес в ее комнату.
Служанка шла следом.
— Господин полковник! Вы знаете, что такое мышеловка? — спросил полицейский агент.
— Думаю, что это такое устройство, с помощью которого ловят мышей, — ответил адъютант.
— И убийц тоже.
— Убийц? — переспросил офицер. — Я полагаю, что ввиду их плачевного состояния нам нечего их опасаться.
— Разумеется, — сказал полицейский агент, — но ведь они могли быть не одни. Окажите нам честь, останьтесь с нами, и вы увидите, как это делается. Если только вы не предпочитаете отправиться спать.
— Спасибо, — ответил Батай, — спать мне не хочется.
— Ну что ж, не будем терять время! — заявил агент, после чего он обратился к представителю власти: — Господин комиссар полиции, если вы опасаетесь, что ваша жена испытывает беспокойство, можете возвратиться к себе; ваше присутствие уже не обязательно.
— Возможно и так, сударь, но мой долг велит мне остаться.
— Как вам будет угодно! Что касается вас, друг мой, — он обернулся к слесарю, — поскольку у нас нет дверей, которые нужно открыть...
— Другими словами, вы меня отсылаете? — заметил ученик святого Элуа.
— Нет, я только говорю, что мы можем обойтись без вас.
— А я предпочитаю остаться, — сказал слесарь, — таких мышеловок я никогда не видел, а это должно быть забавно!
— Хорошо, оставайтесь, только не бренчите вашими железками!
— Будьте покойны, — заверил слесарь, — я пошевелюсь не больше, чем моя наковальня!
— Что ж, будем ждать! — заключил агент.
Он свистнул особым образом, и жандарм, который стоял у двери, выходящей на улицу, поднялся в комнату.
— Выстрел пистолета был слышен на улице?
— Очень слабо, — ответил жандарм. — Во всяком случае, никаких последствий он не имел: улица осталась совершенно пустынной.
— Дверь на улицу закрыта?
— Да.
— А консьерж?
— Я приказал ему лечь в постель и не издавать ни единого звука. Он повиновался.
— Прекрасно! Устройтесь в его комнатушке и следите за тем, чтобы он открывал, если будут звонить или стучать в дверь.
— Иду!
Жандарм удалился. По мере того как он спускался по лестнице, шаги его доносились все глуше и глуше, потом стало слышно, как дважды скрипнула дверь в комнатке консьержа: сначала она открылась, а затем закрылась.
— А нам сейчас вот что нужно делать, — сказал агент. — Прежде всего закроем дверь на лестничную площадку, затем погасим все свечи, кроме моей восковой: ею будем довольствоваться до зари; впрочем, может быть, столько нам ждать и не придется. Вот так, все потушено, осталась только одна свеча, а от нее глаза болеть не будут. Теперь поставим по жандарму с каждой стороны двери, ведущей на лестничную площадку. Еще один жандарм нужен, чтобы открыть дверь. Если понадобится, я смогу говорить женским голосом. Итак, каждый на своем посту? — продолжал агент, видя, что жандармы заняли отведенные им места, а офицер, комиссар полиции и слесарь удобно расположились на стульях в столовой. — Осталось только мне занять свой!
И он устроился в столовой, у проема окна, выходящего на улицу.
— Теперь все молчат и без нужды никто не шевелится! — приказал он.
Все присутствующие были так захвачены предстоящими событиями, что ни у кого из них не возникло желания оспаривать распоряжения агента. Воцарилась такая тишина, что было слышно тиканье часов в столовой.
Пробило три часа.
В отдалении послышался стук колес фиакра.
— Возможно, это то, чего мы ждем, — заметил агент. — Внимание!