Главный урок той книги, которую мы пишем, заключается вовсе не в том, что из нее можно узнать что-то новое о географии, познакомиться с неведомыми странами и чужими обычаями; нет, в ней можно найти великую истину, осеняющую нас в минуты величайшей опасности: когда наступает час испытаний, человек обращается к Богу столь же неминуемо, как поворачивается к полюсу магнитная стрелка — та, что направляла теперь уже не существующий корабль.

Они оба стали молиться. Два одиноких человека посреди океана, не имеющие другой опоры, кроме обломков, настолько погрузились в смирение перед Создателем, что забыли обо всем, вплоть до опасности, от которой просили у Господа избавления.

Так продолжалось четверть часа.

Герман, более молодой, первым перестал молиться и поднял глаза к Небу.

Он закричал от радости.

При этом крике Бонтеку тоже вышел из состояния возвышенного восторга и огляделся кругом.

Всего в сотне туазов от них он увидел лодку и шлюпку.

Собравшись с силами и наполовину высунувшись из воды, Бонтеку крикнул:

— Спасите! Спасите капитана! Нас здесь двое!

Услышав этот крик, несколько матросов в шлюпке приподнялись, с удивлением переглядываясь, и в свою очередь закричали, поднимая руки к Небу:

— Господи! Возможно ли это! Капитан еще жив!

— Да, да, друзья мои! — ответил Бонтеку. — Сюда, сюда!

Матросы приблизились к обломкам. У Германа, увидевшего, что шлюпка идет в его сторону, не хватило терпения дождаться ее: он отпустил волнорез и поплыл к ней.

Через пять минут он уже был в шлюпке.

Но Бонтеку был так разбит, что не мог сделать того же.

— Друзья мои! — крикнул он. — Если вы хотите меня спасти, надо подойти ко мне, потому что я не могу плыть.

Но матросы колебались: море было покрыто обломками и какая-нибудь мачта, задев шлюпку или лодку, могла перевернуть их или пробить в них дыру.

Тогда трубач корабля, рискуя собой, взял лотлинь, бросился в море и передал конец снасти капитану; тот обвязался и, благодаря этой поддержке, смог добраться до шлюпки.

Там он нашел судового приказчика Рола, второго лоцмана Мейндера Кринса и человек тридцать матросов.

Все они с удивлением смотрели на капитана и Германа, не в силах поверить, что те остались живы.

Однако Бонтеку был в тяжелом состоянии: он жестоко страдал от ран на спине и голове.

Еще во время стоянки на острове Сент-Мари по его распоряжению на корме шлюпки было построено что-то вроде маленькой каюты, и теперь, прощаясь с жизнью и желая перейти из этого мира в другой с благочестием и сосредоточенностью, подобающими в смертный час, он попросил матросов перенести его туда.

Но, укладываясь там, он дал им еще один совет, считая его последним.

— Друзья мои, — сказал он, — если вы мне верите, останьтесь на эту ночь рядом с обломками. Завтра, при свете дня, вы сможете выловить какие-нибудь припасы и отыщете буссоль.

И в самом деле, они спасались с такой поспешностью, что едва прихватили с собой несколько бочек воды и несколько фунтов галет. Что касается буссоли, то лоцман, догадываясь о планах бегства команды, .вытащил ее из нактоуза.

Наступила ночь.

И тогда, вместо того чтобы последовать совету умирающего капитана, Рол велел взяться за весла и приказал грести.

— В какую сторону? — спросили матросы.

— Наугад! — ответил Рол. — Господь поведет нас.

И тотчас же обе лодки поплыли, держась достаточно близко между собой, чтобы в темноте не потерять друг друга из вида.

Наутро они были одинаково далеко и от земли и от обломков: насколько хватало глаз, ничего не было видно, кроме неба и воды. Тогда было решено проверить, жив ли еще Бонтеку: за всю эту ночь он ни разу не подавал признаков жизни, даже не стонал.

Он был жив и чувствовал себя немного лучше.

— О капитан! — сказал Рол. — Что с нами станет? Поблизости нет никакой земли и не видно никакого судна, а мы остались без еды, без карты и без буссоли.

— Это ваша вина, — ответил Бонтеку. — Почему вы не послушали меня вчера вечером? Почему не остались на всю эту ночь рядом с обломками? Пока я держался за грот-мачту, я заметил, что вокруг меня плавали куски свиного сала, сыры и всевозможная провизия. Сегодня утром вы подобрали бы все это и, по крайней мере, несколько дней не подвергались бы опасности голодной смерти.

— Мы были не правы, капитан, — произнес Рол. — Но простите нас: мы потеряли голову. Теперь мы умоляем вас сделать над собой усилие, выйти из каюты и попытаться править лодкой.

Бонтеку попробовал подняться, но сразу же упал опять.

— Вы сами видите, друзья мои, — сказал он, — что это невозможно: у меня так разбито все тело, что я не могу стоять, а тем более сидеть.

Однако матросы настаивали, и с их помощью Бонтеку смог выбраться на палубу и сесть.

Прежде всего он выяснил, сколько у них припасов и какие они.

Ему показали семь или восемь фунтов галет.

— Прекратите грести, — тотчас же приказал капитан.

— Почему?

— Потому что вы только напрасно станете расходовать силы, не имея возможности восстановить их.

— Значит, мы умрем, ничего не сделав, чтобы спасти себя от смерти? — в отчаянии спросили эти люди.

— Соберите все ваши рубашки и, сшив их между собой канатной пряжей, сделайте большой парус; из тех, что останутся лишними, смастерите шкоты и галсы. То, что я говорю о лодке, относится и к шлюпке. Когда появится возможность идти под парусом, мы будем меньше утомляться. К тому же нас тогда наверняка поведет Господь, и вполне вероятно, что, щадивший нас до сих пор, он до конца не оставит нас своей милостью.

Приказ был немедленно исполнен.

Пока люди работали над парусом, Бонтеку пересчитал их.

В шлюпке было сорок шесть человек, в лодке — двадцать шесть.

Однако пришло время позаботиться немного и о несчастном капитане, забывшем о собственных страданиях, пока он занимался спасением других.

В шлюпке оказалась подушка и синий защитный кожух; принимая во внимание исключительное положение капитала, их уступили ему; затем лекарь, к счастью оказавшийся среди тех, кто спасся, догадался наложить на его раны примочки из разжеванных галет, что принесло Бонтеку большое облегчение.

В течение всего первого дня, пока не были готовы паруса, они плыли, отдавшись на волю морской стихии.

К вечеру паруса были готовы.

Их прикрепили к реям и распустили.

Это было 20 ноября.

К счастью, в те времена дорогу в бескрайних просторах почти неизведанных морей еще находили, наблюдая за движением небесных тел.

Бонтеку превосходно знал время восхода и захода солнца.

И все же 21-го числа и в последующие дни, поскольку эти небесные ориентиры показались ему недостаточными, пришлось заняться изготовлением квадранта для измерения высоты небесных светил.

Корабельный плотник Теннис Сибрантс, имевший при себе циркуль и обладавший кое-какими познаниями относительно того, как должен быть размечен лимб, взялся за это трудное дело; наконец общими усилиями (одни помогали своими советами, другие — своим трудом) удалось смастерить квадрант, годный для использования.

Бонтеку вырезал на дощечке морскую карту и нанес на нее очертания островов Суматры и Явы, а также Зондского пролива, разделяющего их, и, так как непосредственно в день бедствия, проводя полуденные измерения, он определил, что судно находилось под пятидесятым градусом и тридцатой минутой южной широты, ему удалось с большей или меньшей точностью направиться теперь ко входу в пролив.

Земля, которую они увидят, если им выпадет это счастье, поможет им исправить ошибки, даже если они не смогут к ней пристать.

И в самом деле, в тех краях пока еще все было негостеприимным — и острова и материк.

Положение терпящих бедствие было ужасным: ночью ледяной воздух, днем — губительное солнце.

И при этом еды у них почти не было, кроме семи или восьми фунтов галет.