Фабий зачарованно уставился на создание. Требующееся для подобного изуверства творческое мастерство захватывало дух. Лишь гений смог бы так преобразить плоть воителя из Легионес Астартес. Он создавал подобных чудовищ в юности, превращая солдат в демонов, а потом гнал их в бой во имя своего легиона и магистра войны.

— Ты прекрасен, — пробормотал Фабий, уже готовясь отразить бросок зверя.

Чудовище прыгнуло на него с до боли знакомым воплем, и апотекарий встретил его ударом. Пытка столкнулась с ребрами, и он услышал, как трещат укрепленные кости. Удар отбросил существо, и оно с воем покатилось прочь. Фабий не дал ему времени прийти в себя. Он ударил вновь, пока зверь пытался встать. Пытка обрушилась на череп, смяв кости. В смятении уставившийся на него зверь заскулил, изо рта закапала кровавая слюна.

— Думаете, я не сражался с собой прежде? — спросил вслух Фабий. — Думаете, это первый раз, когда на меня напало взбунтовавшееся творение? — Он развел руки и обернулся, будто обращаясь к зрителям. — Я убил сотни несовершенных клонов. Меня не страшит собственное отражение, каким бы увечным оно ни было.

Тварь взревела и прыгнула, желая вцепиться в глотку. Фабий обернулся и сам схватил его за горло. Когти ударили по броне, раздирая ее, оставляя вмятины. Зверь был сильнее, чем выглядел, — но ведь и Фабий тоже. Старший апотекарий вонзил жезл в брюхо создания и дал волю осколку демона. Волны боли разошлись по существу, и оно содрогнулось, воя в предсмертной агонии.

Фабий ощутил прилив удовольствия — удовольствия демона, не своего — и повернул жезл в кишках твари. Дым повалил из челюстей, хватка ослабла. Он оттолкнул чудовище. Клон зашатался, закатив глаза, а затем медленно рухнул на спину.

Вспотевший Фабий опустил жезл. Скипетр извивался в его руках, будто змея, пытающаяся ужалить.

— Нет, — проворчал он. — Нет. Достаточно с тебя веселья.

Он огляделся, высматривая остальных ангелов, но увидел, что они с перерезанными глотками свисают с вокс-проводов, будто изломанные марионетки. Там же сидела и Мелюзина, легкая как птица, и руки ее были вымазаны в крови по локоть.

— Это то, что я должен был увидеть? — потребовал он ответа. — Ради этого ты являлась во сне моим творениям?

Она лишь улыбнулась и покачала головой, изображая шаловливого ребенка. Но затем улыбка поблекла, и она спрыгнула вниз. Фабий отступил от идущей к нему Мелюзины, с когтей которой капала кровь, оставляя позади следы.

— Это лишь начало, отец. Сумерки грядущей долгой ночи. Послание, написанное в крови старым союзником. — Когда Мелюзина остановилась, ее лицо было совсем близко. — Я могу тебе помочь.

— Ты уже говорила мне это.

— И тогда ты отказался. Как откажешься и сейчас.

Фабий протянул руку и нежно провел пальцами вдоль изгиба ее подбородка. Так похожего на его, но такого другого. И с каждым разом сходства становилось все меньше.

— Но ведь это говоришь не ты, дитя. На самом деле не ты. И я… Если я не могу быть уверен, что эти слова — твои, то как я могу принять поданную тобой отравленную чашу? — Апотекарий огляделся по сторонам. — Верни меня домой. Я должен совершить приготовления. Эта атака не останется безответной.

Она взяла его за руку и потерлась щекой об ладонь.

— Я люблю тебя, отец. И все, что я сделала, было ради этой любви.

— Я знаю, дочь. Я знаю.

Она посмотрела на него глазами всех цветов и одновременно ни одного.

— Тогда знай и это. Дважды ты отринул меня. Но в третий раз не отринешь. Не сможешь.

Фабий попытался вырваться, но Мелюзина удержала его — она оказалась куда сильнее.

— Ты не можешь идти вперед, — произнесла она голосом, осевшим до нечеловеческого рыка, — и вернуться назад не сможешь. Как бы ты ни вырывался, тебе не избежать колеи, уготованной тебе мною. Вскоре ты поймешь, что в ней — единственное убежище. И тогда мы снова будем вместе, отец. На вечность и на день.

Она подалась вперед, и Фабия омыла волна запаха, похожего на благовония, скрывающие гниль. Ее зубы выглядели как иглы, а лицо… теперь это было не лицо его дочери, но чего-то иного. Гораздо более древнего и голодного.

— Пока не выгорят звезды и не умолкнут боги.

Нападение произошло на закате.

Чорт сидел в лабораториуме, скрестив пальцы, и наблюдал за появившейся угрозой. В этом уголке сегментума нечасто появлялись налетчики-ксеносы, а уж тем более друкари. Гошен никто бы не назвал жемчужиной на небосводе: на планете практически не было ничего ценного.

Это был обычный феодальный мир, разделенный между множеством враждующих варваров-самодержцев и новорожденными республиками, всего лишь недавно освоившими черный порох. Впрочем, владел планетой не военный вождь и не губернатор, но Администратум, давно присвоивший изумрудные континентальные леса для своих бюрократических потребностей. Каждый цикл миллионы тонн древесины перерабатывались и вывозились с планеты для использования бесчисленными клерками, писцами, административными служащими и прочими бумагомарателями по всему сектору.

Громадные леса патрулировали скрытые камуфляжем боевые сервиторы, специально разработанные с целью вселять ужас в суеверных местных жителей и не давать им валить деревья, которым было предначертано стать документами Администратума.

Чорт прекрасно воспользовался этим для собственных целей. Благодаря простому подавителю сигналов, встроенному в доспехи, он всегда мог проскользнуть через патрульные сети, если хотел. За прошедшие годы он даже установил вокс — жучки и записывающие пиктеры на почти сотню сервиторов, отчего мог видеть и слышать все, что обнаруживали механические стражники.

Несколько веков назад после восхитительно скучного десятилетия Чорт смог составить подробную карту десятинных лесов с навигационной сетью, а также позаимствовал изрядное количество грузоподъемных сервиторов, предназначенных для рубки леса. С их помощью космодесантник построил сеть укрепленных туннелей, через которые мог совершенно незаметно пересекать весь главный континент и возвращаться в безопасность построенной в горах базы. Личный же лабораториум он возвел сам, своими руками, время от времени, впрочем, обращаясь за помощью к товарищам-апотекариям.

Благодаря системе туннелей Чорт легко мог проникнуть в основные городские центры, если их, конечно, можно было так назвать. Это были обнесенные каменными стенами поселения, где зачастую едва ли жил хотя бы миллион человек. Впрочем, небольшой выбор образцов был для Чорта приемлемой платой за уединенность.

Гошен был слишком незначительным, не важным никому, кроме Администратума, отчего являлся идеальным местом для работы космодесантника и бесполезной для налетчиков целью.

Однако все же друкари были здесь…

Чорт подался вперед, глядя, как фаланга узких антигравитационных барок пролетает над южными лесами, направляясь не к городам и не к скрытым станциям Администратума, а к его личному лабораториуму. Он постучал по встроенной в диагностический трон когитаторной консоли, включив гололитическую сеть, показывавшую его базу и окружающий регион. Замеченная им фаланга оказалась не единственной. Еще две схожих по размеру и построению приближались с запада и севера.

— Что же вам здесь понадобилось… — задумчиво пробормотал Чорт.

На миг он задумался — не бросить ли базу? Ему уже случалось так делать, ведь Чорт не мог ни призвать на помощь группировку, ни обратиться к союзникам. Ему больше по душе было одиночество, он предпочитал его всегда, даже когда был лишь соискателем. Это было одной из причин, по которым его призвали в Апотекарион.

Чорт окинул взглядом лабораториум. Помещение было весьма непритязательным. Вдоль дальней стены стояли биохранилища, содержащие ряд тщательно отобранных генетических образцов. Виднелись ряды костей, как целых, так и истолченных. Питательные растворы журчали и пузырились в перегонных кубах. Некоторые из растворов были основаны на дарах его наставника.