Мелюзина не ответила. Она пыталась выдержать многогранный взор князя демонов, но не могла. Запах, цвета… от всего этого у нее слезились глаза, а легкие обжигало. Мелюзина хотела потерять сознание, заснуть… может, даже погибнуть. Но вместо этого она продолжала стоять. И ждать.

— Я убил на Фессале своего брата, — тихо сказал Фулгрим. — Не того, которого больше всего любил или ненавидел. Того, о котором ничего не знал. До которого мне не было дела. — Он больше не глядел на нее. — И все же это бередит мою душу. Будто… что-то не так.

— Сожаление — часть страсти.

— Что ты сказала? — замер демон.

— Страсть приносит и удовлетворение, и сожаление, — ответила Мелюзина голосом, надтреснутым от страха и усталости. — И ты служишь страстям. Жаждам. Нужде и желаниям. — Она опустилась на колени, склонив голову. — Страстное желание привело меня сюда, владыка Фулгрим.

— И чего же может желать такая, как ты? Ты ведь даже не настоящее создание. Лишь генетический скребок, который мой блудный сын собрал в подобие существования. Ты — ожившая насмешка.

Слова уязвляли. Мелюзина чувствовала, как земля движется, пока Фулгрим полз вокруг. Он был тяжелее всего мира. Реальнее его. Она чувствовала его пальцы на тыльной стороне своей шеи и понимала, что он может убить ее, лишь слегка повернув запястье.

— Ты знаешь, что он сделал, твой отец? Отверг меня. Отверг. Трижды он отринул меня и трижды отвернулся от моих даров.

— Он упрям.

Фулгрим склонился ближе, и Мелюзину затошнило от смешавшихся запахов парфюма и змеиной чешуи.

— Он — глупец. Я бы возвысил его при моем дворе. Даровал ему то, что он забрал силой, и встал с ним плечом к плечу, когда враги пришли бы за его головой. Но он отвернулся от меня. От того, кто защитил его. И я все еще надеюсь его защитить, пусть и от него самого.

— Я тоже хочу защитить его. Поэтому я здесь.

Демон подался назад и окинул ее взглядом.

— Так чего же ты хочешь, дитя? — наконец спросил он. — Зачем ты здесь на самом деле?

— Я ищу благо, — сглотнула Мелюзина.

— И с чего бы мне его даровать? — Фулгрим выпрямился во весь рост.

— Потому что я приведу отца обратно к тебе.

— Зачем? — нахмурился примарх.

— Потому что иначе он погибнет. — Мелюзина решительно посмотрела на него.

Фулгрим вновь окинул ее взглядом, а потом медленно улыбнулся.

— О… мы ведь не можем этого позволить, не так ли?

Эмиль наблюдал за дремлющим божеством, гадая, какова на вкус его плоть. Он провел толстым пальцем по влаге, покрывавшей стеклянную поверхность геноцистерны, и посмотрел прямо на лицо спящего внутри создания. Оно выглядело как юный человек с худощавым лицом, слишком заостренным, чтобы быть привлекательным. Впрочем, Эмиль прекрасно понимал, что и сам никак не являлся образцом красоты.

Ведь он был настолько грузным, что напоминал слона. Со стороны Эмиль во всех отношениях выглядел как обычный зажравшийся аристократ, коих в господствующей в Галактике империи было как звезд на небе. Однако создатель позаботился о том, чтобы внешность Эмиля стала лишь убедительной маской, ведь под аккуратно наращенными слоями жира таились крепкие кости и грозные, генетически аугментированные мышцы.

Он переродился в баке, примерно таком же, как стоящий перед ним. Когда-то у него была другая жизнь, жизнь, полная лишений и тягот, но затем в день крови и огня пришел Благодетель, забравший Эмиля и остальных, дабы наделить силой. Он выбрал сотни людей — некоторые были еще младенцами-грудничками. Затем детей понесли на приземлившиеся корабли, пока их родители заходились воплями под разделочными ножами братьев Благодетеля. Эмиль уже не мог вспомнить ни голоса матери, ни ее прикосновения, но ему никогда не забыть довольного взгляда Благодетеля, наблюдавшего, как его новое творение выбирается из генобака, вереща и ничего не понимая. Он прекрасно запомнил и похвалу, услышанную, когда он задушил первого мутанта. А еще боль от ударов, понесенную в наказание за убийство сородича по стае.

Эмиль улыбнулся, вспоминая, и облизнул обрюзгшие губы. Он еще в ранние годы обнаружил, что наделен даром омофагического восприятия информации. Он в прямом смысле познавал мир через еду. Чем больше он поглощал, тем больше узнавал, а знание в свой черед разжигало его аппетит.

Изо рта закапала слюна, и Эмиль небрежно смахнул ее шейным платком. Конечно, он понимал, что его мысли таят в себе богохульство, ведь клон был под его ответственностью. Сам Благодетель вверил ему охрану геносхрона и всего, что в нем таилось. И потому он заставил себя отвести взгляд от безразличного клона и огляделся по сторонам.

Вдоль стен тянулись ряды полок с генетическими образцами и стояли подключенные к мощным генераторам цилиндры, где в безвременье покоились извлеченные органы и генетическое семя. Между аппаратами для испытания на прочность дрожали натянутые жилы из клонированной плоти, содранной с освежеванных костей, что перемалывались в пригодный для дальнейшего использования химический состав, в бурлящий, богатый кальцием раствор. Гудели производственные механизмы, в которых создавались искусственные элементы, необходимые для укрепления связок и иных боевых усовершенствований. И конечно, повсюду копошились скулящие пробирочники и следили, чтобы все составные элементы занимали нужное место. Они же закрепляли их на частично готовых каркасах-скелетах. Другие заботились о растущих в поддонах нейронных сетях, а третьи продолжали непрерывное программирование когитаторных систем, которые и обеспечивали работу всего схрона.

Во всех отношениях это место было пещерой с бесценными сокровищами, а Эмиль — оберегавшим ее покой драконом.

И в своем призвании он не был одинок. По всей Галактике обитали его братья и сестры, оставленные Благодетелем во время Его великого паломничества. Каждый из них оберегал подобные хранилища, разнящиеся по масштабу, но одинаково ценные и важные для величественного труда Благодетеля. И в каждом из них спал бог.

— Патер Мутатис, — прошептал Эмиль и почти невольно оглянулся на генобак и его содержимое. У Благодетеля было много тел, как юных, так и одряхлевших. Каждое являлось Им и каждое спало, пока воля Его не требовала их пробуждения. Во всех важных отношениях каждое из них являлось Благодетелем. Ведь разве не носили они Его лицо? И в чьи одеяния облачались, если не в Его?

Взгляд Эмиля метнулся к запечатанному хранилищу на дальнем конце схрона. Тому, которое мог открыть лишь тот, кто обладал биометрическими параметрами самого Благодетеля. Эмиль облизнулся и задумался, как уже делал не раз, сможет ли он открыть дверь, если вкусит плоти клона? Стоит ли это прегрешение скрытых там тайн?

Тихий звон подкожного вокс-импланта вырвал его из праздных раздумий.

— Ну что еще? — проворчал он, не в силах скрыть раздражения, и запечатал нишу с генобаком.

— Губернатор Варгас, они пробились сквозь орбитальную сеть обороны. Войдут в тропосферу через…

Эмиль скривился, отключив связь. В голосе вокс-оператора звучал страх. Впрочем, у него и правда были причины бояться. Обычный враг устрашился бы укреплений Белегаста. Об этом Эмиль позаботился лично, ведь именно он надзирал за постройкой и размещением орбитальных батарей, создав сеть, которая сдавила бы любого захватчика, заточив его в смертельной клетке из перекрестного лазерного огня и летящих торпед.

Он подошел к когитатору, оттолкнув работавшего там пробирочника, а затем его пальцы заплясали по клавишам. В воздухе появилась гололитическая сенсорная карта Белегаста-Примуса. Эмиль быстро пробежался взглядом по поступавшим донесениям и тут же раскусил замысел нападавших, ведь одним из поглощенных вместе с телами врага талантов его являлось стратегическое планирование. Похоже, неприятели сумели каким-то образом заглушить часть датчиков в сенсорной сети и тем самым пробить в обороне брешь, через которую хлынули внутрь, рассеиваясь над планетой. Уже на этом этапе было очевидно, что нет никаких признаков вторжения, всего лишь обычный налет. Ну что же, Белегасту уже случалось отражать набеги, и мир выстоит вновь. Эмиль активировал вокс-передатчик и подключился к командной частоте, заглушив все прочие голоса.