Гексахир постучал по одному из полипов:

— Авара, как обстановка?

— Я разделила свои силы, как ты просил. Салар и Пешиг тоже. Мы на позициях — готовы и ждем сигнала.

— Хорошо. Вы входите после нас. Проследите, чтобы путь домой остался цел. — Гексахир повернулся: — Ждешь не дождешься, Олеандр?

— Жду не дождусь чего?

— Развязки наших приключений, — ответил гемункул. — Через пару коротких мгновений мы расколем этот жалкий бастион и выковыряем его сладкий мозг. И тогда ты исцелишься от своего недуга, а я свершу свою месть. И снова в мире станет все хорошо.

— А потом?

Маска Гексахира скривилась в улыбке.

— Это уж тебе решать. — Он снова повернулся к голополипам. — Ага, первые укрепления скоро падут. — Он повел рукой, и один из полипов расцвел, выплюнув огромное изображение. Олеандр увидел стену, увидел, как мутанты и зверье опустошают магазины боеприпасов в наступающее чудовище. Они сражались с отчаянием — и, пожалуй, с некоторой долей мужества.

А потом мелькнуло что-то серое. Олеандр чуть не повалился, шагнув вперед непослушными ногами. Наверху стены возвышалась фигура в доспехах, руководя обороной.

— Арриан, — пробормотал он. С доспехов апотекария свисали знакомые черепа.

Конечно, это Арриан. Кого еще Фабий мог поставить охранять свой порог, если не самого своего верного пса? Лучи сверкающей энергии прожигали воздух вокруг старого товарища. Крылатые развалины, выпущенные из верхних этажей Башни, пронеслись над стеной, снося на лету головы мутантам. Он увидел, как Арриан сбил одного, и картинка сместилась и раздвинулась, фокусируясь на Пожирателе Миров.

Гексахир схватил Олеандра за плечи:

— Еще один друг? Печально, что тебе придется смотреть, как он умирает: Да еще так бесславно — даже не в поединке до смерти.

Башня не остановилась. Даже не замедлилась и едва ли заметила старания защитников. Когда она ударила в ворота, они просто перестали существовать, как и все, что на них было, а Башня, качнувшись, двинулась к узлу Паутины. Орудийные установки, встроенные в узел, открыли огонь, стволы раскалились добела. Башня наклонилась к узлу поближе, с нее соскочили дуги разрядов и ударили в перламутровую поверхность. Узел затрепетал, активируясь. Олеандр ощутил знакомое головокружение открывающихся ворот, а затем Башня начала протискиваться внутрь.

Гексахир раскатисто захохотал. Сверху посыпались искры. Полипы лопались от перегрузок перехода, само сооружение издало оглушительный стон. Олеандра сбило с ног. Все работающие дисплеи заполнило белое сияние, становясь все ярче и ярче, пока едва не ослепило его.

И тут они прошли.

Он услышал скрежет камней и треск древней кладки — оглушительные звуки чего-то более древнего, чем сам Империум Человечества, разрываемого на куски. Когда Башня выпрямилась, все вокруг тяжело содрогнулось. Внешний скелет затрещал, словно тающий лед, и Олеандр едва не подпрыгнул, когда зал резко сжался. Снова полетели искры, снова лопались полипы. Развалины заорали в панике, пытаясь потушить огонь, угрожавший поджечь трон Диомоны.

Гексахир не обратил на все это никакого внимания. Он схватил рифленую переговорную трубку и принялся выкрикивать указания. Поглощенный своим делом, он едва не пропустил, что к нему подкрадываются.

Это был не самый удачный момент, но сойдет. План еще не сложился даже наполовину — все больше какие-то порывы и стремления. Трепеща от напряжения, Олеандр замер. Готовый к броску. Чувствуя на себе взгляд. Диомона следила за ним. Подгоняла его.

Как только он прыгнул, Гексахир развернулся и схватил его за горло. Гемункул со смехом швырнул раба через весь зал.

— Нет, Олеандр. Что бы там клоун тебе ни наплела, эта конкретная драма закончится совсем не так. Держите его.

Пока он с трудом поднимался на ноги, к нему поспешили развалины, чтобы схватить и задержать. Однако ноги отказались поднимать такой вес. Он чуть не упал, и развалины принялись бить его стрекалами, окончательно лишая возможности подняться. Олеандр взвыл.

— Ты думал, я не догадаюсь? — Гексахир поднял глаза на Диомону: — Я, конечно, задираю нос, признаю, но не настолько. Кроме того, ты сработала очень небрежно. Я почти сразу понял, что ты ковырялась в шлеме. Но аплодирую твоей изобретательности. А то я уже начал отчаиваться в тебе, дражайшая Диомона.

Он опустил взгляд на Олеандра, и его плотская маска скривилась в ухмылке.

— Что же касается тебя… Попытаешься еще раз, и я велю сбросить тебя с Башни. Так, кстати, умер Солнечный Граф. Если тебе интересно. Господин Ножей приказал задушить его собственными кишками и скинуть с самой высокой башни.

— Я думал, тебе не нравятся истории, — выдохнул Олеандр сквозь корчи. Ощущение было такое, словно кожа пытается оторваться от мяса.

— Мне не нравится их читать, — ответил Гексахир.

Он потрепал Олеандра по голове.

— Я больше предпочитаю писать свои.

Беллеф надзирал за размещением последних заграждений, когда из врат Паутины появился настоящий левиафан. Он вышел на свет, словно подводная гора, всплывшая со дна морского. Он явился окутанный огнем и смертью, сопровождаемый вонью, сильнее которой Беллеф в жизни не обонял. Это была такая махина, что ретрансляторы сигналов, прикрепленные по сторонам узла, стесало начисто, а громадная арка треснула и посыпалась.

Мир словно замедлился. Время споткнулось. Вокс затрещал от вопросов и проклятий. Рабочие-мутанты бросились врассыпную, тщетно пытаясь отбежать как можно дальше от чудовища, вытаскивающего себя из ворот.

Беллеф застыл в благоговейном оцепенении, не в силах отвернуться. Мясистые щупальца шлепнулись вниз, пронзая пол и стены, закрепляя громаду, которая протискивалась в реальность. Из-под дряблых складок, усеивающих всю ее тушу, вырывались лучи разрушительной энергии, стирая с лица земли как оборонительные сооружения, так и тех, кто за ними прятался.

Зал портала содрогнулся, его стены пошли трещинами. Осколки битого камня размером с танк полетели вниз, круша незадачливых легионеров. А тварь все продолжала лезть. Червь, гора и крепость в одном лице. Ползучая злокачественная опухоль, равная любой богомашине. Глядя, как она выбирается, Беллеф едва не испугался.

Он никогда не видел ничего подобного даже в самых диких уголках Ока. Невозможное сооружение, какая-то органическая крепость. Но Двенадцатый все равно не побежал. Грохот их болтеров потонул в разразившейся какофонии. Всякие понятия об организованной обороне были отброшены — миллениал сражался с бешеной яростью загнанных в угол зверей.

Беллеф отступил назад, когда рухнула ближайшая колонна, подняв тучу пыли. Пол под ногами просел. Казалось, что весь дворец трещит по швам. Щупальце вонючей плоти пронзило завесу пыли, едва не сбив его с ног. Сигналы опасного сближения вспыхивали на дисплее быстрее, чем он успевал в них разобраться.

Каждое щупальце размером и длиной равнялось штурмовику и было усеяно чувствительными усиками. Когда они падали вниз, появлялись алые швы, и жилистая поверхность лопалась, с хлюпаньем разворачиваясь и открывая свету костяные клетки. Кости разлетались на куски, и громоздкие фигуры выбирались наружу и прыгали вниз. Когда первый урод неуклюже двинулся в его сторону, Беллеф вскинул болт-пистолет. Он выстрелил, но монстр едва запнулся. И с воем бросился вперед.

Беллеф попятился, спокойно опустошая боезапас в громадную тварь. Наконец та со стоном рухнула всего в нескольких сантиметрах от него, истекая радужным ихором. Пока оружие перезаряжалось, прицельный комплекс бешено метался по сторонам. Все больше и больше лопалось щупалец, извергая рабов-солдат Тринадцати Шрамов. Сперва десятками, потом сотнями.

Таких страшил Беллеф уже повидал. Он сражался с ними и раньше, хотя нечасто и довольно давно.

— Беллеф, всем частям отступить в преддверие! Повторяю: оторваться от противника и перегруппироваться!

Он отдал приказ без особой надежды, что его исполнят. Кто-то послушает, но большинство просто не обратят внимания, слишком поглощенные безумием битвы.