Литмир - Электронная Библиотека

Наступило молчание. Потом Митя заговорил тише, в голосе послышались ласковые ноты. Еще через несколько минут даже засмеялся. Катя тихо вернулась в кровать. На душе было скверно.

Следующий день начался поздно, завтрак превратился в обеденное застолье. Когда Катя попросила Митю поехать домой, увидела, что ему еще хотелось остаться с родными. Предложил отвезти ее с сыном и вернуться, сославшись на то, что хочет побыть с родителями после долгой поездки. Когда вышли из машины перед Катиным домом, передал ей свертки с подарками и поцеловал в грустные глаза. Шепнул: «Скоро приеду, жди».

И тут раздался веселый голос:

— Какие нежности! — Высоко поднимая Санечку вверх, рядом стоял Костя. — Вы что — прощаетесь? Митя, ты куда-то собрался?

Катя удивилась, было странно видеть здесь Костю. Ведь он практически не бывал у нее, не поднимался в квартиру, когда привозил Лидию Ивановну одну или с Санечкой или когда забирал ее домой. А сейчас еще более неуместным было его нахождение во дворе ее дома. А он, радуясь сыну, объяснил:

— Так захотелось его увидеть! Есть поверье: как начнется новый год — так и продолжится!

Митя объяснил, почему уезжает. Друзья с радостью крепко пожали друг другу руки.

Сидя в машине, Митя наблюдал, как троица шла к подъезду и выглядела дружной молодой семьей. Сложные чувства владели им: и ревность была наполовину с любовью к Кате, и зависть к другу, что все у него ясно в жизни. Собственная раздвоенность приносила беспокойство и тревогу, и это было так незнакомо, так непривычно. Позавидовал самому себе прежнему, когда оставался невозмутимым во взаимоотношениях с женщинами, когда мог удивляться страданиям друга из-за мук совести. Как было просто жить, любить одну-единственную, Катю! Ах, Мила, Мила, зачем ты снова появилась в моей жизни!? Но отбери сейчас у него мысли и мечты, связанные с возобновлением его чувства к ней, он ни за что не согласился бы.

Глава 34

Катя с облегчением думала, что она не одинока, оказавшись дома. В одиночестве ей было плохо от грустных мыслей, от воспоминания о Митином разговоре по телефону. Костя укладывал в кровать сына, уже по возвращении не раз зевавшего и тершего глазки. Для мальчика не было разницы, что был особенный день, потому что проснулся как всегда, гораздо раньше взрослых, и теперь сладко засыпал дневным сном. Катя постояла вместе с Костей у кроватки сына и подумала, что они с Костей все-таки, благодаря ему, какие-никакие родственники.

Попросила его не уходить сразу. Прошли в комнату. Костя, озираясь, увидел, что ничего не изменилось из обстановки. А ведь Катя собиралась и здесь, и в кухне что-нибудь изменить. Да, с ребенком и с работой времени не было у нее. Нужны были мужские руки к тому же… А Митя мог только нанять работников. Да и жили то здесь, то у него, как он знал.

Подумывал сесть на стул, но почему-то присел на диван рядом с Катей, отодвинув в сторону мягкую игрушку. Спросил ее:

— Ты что-то выглядишь усталой. Почему такая бледная?

Увидев Катину улыбку, успокоился. Взял игрушку в руки, ждал, когда Катя заговорит, хотел узнать, почему попросила его остаться. Она заговорила о другом.

— У тебя, Костя, есть девушка? Лидия Ивановна говорила, что есть. Твоя коллега, вместе работаете. Есть серьезные планы?

— Тебе интересно? — Костя удивился вопросу. Подумал, нужно ли откровенничать. Решил, что вопрос был задан ради начала разговора, поэтому отвечал скупо и нехотя. — Есть. Работаем вместе. Встречаемся, планов пока нет.

— Наверно, после Наташи будешь осторожничать.

— Дело не в этом. И хотя родители волнуются и торопят меня, я как-то спокоен на этот счет. Согласен с Митей — надо быть фаталистом, подчиняться течению событий, а не торопить их.

— Да, Митя — большой фаталист… — Испугалась, что Митя будет искать подтекст, недоговоренность в ее фразе. — Плыть по течению, довериться судьбе, наверно, нормально. Но правильно и то, что мужчине нужно быть решительнее… Так природой заведено. Женщина — зависимое существо.

— Катя, ты хочешь, чтобы я женился? На это есть Лидия Ивановна, достаточно ее забот.

— Как и ей, мне хочется видеть тебя счастливым.

— А я разве не счастлив? С недавних пор вдруг понял, что мне стало спокойно, комфортно жить. Все мои близкие здоровы, я перестал считать себя… — Стал подбирать слово. — Недоноском.

Оба засмеялись. Кате стало хорошо от разговора. Захотелось вспомнить время, когда ей было так же хорошо говорить и с Митей — о чем угодно, не раздумывая, говорить, что хочешь, устраивать веселые перепалки. С Костей было по-другому — говорил всегда серьезно, даже когда шутил. В отношениях с ней всегда хотел показать, что в его словах есть нечто большее, чем то, что было сказано. Да, это было так давно.

— Костя, рада, что ты стал походить на себя прежнего. Перестал быть напряженным, встревоженным. Хотя я мало знаю тебя, каким ты стал… когда забыл меня.

— А каким я был — когда помнил?

Катя загляделась в его темно-карие умные глаза. В них не было того равнодушия к ней, которое так угнетало. Пробивающаяся щетина на щеках и подбородке не портила, а придавала ему мужественности. И было в нем что-то такое, что ей всегда нравилось в мужчинах. Вернее, нравилось, потому что напоминало о ее Косте.

— Ты был серьезным, спокойным, но иногда твой взгляд был слегка насмешливым. В первое время, когда мы познакомились… А когда немного узнали друг друга, никакой усмешки уже не было. Ты был очень серьезен. Я ведь могла судить по себе — как ты ко мне относился. Внимательно, бережно. Потом увидела, как ты относишься к родителям. Мне все нравилось в тебе.

Катя вдруг поняла, что если пойдет и дальше такими темпами в этом разговоре, то будет жалеть, что он состоялся. Замолчала. Зато Косте захотелось, чтобы она продолжала. Одно дело — то, что ему рассказывал Митя, совсем другое — Катя. А ведь до этого не было даже ничего похожего, чтобы она захотела с ним разговаривать. Кроме, конечно, незабываемого момента, когда она могла умереть, когда он чудом удержал ее, не позволил уйти, уговаривая, обманывая, что все помнит, что любит…

— Почему ты не продолжаешь?

— Я могу продолжить. Что ты хочешь услышать?

— Мне говорили, что я любил тебя. — Он не мог больше говорить. В горле встал ком, и он замолчал. Только увидел, как у Кати задрожали руки, и она с силой сжала их и как-то беспомощно старалась сдержать дрожь. Пока не приложила ладони к лицу, закрыв рот. Вздохнула и заговорила очень просто, простыми словами, видимо, потому, что хотела успокоиться:

— Знаешь, когда ты в первый раз заметил меня? В больнице после аварии. Когда стакан, который ты бросил в посетителя, попал в меня — вот сюда, — Катя показала, куда, — я упала, с такой силой он летел, но больше от неожиданности. Ты испугался, я знаю, хотя не видела твоего лица. Да оно и так было закрыто бинтами вокруг головы. А потом спросил, не болит ли рука. Из противного больного превратился в доброго, понимающего мужчину. Очень страдал тогда от болей… И от испуга, что чуть не убил меня… С этого момента твои глаза при взгляде на меня стали теплыми, а потом такими необыкновенными, любящими. Ты всякий раз волновался, будто перед тобой была не простая санитарка, недавняя школьница, а прекрасная незнакомка.

— Я в тебя влюбился, потому что пожалел тебя? — Костя старался делать вид, что не придает их разговору важного значения.

— Да нет. Мне все время казалось, что ты увидел во мне не меня, а ту, кого потерял и долго искал. И задавался вопросом: так это она или не она? Навоображал себе, наверно…

— Как ты хорошо рассказываешь… Митя говорил, что мы тебя видели до этого и не сразу узнали.

— И я тоже не сразу поняла. Только увидев вас вдвоем, когда вы меня разглядывали, я тоже вспомнила… тот момент.

— Значит, это судьба столкнула нас, тебя и меня?

— Может быть. Но было еще что-то, кроме судьбы.

— Что же? Что это могло быть?

39
{"b":"811770","o":1}