— Простите меня, Илья Александрович, Лидия Ивановна. Я не хотела портить праздничное настроение. В этот день, наверно, нам надо относиться друг к другу добрее, милосерднее. Извините и вы меня, Алёна.

Дальше говорить не могла, душили слезы. Тут заговорил Митя, добрый, милый, ее Митя. Заговорил — и все залюбовались им. Его голос был таким уместным в этот неприглядный момент, он звучал с таким несомненным благородством, что все готовы были слушать и слушать его.

— Знаете, друзья, я заметил за Катей такую черту… она совсем не умеет себя защитить. Если надо постоять за себя, она отступает… соглашается даже с теми, кто ее топчет… Зачем, Катя, ты так поступаешь?

Заговорил и Костя.

— Мы с Митей летом слышали разговор… Слышали бы и вы, как говорила с Катей моя бывшая жена Наташа, обвиняла ее… обижала… а Катя молчала. Только сказала, что Наташа не заслуживает меня…

Тут Алена вскочила — было видно, что оскорблена противоположным отношением мужчин к ней и к Кате. Родители Кости до этого молчали, но здесь стали сочувствовать Алёне.

— Алёна, вы успокойтесь, видите, никто не хочет вам зла, — говорила Лидия Ивановна. — Катя погорячилась.

Пока Алёна раздумывала, как поступить, Костя тоже встал и сказал:

— Алёна, если ты хочешь уйти, я тебя провожу. Катя, ты успокойся, тебе вредно волноваться.

Родители удивленно смотрели на него. Катя выглядела совсем расстроенной. А Митя незаметно сделал знак Косте, понятный только им обоим: пальцы его были сложены таким образом, что говорили: «Ты молодец!» Алёне пришлось подчиниться Косте.

Когда они ушли, оставшиеся две супружеские пары молчали недолго. Лидия Ивановна заговорила первой, чувствовалось, что она разгневана.

— Катя, вы разрушили очередную возможность устроить Косте свою судьбу.

Катя ужаснулась. Неужели она так виновата?! Что же она наделала!

Тут снова вступил в разговор Митя.

— Извините, Лидия Ивановна, а еще какую возможность Катя разрушила… до этой возможности? — Митя с иронией собрался выслушать Костину маму. Уж он-то хорошо знал своего друга. Если ничего не говорил ему об этой Алене, значит, всерьез не относился к ней. — О какой возможности, кроме этой, вы говорили? О Наташе? Да ну, вы серьезно? Она действительно не достойна вашего сына. Кого еще вы имели в виду?

— Митя, видите ли… Катя два раза сказала, что ни та, ни другая не достойна Кости. И тем самым, может быть, неосознанно… поступает… как собака на сене. Мне не достался, пусть не достанется никому.

Катя обомлела. И это говорит Лидия Ивановна? За что она так с ней?! И это был не конец ее обвинениям

— Катя, я относилась к вам хорошо из-за внука. А Костя — мой сын, единственный сын, за которого я готова… всякому, кто мешает ему… ставит ему палки в колеса… портит ему жизнь… дать отпор! У него было уже два брака, и оба неудачные. Теперь Алёна, без пяти минут невеста. И что?! Сколько еще должно продолжаться, Катя, ваше вмешательство в его судьбу?

— Как жалко, Лидия Ивановна, что Костя не слышит такую несправедливость! Такую чушь! Скажи, Катя, что она тебе недавно наговорила?

— Митя, это Кости не касалось. Я действительно поступила как эгоистка. Ну и что, что она похожа на Наташу? Мне надо было стерпеть…

— Все! Не могу больше слышать! Идем отсюда. Где Санька?

— Он спит. — Лидия Ивановна оперлась в бессилии на мужа.

— Ничего, спящим увезем. Собирайся!

Катя посмотрела на Лидию Ивановну, потом на Илью Александровича. Их недоброжелательное к ней отношение было очевидно. Испорченный праздник… испорченная судьба Кости. И во всем ее вина. Опустив голову, пошла вслед за мужем.

А дома ее ждал неприятный разговор с Митей.

— Ты должна рассказать, что она тебе наговорила, эта… слов нет, хочется выматериться! Ведь она заслуживала твоих слов, да?

— Митя, зачем тебе это? Только расстраиваться…

— Ну, да, ты расстроилась — ничего, а я расстроюсь — ой-ой-ой!

— Ладно… Она в основном говорила обо мне. И о тебе. О нас с тобой.

— Что?! И ты не хочешь говорить?

— Митя, тебе лучше не знать. — На вопрос «почему?» — только вздыхала. Ее самочувствие становилось все хуже и хуже. Как повторить, что было сказано злой женщиной? Нет, не буду, — решила она.

— Говори! Иначе я не знаю, что сделаю!..

Так что Кате долго продержаться не удалось. Подумала: «А, что будет — то будет! Ты сам напросился!»

— Митя, она сказала, что мы с тобой скоро разведемся. — Увидела изумление в его глазах. Надо же, еще удивляется!.. — Сказала, что у тебя есть пассия, она слышала, что ты скоро разведешься со мной.

Катя напугалась, когда увидела лицо Мити. Он замер, потрясенный. Тогда она заторопилась:

— Знаешь, это я уже слышала от Тамары. Это ее лексикон. Кто, кроме Тамары, знает, что ты встретился со своей первой любовью? Кто, кроме Тамары, мог проинформировать ее, вызвать, чтобы приехала в Москву? Говорила мне, что знает… что ты встречался с ней во время твоей командировки. Зачем Тамара рассказывает другим? Рассказала Наташе, теперь Алене…

— Замолчи! — хриплым голосом ответил Митя. Отвернулся. Затем его голос стал чужим, неприязненным. — При чем тут Тамара? Зачем надо наговаривать на нее? Не зря сестра тебя невзлюбила!

Катя подумала: «Нет, это слишком для одного дня! Сначала Алёна ей наговорила черт знает, что! Потом Лидия Ивановна обвинила ее, пусть и небезосновательно. А теперь Митя!..»

— Митя, кто тогда распространяет эти слухи?

— Прекрати! Ты ничего не знаешь!

— О чем ты? О том, что у тебя отношения с Милой? Я это знаю.

— Да, ты подозреваешь, ну, и продолжай… на здоровье!

— Митя, ты обещал ей развестись со мной, я слышала…

Митя повернулся и медленно подошел к ней. Близко-близко. Катя выдержала его взгляд, непривычно озлобленный.

— Да, я слышала твой ночной разговор с ней… Случайно.

— Что?! Ты подслушивала?

— Я же говорю… случайно.

— Еще что слышала?

— Что ты ее любишь, — тихо проговорила Катя и закрыла глаза. Невыносимо было видеть ненависть в Митиных глазах.

— Да, ты правильно сделала, что подслушивала. Теперь ты все знаешь. — Эти слова он выговорил негромко и так отчетливо, что ей захотелось заткнуть уши. — И что теперь будешь делать? Да ничего не будешь! Ты же согласишься и примешь это как данность. И правильно поступишь. Потому что знаешь: я и тебя люблю.

Эти слова Митя уже произнес более спокойно. Катя видела, как он отошел от нее. Отвернулся. Подошел к дивану, уселся. Потер виски, опершись локтями на колени. Все его движения говорили о том, что он задумался, что пытается осмыслить ситуацию. Сама она чувствовала полнейшее безразличие, ей не хотелось ни о чем думать. Какие-то мысли стучались в голове, но она отмахивалась от них. Не знала, сможет ли сдвинуться с места, где застыла в начале этого ужасного разговора. Попробовала двинуть ногой и пошатнулась. Сказала себе: «Спокойно, не показывай слабость, будь сильнее… Ты сможешь…»

Встретила внимательный взгляд Мити и отвернулась. Не было сил смотреть на него. Это был все тот же Митя. Зато она была другая: ей было все равно, как он относится теперь к ней. Все равно: добрый или злой, любящий или равнодушный. Это был не ее Митя. И больше никогда она не скажет: «Мой Митя».

Набравшись сил, она старательно двинулась к выходу из комнаты. Вставший с дивана Митя преградил ей дорогу.

— Отойди, пожалуйста.

Катин голос звучал устало, и Митя послушал ее. Она прошла в комнату сына, и осталась там, потом накормила его, усыпила и сама прилегла. Уснула и спала без сновидений.

Митя решил вернуться к себе. Пока ехал, прислушался к своим чувствам. Было очень жаль Катю. Вины он не чувствовал, но жалость к ней не оставляла его. Жалость… и еще удивление. Она всегда удивляла его. В этой безобразной сцене с ним она была на высоте. Смело шла навстречу беде, не закрывалась от нее. Приняла ее. Не стремилась разжалобить его или попросить о чем-нибудь. Как это сделали бы другие женщины. Например, Мила в этой ситуации, проявила бы чудеса женской хитрости. Обняла бы его…