Когда Катя оканчивала школу, в ее жизни произошло событие, которое могло бы стать крупным везением, но не стало. Наконец объявился ее отец (биологический, как она потом его называла). И это было вторым невезением в жизни, которое способствовало исчезновению ее детской веры в чудо, крушению ее тайной мечты. Первым невезением была болезнь мамы, когда в 12 лет Катя осталась сиротой и ее опекуном стала тетя, в семье которой она и жила. Семья, правда, была небольшая: тетя и ее дочь Марина, старше Кати на четыре года. Мама перед смертью как-то сказала о том, что она будет счастлива, что ее обязательно найдет отец. Найдет, когда узнает, что у него растет такая красивая дочка. И вот этот день настал, чтобы подтвердить не мамину правоту, а невезучесть ее дочери.

После школы Катя пошла в библиотеку, тогда как подруги-одноклассницы направились в ближайшую кафешку отметить день рождения одной из них и ее не звали — знали, что откажется. Ведь денег у нее никогда не было на такого рода предприятия, а вот в библиотеке спокойно без них можно было обойтись и даже попользоваться компьютером.

Если бы она знала, что надо бы бежать со всех ног домой, то все сложилось бы по-другому. Надо было ее мамочке оттуда, с небес, подсказать ей, поторопить, но Катя все равно не услышала бы. Она к этому возрасту уже поняла: надо для счастья в жизни иметь сверхчутье, которое делает людей удачливыми, а к ним она не относилась.

Привычно ноги несли по знакомому маршруту, шла и вдыхала воздух городской улицы, смотрела на свежую зелень деревьев и думала, что заканчивается ее семнадцатая весна и скоро экзамены. Они ее не страшили, потому что всегда была готова к неожиданным вопросам учителей, для чего использовала свободное время в любимой библиотеке. План был привычный, сложился в голове: чтобы завтрашние уроки не были скучными, почитать дополнительно о нынешних темах и предстоящих тоже. И, конечно, по английскому языку и другим предметам школьной программы. Так было интереснее жить. И еще хотелось прочесть, что пишут в новых журналах о современных писателях и книгах, о кинофильмах и спектаклях, которые она практически не видела, но хотела бы обязательно посмотреть. А домой идти не хотелось, ведь так можно было сократить не очень интересное общение с родными.

Взгляды прохожих ее не задевали, почему-то всегда они разглядывали не ее лицо, не аккуратную косу из-под старенькой беретки, а потертые туфли, джинсовую юбку, не первой свежести светло-коричневую куртку. Да, встречают всегда по одёжке — эту истину она знала с детства. Когда-то вся принадлежащая ей теперь одежда и обувь были очень даже ничего на Маринке, да и сейчас вполне носибельны, даже добротны, ведь тетя всегда старалась одевать дочь согласно ее запросам. Вот была бы мама жива… Стоп! — привычно сказала себе Катя и открыла дверь библиотеки.

Эх, Катя-Катерина!.. Где была твоя интуиция!? Когда же под вечер она открыла дверь квартиры, то сразу поняла, что ее ждет нечто особенное. На вешалке висел мужской плащ — и это обстоятельство в доме, где жили одни женщины, было очень даже непривычно. Голоса раздавались из кухни, один явно принадлежал мужчине.

Катя сразу узнала его — уж очень часто рассматривала мамину фотографию, где она была запечатлена не одна. И этот человек на фото был гораздо моложе, но и в нынешнем возрасте он был так же хорош: темные слегка вьющиеся волосы (такие же, как у нее), приятный взгляд карих глаз (почти ее собственных), выглядит высоким, статным сорокалетним мужчиной — такой тип всегда вызывает явный интерес у женщин. Сердце остановилось. Мамино предсказание начинало сбываться.

Следующая мысль была: почему же он смотрит на нее как-то нерадостно, не просто строго, а как-то осуждающе. Тетя ее представляла очень уж весело — и это тоже как-то задевало, потому что совсем не походило на ее угрюмые повадки. Все потом произошло очень быстро, да так, что вспоминалось потом смутно, помнилось только, что встреча совсем не задалась. Когда за ним закрылась дверь, была мысль догнать, договорить, объяснить, что так ждала этого мгновения, а оно оказалось не таким, каким виделось в ее мечтах. Только потом Катя поняла, что тетя использовала эту встречу в своих интересах, вернее, ею управлял мотив очень знакомый: не племянница-обуза должна быть красивой, умной, и, не дай бог, счастливой, а ее дражайшая дочка. Маринкин отец после давнего развода не интересовался дочерью и был холоден в общении и с ней, и с тетей — и вслед за ними Катя в этот день тоже пережила нечто подобное, и пережила как крушение мечты.

Катя только догадывалась, как ее охарактеризовала единственная родная душа (если не считать сестры, которой она, Катя, всегда была безразлична) другому единственному родному человеку. С этого времени он стал просто ее биологическим отцом, которого интересовало, как оказалось, одно: хотел посетить могилу Катиной мамы, а про то, что у него есть дочь, даже не подозревал. Договорились, что он позвонит по домашнему телефону и они вместе съездят на кладбище. Катя не дождалась звонка — телефон вскоре был ликвидирован, о чем тетя в последнее время часто говорила и планировала сделать, потому что платить за него уже не было смысла, если у всех были мобильные.

Это огромное невезение, думала Катя, но ведь если бы Веденеев Дмитрий Алексеевич хотел познакомиться с ней поближе, он мог бы это всегда сделать. Но не сделал. А ведь она была Екатерина Дмитриевна Веденеева. Тетя объяснила, что у него семья, жена, свои дети, и она ему будет только помехой («на хрен ты ему нужна»). Катя решила больше не ждать чуда. Вот если бы она первой встретила отца… Стоп! — об этом не надо думать и жалеть. Ведь должно же когда-нибудь повезти… А когда? — задумалась Катя. Если она будет терпеливой? Или если будет готова к тому, что называют настоящим везением в судьбе? И решила: не думать об этом слишком много. Просто надо идти к своей цели. А она, цель, у нее была: выучиться на журналиста и писать о хороших книжках или фильмах, а еще лучше — о театральных спектаклях.

Не забыть ей тех мгновений в ее, в общем-то, короткой жизни, когда в зрительном зале, причем любом — маленьком, школьном или большом зале настоящего театра, где она была еще в детстве с мамой, и позже, вместе с классом — открывался занавес и начиналось чудесное действие. Как она всегда волновалась перед открытием занавеса! Как ждала этого мгновения, чтобы сопереживать всему, что виделось, слышалось со сцены! Еще долго потом в памяти вспоминались магические мгновения, звучали голоса живых актеров, живое женское или мужское пение. Это было так не похоже на то, что совершалось в темном зале кинотеатра или на экране домашнего телевизора.

Полтора года назад она испытала настоящее потрясение — оно было подарено учительницей литературы, сводившей их класс на постановку только что изученного произведения школьной программы. Оглушенная, она стояла в вестибюле театра, и там, у стены, среди шума и людских передвижений пыталась осмыслить только что пережитое потрясение, тупо высматривала одноклассников в толпе у гардероба. А рядом, чуть позади нее, два мужских голоса вели разговор о только что закончившемся спектакле. Ей даже не надо было прислушиваться — диалог этот она хорошо слышала и запомнила почти весь, и он доносился как будто из другого мира, неведомого и незнакомого.

— Надо бы нашим спутницам получить пальто, ведь прибудут сейчас из женской комнаты — а мы с тобой даже не пытаемся им услужить…

— Да какая разница, когда получить — пусть толпа схлынет. Лучше скажи, ты ведь профи, зачем нас притащил именно на этот спектакль. Не лучше ли было сходить какой-нибудь новый фильм посмотреть, чем эти три часа терпеть то, о чем уже знаешь из книги.

— Ты меня не провоцируй, я видел, как ты смотрел, как внимательно слушал. А я второй раз смотрю — и совсем по-другому, по-новому воспринимал это зрелище… ведь правда, это зрелище, которое так необходимо было человеку во все времена?.. Покуда существует театр. Ты заметил, когда наконец уходило то, что было тебе знакомо, и начиналась что-то иное… какая-то магия. Помнишь, как наступила тишина и как вдруг мужчина сказал очень личное, интимное — и у тебя похолодело все внутри…