Первый удар разошелся вокруг, словно звон колокола. От второго песня споткнулась. Потребовалось еще четыре, чтобы заставить ее замолчать совсем и проломить ворота. Каждый удар встряхивал его самого, угрожая сломать руки и порвать мышцы. Ноги и спину пронзало болью до мозга костей, в голове словно бил молот.

На шестом ударе створки ворот распахнулись внутрь. Серебристые травы зашипели, словно приглашая внутрь, а длинные тени заброшенных жил-кварталов и мануфакторий перечеркнули путь. Перед ним простиралась широкая улица, уставленная по обочинам дымящимися жаровнями. Дорогу застилали клубы дыма от благовоний, смазывая очертания статуй и других, менее узнаваемых силуэтов вдалеке. Слегка задыхаясь от усилий, Фабий уставился на открывшийся вид:

— Это не сад.

Его замечание встретил зловещий хохот. Он летел со всех сторон, из разрушенных зданий и с арки ворот. Фабий повернулся, ища источник смеха.

— Что это? Еще один трюк?

— Нет, — ответил Квин, подойдя к Фабию. — Ты думал, врата не охраняют?

— Я не вижу никакой охраны, — возразил Фабий, и тут же в доспехах подсветился комплекс целеуказания.

Савона указала своей булавой:

— Я вижу. Гляди.

С противоположного конца проспекта показались долговязые лошадиные силуэты. Одни стояли на двух ногах, другие — на четырех. На каждом восседала тонкая нечеловеческая фигура. Глаза, похожие на тлеющие угольки, были устремлены на захватчиков. Затрубил рог, и всадники пришпорили своих скакунов.

— Не похоже на делегацию для торжественной встречи, — заметил Фабий.

— Ты же не думал, что нас пропустят только за улыбку и песню? — пророкотал Квин и вскинул топор. — Это хранители серебряных садов. Они вынимали души у людей и посильнее нас.

— Тогда хорошо, что я уже лишилась своей, — сказала Савона, бросаясь навстречу всадникам. С треском ожило силовое поле ее булавы.

— Глупая женщина, подожди! — взревел Квин. Он бросил яростный взгляд на Фабия: — Да с какими психами ты водишь компанию?

Фабий вытащил игольник.

— С такими, кто надолго может занять врага. — Он сосредоточился на рунах наведения, которые вспыхивали на дисплее. Игольник был заряжен экстрактом, выделенным из мозговых тканей психических нулей. Нерожденных такой состав жег, словно кислота, разъедая ложность их существования и обращая в ничто.

В мгновение ока демоны уже доскакали до них. Фабий обернулся, ища путь к отступлению, но увидел, что створки ворот закрылись, захлопнув ловушку. По эту сторону были хорошо видны стены, слишком высокие, чтобы их перелезть, не говоря уж о том, что сделаны они были из чего-то похожего на пульсирующие ленты плоти.

Фабий ругнулся и выстрелил, ссадив одну демонетку с лошади. Он увидел, как Савона сделала то же самое, вынеся другую тварь из седла ударом булавы. Нерожденная с воплем перекатилась и вскочила на ноги. Но Савона не дала ей возможности прийти в себя, вторым ударом размозжив белесый череп. Еще двое бросились к ней — она выхватила болт-пистолет из кобуры и, отстреливаясь, кинулась искать укрытие.

Квин рубанул зверя по шее, сбросив всадницу на землю. Фабий прострелил ей голову и с удовлетворением увидел, как токсины превращают вопящее существо в пылинки разноцветного пепла. Квин поймал поводья скакуна, потерявшего всадника, и обернулся.

— Давай, хватай коня и скачи! — Он сунул поводья Фабию в руку. — Мы задержим их здесь.

Фабий не стал спорить. Он легко вскочил в седло — помогли воспоминания из прошлой жизни. Резко развернув голову демонического скакуна, он дал ему шенкелей, заставляя пуститься галопом. Зверь протестующе взвизгнул, но сделал то, что от него требовалось.

Фабий прижался к колючей шее и рискнул оглянуться. Несколько всадниц бросили сражение и погнались за ним, выкрикивая игривые непристойности. Он вытащил игольник и выстрелил, позволив прицельному комплексу вести руку. Дротики попали в преследующих зверей, вызвав болезненный визг, и токсины, добытые из парий, развеяли самую их гипотетическую суть.

Скакун, казалось, сам понимал, куда надо бежать. Он мчался галопом по широким улицам, унося Фабия все глубже в город. Звуки битвы постепенно затихали вдали, проглоченные расстоянием.

Зверь взвизгнул, и Фабий от неожиданности резко натянул поводья. Худощавая фигура, окутанная дымом благовоний, стояла посреди улицы, выставив руку. Скакун вскинулся на дыбы, хватая воздух когтями, и Фабий поспешно соскочил на землю. Тварь прянула в сторону и умчалась, оставляя после себя отзвуки полных ужаса воплей. Фабий повернулся к фигуре. Затем снял шлем и тихо произнес:

— Мелюзина.

— Отец.

— Я думал, что это место скрыто от таких, как ты.

— Это ложь. Я не могла показать тебе дорогу. Ты должен был найти ее сам.

— Паломничество, — догадался Фабий. Он оглянулся по сторонам. Вокруг клубился дым от благовоний, так что разглядеть что-либо оказалось трудно. Пришлось надеть шлем обратно — и благовония оказались не более настоящими, чем все эти здания вокруг. Только воздух и тени. Адское наваждение, созданное злобным разумом. Как и то существо, что стояло перед ним.

Квин был прав. Это все-таки оказалась ловушка. Она не могла быть той, кем была. Теперь он это понял. Она была не более чем воспоминанием, обретшим тело благодаря его собственным желаниям. Пропавшая девочка, наконец-то найденная.

Мелюзина кивнула:

— Да. Паломничество. Чтобы показать свою любовь. Свою веру.

— Ни тем, ни другим я не обладаю в большом избытке. — Он огляделся. — А где остальные? Надеюсь, все еще среди живых?

— Твои рабы живы, Фабий. И не за них тебе следует бояться.

Он резко развернулся, Пытка взметнулась вверх, под огромный клинок, летящий вниз, словно нож гильотины. Фабий парировал удар и почувствовал, как в руке и груди что-то повернулось и лопнуло от его мощи. Хирургеон тревожно взвыл, отчаянно затарахтели химические насосы. Взметнулся второй клинок, и Фабий отскочил назад, едва избежав удара. За ним последовали третий и четвертый, в итоге вынудив его прижаться спиной к колонне.

Адреналиновые имплантаты выстрелили, наполняя ослабевшие конечности силой. Стимуляторные сердечники дали импульс, и мир вокруг стал тягучим, как патока. Фабий выхватил игольник из кобуры, перед глазами выскочил голографический прицел. Нападавший был быстрым — и массивным. Демон? Фабий выстрелил несколько раз, наполнив пространство между собой и врагом ядовитыми дротиками.

Сверкнуло золотое лезвие, рассекая дротики прямо в полете. Второй клинок метнулся вперед, и Фабий с отчаянной быстротой убрался с его пути. Лезвие расщепило колонну пополам. Фабий неловко укрылся за статуей, и в это время его противник, извиваясь, выскользнул на серебристую траву.

— Ты кто? — крикнул Фабий, перезаряжая игольник. — Что все это значит? Я пришел с миром!

Шелковистый смех заполнил поляну.

— Никогда еще здесь не звучало столь наглой лжи. Стыдно, Фабий. Ты прекрасно знаешь, что нет мира среди алчущих звезд. — Шурша чешуей, мимо упавшей колонны скользнула гигантская фигура, ведя клинками по камням. — Нет ни надежды, ни будущего, ни прошлого. Теперь все только алое.

— Я уже слышал эти слова прежде, — заметил Фабий, сжав Пытку покрепче. — На Гармонии. В своих лабораториях в Граде Песнопений. — Он облизнул губы, прислушиваясь.

Тишина.

Затем скрипнул камень. Фабий медленно поднял глаза. Улыбающееся лицо, обрамленное гривой серебристо-белых волос, смотрело на него сверху с ребяческой радостью.

— Привет, Фабий. Не виделись целую вечность, да?

— Отец, — рыкнул Фабий, оттолкнулся от статуи и развернулся, стреляя на ходу. Фулгрим соскочил с камня, слишком быстрый, чтобы уследить за ним. Пытка встретилась с золотым клинком, и демонический дух, заключенный в посох, завизжал, когда Фабия отбросило назад. Сервомоторы доспехов взвыли, пытаясь превозмочь противника.

— А ты быстрее, чем я помню, — заметил Фулгрим. — Наконец-то взялся улучшить себя? Или плеснул чутка внутрь для бодрости, а?