Вождя этой деревни звали Малу.

Помимо четких инструкций, офицер, отправленный на берег, получил ночные сигнальные фонари, с помощью которых он мог в темноте держать связь с судном.

На корабле половина солдат и экипажа должны были спать одетыми и при оружии, чтобы в случае необходимости немедленно прийти на выручку высадившемуся на берег отряду. Около одиннадцати часов вечера больные были без всяких происшествий доставлены на суда.

Всю ночь дикари бродили вокруг поста.

Их присутствие проявлялось только в завываниях, напоминавших вой диких зверей, но, поскольку в предыдущие ночи таких звуков не было, защитники поста сразу распознали голоса дикарей.

Однако в продолжение всей ночи часовые зорко глядели вокруг, перекликаясь друг с другом, и туземцы не посмели напасть на пост.

На следующий день, 14-го числа, лейтенант Крозе отправил на остров новый отряд и с ним двух офицеров.

Рассчитывая на продолжительность хороших отношений с туземцами, на обоих кораблях не запаслись ни водой, ни дровами.

Поскольку это были предметы первой необходимости, а достать их теперь на большой земле ввиду враждебного настроения туземцев было очень трудно, решили добыть их на острове — дров и воды было там в изобилии.

Вот почему туда отправился новый отряд с двумя офицерами.

Приказано же им было следующее: набрать дров и воды, не трогая туземцев, если они будут держаться спокойно, но при малейшем проявлении враждебности с их стороны соединенными силами двинуться на деревню, взять ее приступом, сжечь, истребить как можно больше дикарей, а оставшихся в живых загнать в море.

В течение утра все было относительно спокойно, но около полудня появились дикари с оружием в руках.

Приблизившись шагов на сто к посту, они стали угрожать морякам, явно стремясь вызвать их на бой.

Дикарей было человек триста, и, кроме Малу, с ними находилось еще пятеро других вождей.

Приказы лейтенанта Крозе были вполне определенны.

Кроме того, люди, ожесточенные из-за смерти капитана, не желали ничего иного, как схватиться с дикарями и отомстить за него и за его несчастных спутников.

Но вот барабанщик дал сигнал к бою и отряд направился прямо на туземцев, без выстрелов, с примкнутыми к ружьям штыками.

При виде этих тридцати человек, в боевом порядке двигавшихся на них, дикари стали отступать к деревне; здесь они остановились, полагая, что так им будет легко удержаться.

Французы преследовали их. Однако, не доходя на расстояние пистолетного выстрела до деревни, офицер отдал приказ остановиться, с тем чтобы у дикарей, пытающихся защититься, прибавилось самонадеянности.

Действительно, видя, что неприятель остановился, островитяне набрались храбрости.

Малу и другие вожди всеми силами старались ободрить их, и, если они не могли заставить туземцев броситься на врагов, им, видимо, удалось хотя бы заставить их мужественно защищать свои жилища.

Убедившись, что они напрасно ждут нападения, офицеры решили сами атаковать дикарей.

Они скомандовали открыть огонь, приказав лучше целиться; пятнадцать человек из первой шеренги выстрелили, причем так метко, что четырнадцать туземцев упали, и среди них Малу и пятеро других вождей.

При виде такого страшного опустошения в своих рядах, а также уверившись, что смерть, казалось, сознательно избирала среди них свои жертвы, островитяне изо всех сил бросились бежать из деревни к своим пирогам.

Солдаты преследовали их и, достигнув берега почти одновременно с ними, убили больше пятидесяти человек, а других опрокинули в море.

Оставшиеся — примерно человек двести тридцать — бежали на пирогах; но, убегая, они видели, как горит их деревня.

От первой до последней хижины все было предано огню, и солдаты покинули это место, только когда все было уничтожено пожаром.

В отряде лишь один человек был довольно тяжело ранен дротиком, вонзившимся ему в лицо, около глаза.

Теперь остров, очищенный от туземцев, был в полном распоряжении экипажа «Маскарена».

Французы воспользовались этим, чтобы снести кузницу, забрать железо, емкости для воды и полностью оставить пост.

После этого они возвратились на корабль.

Однако Крозе полагал, что необходимо еще усилить меры предосторожности.

Он отправил двадцать человек на тот же остров, чтобы срубить там все папоротники, поскольку их высота достигала шести футов и они вполне могли быть использованы для засады.

Затем он приказал зарыть убитых дикарей таким образом, чтобы одна рука выступала поверх земли, и тогда оставшиеся в живых, найдя тела своих соплеменников, смогут убедиться, что белые не людоеды, как они.

Накануне Крозе отдал приказ, который не мог быть исполнен.

Он велел захватить, если это будет возможным, пленных — несколько юношей или девушек из деревни Малу.

Но еще до нападения новозеландцы благоразумно отправили на большую землю жен и детей.

Тем не менее матросы и солдаты, которым лейтенант Крозе пообещал по пятьдесят пиастров за каждого пленного — мужчину или женщину, — взятого живым, пытались было связать и захватить с собой раненых, неспособных убежать.

Но и это оказалось невозможным.

Раненые кусались, как дикие звери, и, связанные, рвали веревки, как будто это были нити.

Поэтому французы убивали всех.

Однако на «Кастри», для ремонта которого в основном и велись работы в кедровом лесу, не было ни утлегаря, ни фок-мачты, и в таком виде, потеряв управление, он не мог отправляться в плавание.

На острове не было достаточно высоких деревьев, чтобы из них изготовить мачты. Рисковать же, пытаясь добыть их на большой земле, было невозможно.

Пришлось сделать составные мачты, из небольших кусков дерева, которые нашлись на корабле, и через две недели «Кастри» был более или менее оснащен.

Но больше всего потребовалось времени для того, чтобы сделать необходимые запасы воды и дров.

Для обоих кораблей нужны были семьсот бочек воды и семьдесят веревочных саженей дров, а так как для выполнения такой работы имелась только одна шлюпка, то на это ушел целый месяц.

Само собой разумеется, этот месяц не прошел без тревог.

Каждый день шлюпка с тридцатью матросами, назначенными на работы, отправлялась на берег.

На обратном пути она привозила то воду, то дрова, и каждый вечер солдаты и матросы возвращались ночевать на корабль, где круглые сутки дежурили караулы из четырех человек.

Однажды ночью дикари незаметно перебрались с большой земли на остров.

Как раз в этот вечер французы задержались на работах дольше обычного.

Незадолго до наступления ночи одному из часовых показалось, что к нему подходит кто-то из матросов со шлюпки.

Он подумал, что, может быть, это кто-нибудь из экипажа, спасшийся от общей резни, перебрался с большой земли на остров, пытаясь таким образом попасть на корабль.

Такое предположение казалось тем более вероятным, что человек этот прятался за каждой неровностью почвы, за каждым уступом скал, за каждым кустом.

Однако, когда он находился всего в каких-нибудь пятидесяти шагах от поста, часовой решил, что ничего не будет дурного, если он его окликнет, ведь спасшийся из экипажа Мариона не замедлит ответить.

Поэтому часовой крикнул: «Кто идет?» Но вместо того, чтобы ответить, человек, казалось, распластался между двух скал.

Минуту спустя он появился снова, отважившись на несколько новых движений.

Часовой тотчас же повторил свой вопрос, но человек и на этот раз замер.

Часовой крикнул третий раз и, не получив ответа, выстрелил.

Человек упал мертвым.

Тотчас же показался многочисленный отряд дикарей, потрясавших оружием и издававших громкие вопли: убитый, несомненно, был их проводником.

При звуке выстрела отряд мгновенно построился к бою. Обернувшись, часовой увидел его в двадцати шагах за своей спиной.

Французам было известно, как надо действовать с новозеландцами. Они бросились в атаку; туземцы обратились в бегство; их преследовали, не переставая стрелять, снова перебили больше полусотни человек и, как и в первый раз, прогнали дикарей с острова, куда те больше ступить не осмелились.